Волчок - Михаил Ефимович Нисенбаум

спускался в метро, навстречу по эскалатору поднимались две девочки, которые что-то весело выкрикивали. Они кривлялись, пританцовывали, явно адресуясь к публике, которой не было, если не считать меня. Когда мы поравнялись, я расслышал слова, которые девочки выкрикивали хором: «Зига – ой! Зага – ой! Зига-зага, зига-зага, ой-ой-ой!» Видимо, это были болельщицы или подружки болельщиков. Лет по четырнадцать, хорошенькие, румяные, звонкоголосые. Почему-то вспомнилась фотография, на которой милый малыш одет в форму гестаповцев – в фуражечке, с красной повязкой на рукаве (свастика посередине). Уже войдя в полупустой вагон, я слышал, как заевшую пластинку, девичьи голоса, со смехом повторяющие «Зига-зага, зига-зага».

На другой день разговор с Эмпатико был отложен: Вадим с Варварой и Андреем поехали в Ассизи к кузнецу, который должен был ковать спинки гостевых кроватей. Об этом мне сказала Алена. Я не стал спрашивать о Варе, но напряженно ждал, что во время разговора администратор проговорится и случайно выдаст хоть какие-нибудь сведения. Но Алена отвечала только на прямые вопросы, приветливо и коротко.

Крэм позвонил уже к вечеру. Чувствовалось, что он обеспокоен.

– Михаил, я стараюсь обходиться с Варварой бесконечно бережно. Иду на поводу, выполняю малейшие капризы, часто абсолютно вздорные. Ну вот, пожалуйте: купили дорогущую краску для стен, сорок литров, начали красить, а она отваливается лоскутами. Видите ли, главный художник не удосужился прочесть инструкцию.

– Наверное, там было по-итальянски…

– И что теперь? Потеряны деньги. Хуже того, потеряно время. Сейчас надо отдирать уже нанесенное, ехать за новой краской. Нельзя же так, ей-богу!

Я возражал с одушевлением, мол, и у нас с вами случаются ошибки, наверстает – Варвара мастер ускорения в авральном режиме. Говоря это, я упивался уже одним тем, что вслух беседую с кем-то о моей возлюбленной, которая отказывается разговаривать со мной.

– Михаил, мы тут все уже дымимся. Ладно, давайте о наших делах.

Насчет Бастинды и прочих смешных персонажей, говорю. Неужели вы не понимаете, что всякие мухи-цокотухи обрекают ваш труд на несерьезное отношение?

– Муха-цокотуха? Спасибо за подсказку. Превосходная метафора!

Шутил он или говорил от души?

– Идеальная модель женской виктимности, – продолжал профессор. – Домовитая, услужливая, предлагающая себя. Женщина между двух мужчин: тиран со связями и молодой пассионарий, от которого муха хочет детей.

– Какие дети у мухи и комара?

– Не надо все понимать буквально.

К своему ужасу я вдруг понял, что Вадим Маркович – типичный паук со связями, уловивший муху-Варвару. А я кто? Сбежавший комар?

– Вадим, ваши клиенты – не дошкольники. Оценят ли они, что вы тащите их в песочницу?

– Вы ошибаетесь, Михаил. Про кентавров эти люди то ли слышали, то ли нет. Но когда мы однажды распределяли на тренинге роли по Карлсону, вы не представляете, какой это был восторг: главбух – фрекен Бок, Карлсон – руководитель отдела логистики, Малыш – помощник гендиректора. Напрасно вы полагаете, что взрослые хотят играть во взрослых.

В его доводах был напор, усиленный раздражением на Варвару, перепутавшую краску, и на меня, навязавшего Варвару ему. Продолжать спор не имело смысла.

«Только бы они не наседали сейчас на Варю с попреками. Она все исправит, ночами будет работать, я ее знаю. Но если ей станут постоянно выражать неудовольствие, то увидят не муху, а гарпию. Будем ли мы описывать гарпий?»

Вечером снег закручивался в воронки и вальсировал с фонарями. Я опять пытался дозвониться до Варвары и слушал, как плывут долгие гудки, точно порожние баржи небесного флота.

3

Антон Турчин созвал нас на совещание. Совещаться на Маросейке он не хотел, поэтому мы собирались в кафе «Карма»: Антон, Алиса Кан, я и Леся Курацкая, поступившая на работу на прошлой неделе. Принимая на работу Лесю, Крэм описал ее обязанности точно так же, как описывал обязанности любого нового работника. Начал он с того, что Леся будет отвечать за набор групп, но потом увлекся, прибавив к этому, что она должна руководить рекламой, маркетингом, описывать новые события и координировать работу остальных. Таким образом, в Эмпатико все отвечали за всё, все координировали всех и все всем были начальниками. В частной беседе Крэм внушал каждому, что главнее всех именно он, его теперешний собеседник. Все давно понимали, как действует профессор, но каждый раз, когда начинался какой-нибудь спор – а он начинался каждый раз, когда мы встречались, – в какой-то момент один из руководителей вдруг забывал о мнимости своего руководства и начинал горячиться, обижаться, краснеть. В остальных одновременно просыпалось желание поставить выскочку на место. От этого совещающиеся стремительно глупели, разговор сбивался на обочину и дело опять застревало на месте.

В кафе тихо играла электронная плясовая, официанты зевали и таращились за окно, посетителей почти не было. Антон сказал, что нужно срочно упаковать «Клей для разбитых сердец». Последний не проводился ни разу, и Крэм то и дело менял мнение о нем. Скажем, по утрам считал «Клей» безнадежной историей для неудачников, а к вечеру думал, что на него следует сделать ставку. От утра к вечеру колебалась и цена: утром профессор оценивал тренинг как китайский веер, к вечеру цена вырастала до стоимости небольшого колье с африканскими бриллиантами. Возможно, по вечерам он чувствовал одиночество и мысленно включал себя в потенциальные посетители «Клея для разбитых сердец». Тренинг придумал Геннадий Кульков, кандидат двух наук и отец трех детей. Через час он должен был присоединиться к нашей встрече.

– Кому нужен этот «Клей»? – Антон задумчиво накручивал локон своей медно-рыжей бороды на безымянный палец. – Лучше бы сделали тренинг для отцов.

– По-моему, на «Клей» пол-Москвы приклеится. Отличная идея, – возразила Алиса.

– «Хороший ли я отец», вот что нужно. Мужчина много работает, редко бывает дома, у него с ребенком плохой контакт. Что вы на меня смотрите? Да, я сам такой отец. И таких, как я, миллион. Не на рыбалку же с сыном ездить. И нам, отцам из бизнеса, нужен психолог-авторитет, который спокойно и четко скажет: не надо очковать, парни, все путем.

– Может, им надо почаще общаться с детьми? – иронически спросила Алиса.

Антон Турчин подарил Алисе снисходительный взгляд, каким смотрят на человека, не разбирающегося в тонкостях:

– Маркыч, между прочим, тему про отцов считает перспективной.

«Ну еще бы», – чуть не брякнул я. Интересно, знает ли Антон, что у Алисы дочь от Крэма, которая общается с отцом по скайпу, притом далеко не каждый день?

– Давайте сосредоточимся на разбитых сердцах, – предложила Алиса. – Скоро Кульков приедет, а мы к разговору не готовы.

Снова вспомнилась Варвара. Интересно, связано ли это со словами «разбитые сердца»? Почти две недели я не могу с ней поговорить. Иногда, обидевшись, перестаю звонить, потом звоню снова. Можно было бы набрать профессора, попросить передать трубку Варе. Конечно, не хочется вовлекать Крэма в нашу сердечную жизнь, становиться его клиентом. Но дело не только в этом. Похоже, я просто боюсь окончательной ясности. Возможно, цепляюсь за сознание того, что у меня есть Варвара, а в моем мире имеется какой