Рыцари удачи. Хроники европейских морей - Александр Снисаренко

У отшельников и монахов той же Ирландии, да и не только ее, досуга было ничуть не меньше, и можем ли мы поручиться, что Одди был явлением исключительным? Просто до нас дошли кое-какие обрывки сведений о нем, и в этом ему повезло чуть больше, чем другим подоб­ным уникумам. Кто знает, не было ли таких Одди и на борту тех, кто находил позднее острова и континенты в океанской пустыне и благополучно возвращался, что­бы рассказать о них? И уж конечно - не только у ир­ландцев, не только у людей Севера.

Корабль флотилии Вильгельма Завоевателя, отплытие. Ковер из Байё.

Судить об уникальности Одди - это все равно, что всерьез подсчитывать число гребцов по стилизованным и обобщенным изображениям вроде древнекритских или по ковру из Байё: где-то нечаянно получится и вер­ный результат или близкий к верному - подобно тому как стоящие часы хоть дважды в сутки, но все же пока­зывают правильное время.

Большинство открытий греки сделали на пентекон-терах, ирландцы - на каррах. Арабы, скорее всего, ис­пользовали для этих целей, кроме дау, пятидесяти-весельный шат - вероятно, помесь византийского дро-мона и, исходя из названия, арабской шайти. Это был бесспорный потомок пентеконтеры, известный с XI века и применявшийся на всем протяжении эпохи Кресто­вых походов. Но скорость должна была примерно вдвое превышать скорость пентеконтеры, потому что каждым его веслом управляли двое. Это суденышко совмещало в себе достоинства античной монеры, где количество весел равнялось количеству гребцов, и античной же полиеры, где веслом могли ворочать несколько человек, а в конечном счете явилось предтечей позднесредне-вековой галеры. Вполне возможно, что шат - это чисто гребная разновидность итальянской быстроходной саетты - «стрелы», окончательно оформившаяся, однако, на Балтике, где получила имя скют, скута - «лодка» (по-видимому, от голландского schuit - течь).

А сошел он с исторической арены именно тогда, когда в морях Севера формировались флоты нового типа, вобравшие в себя все лучшее, что могли предло­жить ведущие морские державы того времени, и сотво­рившие из этого «с мира по нитке» нечто совершенно новое, неслыханное...

ХРОНИКА ШЕСТАЯ,

повествующая о том, как в Море Страха пришел страх моря.

К востоку от Северного лежало еще одно море, мало известное в Европе и довольно долго не имевшее устоявшегося назва­ния. Кажется, первым о нем упомянул греческий путешественник и уче­ный IV века до н. э. Пифей из Массалии (Марселя). Мы не знаем, как называлось это море в те времена, но римский ученый I века Плиний Старший, рассказывая о путе­шествии Пифея, употребляет слово Метуо-нис. По-латыни это родительный падеж от «метуо» (страх). Море Страха.

Может быть, так его назвали сами рим­ляне? Десятка за два лет до рождения Пли­ния, в 5 году, «море, о котором до этого ни­когда не слышали», по словам римского исто­рика Веллея Патеркула, стало известным в Вечном городе. О нем заговорили. Загово­рили после того, как туда забрел римский флот. Римские моряки удивленно разгляды­вали его неприветливые берега, многочислен­ные острова, песчаные пляжи.

Это море называли то Коданским заливом (он дал имя городу Гданьску), то Венетским или Славянским, то Свебским, то Сармат­ским. Руссы называли его Варяжским, а Адам Бременский, после 1068 года часто бывавший личным гостем датского короля Свена II Эстридсена и черпавший у него гео­графические сведения, впервые дал морю имя, существующее и поныне,- Балтий­ское.

Благодаря бурной деятельности викингов это море быстро заняло подобающее место в маршрутах евро­пейских торговцев. Со временем на его берегах возни­кают города, соперничающие с признанными торговыми центрами Севера.

Но общая конфигурация Балтики долго еще была покрыта мраком. Ее хорошо знали только пираты. Те же, кто не имел чести принадлежать к их почтенной корпорации, изображали Балтийское море каждый в меру своего разумения, то вытягивая его в широтном направлении, то располагая в меридиональном и на­нося известные по слухам заливы в зависимости от своего вкуса и эрудиции, а то и вовсе обходясь без излишних изгибов береговой линии.

Это неудивительно. Адам Бременский сообщает, что сразу после заключения мира с датчанами в 1064 году Харальд Суровый, с малолетства склонный к приобре­тению разнообразных знаний, отплыл с датским воена­чальником Ганузом, чтобы исследовать «неизведанные просторы» Балтики, но они воротились, «изнуренные и побежденные противными ветрами и пиратами».

Бернхард Варен впервые дал более или менее верную картину: «Море балтгёское, пазуха коданская, въ нЪмцахъ несвойственно нарицается cie гостъ зее, из-ходитъ изъ океана, и идетъ между землями между зе-лащиею и островомъ датскимъ, и между готф1ею и меж­ду землею шведскою, якоже и между зелащиею и ют-лащиею, первЪе долговатымъ путемъ отъ полунощи къ полудню течетъ, a6ie же въ бокъ пошедши, далечай-шимъ путемъ до страны полунощныя проходитъ... Отъ страны западныя имЪетъ швещю, и лапшю, три пазухи вторые издаетъ (или вторые три отноги морскie), отъ которыхъ двЪ суть продолговаты: си есть: ботнитская и финская. Третья же есть широкая, сирЪчь ливонская. РЪки преславныя величиною cie море въ себе прiемлетъ».

С упадком «эпохи викингов» балтийские народы по­пытались упорядочить свои расплывчатые и зыбкие границы и свое (точно такое же) положение на морских побережьях. Дабы убедиться, что осуществить это не так-то просто, им не понадобилось много времени. Не успевали горожане обнести свое владение стеной, как у этой стены моментально появлялись пираты, проч­но и с удобствами обосновывавшиеся во всех пригод­ных для корабельных стоянок бухтах. Особенно их привлекали укромные острова и шхеры у восточного по­бережья Ютландии, послужившие в свое время викин­гам, а теперь гостеприимно принявшие новых хозяев.

Здесь обитали славянские племена вагров, руян, пруссов, вильцев, варнов, бодричей (ободритов) и де­сятки других, то торгующих, то враждующих друг с дру­гом. Постоянные нападения пиратов вынуждали их строить свои города на расстоянии от пяти до пятна­дцати километров от береговой черты, как это делали еще греки и римляне. Причина была та же: возмож­ность вовремя заметить нападающих с моря, а при случае - отрезать им пути отступления.

Такова, например, история многострадального го­рода Любека, располагавшегося первоначально ближе к морю и отступавшего в глубь побережья после каждо­го его разрушения пиратами до тех пор, пока он не смог относительно спокойно существовать на реке Траве, где в устье эстуария любекцы и построили наконец свой порт Травемюнде.

Такая же судьба постигла многие другие города. Столица лелегов Валеград, город хижан Микилинбор (Мекленбург) и озерный порт ободритов Шверин (славянский Зверин) отступили далеко от моря, и лишь один из них оставил свое некогда блиставшее имя обширной бухте; их интересы на море представляет Висмар - бывший торговый центр бодричей Вишемир.

Еще дальше от побережья расположен Ратибор (Рацебург) - столица полабов.

В 1043 году, когда датчане уничтожили славянскую морскую базу Энибор (Эмбург), жители решили, что ее восстановление - безнадежное дело, и переселились в северную часть острова Рюген, где на мысе Аркона вы­строили новую (около Путгартена), а когда датчане сожгли и ее в 1168 году, возвратились на континент.

Жертвой славянских пиратов стал в 1066 году (по другим данным - в 1050-м) датско-фризский Хайта-бю (Хедебю) - центральный складочно-перевалочный пункт товаров Восточной и Западной Европы, «скан­динавский Коринф». Пираты грабили и сжигали его до тех пор, пока он не пришел в полный упадок, парализовав торговлю в северном бассейне. Теперь этот город на западном берегу озера Везен-Нор - лишь предмет интересов археологов и туристских бю­ро Шлезвига. Только город вагров Старгард (Штральзунд) сумел отстоять свое береговое положение.

Картина, сложившаяся в этом районе, отчасти на­поминала ту, что была на Черном море в античные времена, когда одни племена пускали ко дну корабли, а другие давали приют их экипажам. «Из островов, об­ращенных к земле славян,- пишет Адам Бременский,- следует выделить три. Первый из них называется Фемб-ре (Фемарн.- Л. С). Он так расположен напротив области вагров, что его можно различить из Стар-града, так же как остров Лаланд (Лоланн.- А. С). Последний расположен напротив области вильцев, и им владеют руяне - очень отважное славянское племя... Оба эти острова полны пиратов и кровожадных раз­бойников, не щадящих никого их тех, кто проплывает мимо. Они даже убивают всех пленников, хотя их при­нято обычно продавать. Третий же остров называется Земландией (Зеландия.- А. С.) и расположен не­вдалеке от области русов и поляков. На нем живут сембы, или пруссы, очень гуманные и самоотвержен­ные люди, всегда готовые оказать помощь тем, кто оказался в опасности на море или подвергся нападению пиратов».