Жена по призванию - Ольга Куно

Я не лгала. Ситуация хоть меня и смущала, но не выбивала из колеи настолько, как могла бы, к примеру, с полгода назад.

– Между прочим, мы с виконтессой действительно пришли к тебе по делу, – заявила Нэт. – Мы уполномочены сообщить, что план действий по возвращению королевского письма готов. И мы можем посвятить тебя в его детали – если, конечно, ты не слишком сильно занят делами.

Она многозначительно подняла брови.

– Ну так давай выкладывай, – отозвался Руперт, одновременно пододвигая мне стул.

За день до намечающегося торжества в загородном доме брезийского посла Эльвара лер Донна жизнь била ключом. Хотя до дня рождения посла и оставались еще целые сутки, на хозяина особняка, равно как и на всех его домашних, навалилось несчетное число приготовлений. Праздник в узком кругу гостей был делом нешуточным. С утра послу и его супруге пришлось провести уйму времени в обществе портных, а также разбирая почту, состоявшую из поздравлений, подарков, благодарностей за полученные приглашения, вынужденных отказов от приглашений, сопровождаемых развернутыми сожалениями, и конечно же обычных писем скорее политического, нежели личного содержания. Тем временем во всем доме проводилась генеральная уборка, а ближе к вечеру на кухне приступили к приготовлению некоторых блюд. По большей части жарить, варить, тушить и печь повару и его многочисленным помощникам предстояло завтра, однако кое-что можно и нужно было сделать загодя: к примеру, замариновать мясо. Так что невероятно вкусные запахи плыли по дому уже сейчас, дразня нос и предупреждая о том, что назавтра ожидание пиршества станет еще более невыносимым.

Из полного суеты, запахов и неизбежной во время уборки пыли дома многие старались по мере возможности выбираться во двор. Здесь тоже царила суета: слуги выбивали ковры, таскали воду, а также разгружали многочисленные телеги с подарками, продуктами, винами и прочими товарами. Зато во дворе у обитателей особняка появлялась возможность превосходно провести время, отдохнуть и развеяться, поскольку именно сюда сходились артисты и музыканты, стремившиеся выступить на завтрашнем мероприятии. В дом этих людей пока не допускали, а во дворе их выступления внимательно смотрел и слушал церемониймейстер, который и принимал затем решение о том, кому из них предоставить кров, еду и приглашение на работу.

Среди готовящихся выступить музыкантов зрительницы женского пола не могли не отметить необыкновенно обаятельного молодого человека со светло-русыми волосами, узкой бородкой и харизматичной улыбкой. Когда же настала очередь юноши и он запел, аккомпанируя себе на лютне, наблюдательницы и вовсе были сражены наповал. У певца оказался необыкновенно приятный голос, а артистичность исполнения придавала достоверности столь удачно избранному им романтическому образу.

Королевну трубадур полюбил когда-то.Он ей песни посвящал, он лишился сна.Были парню не страшны стражи и солдаты,Ведь ему была нужна именно она.

Серенады распевал ласково и нежно,Всюду следовал за ней, ждал вестей в саду.И откликнулась она – это неизбежно –На его горячий пыл, на свою беду.

Переписывалась с ним две недели кряду.Ей, сгоравшей от любви, стали немилыСоболиные меха, пышные наряды,Разговоры при свечах, людные балы.

И, одевшись в первый раз скромно и неброско,Попрощавшись с соловьем, садом и дворцом,Дева села второпях в крытую повозкуИ пустилась колесить вместе с молодцом.

Только стала замечать (поначалу робко,О, покуда время шло, было все ясней),Что безвкусна для нее сельская похлебкаИ постель из колких трав – вовсе не по ней.

Утомилась – нету сил – от тягучей тряски.За стеной ее ждала воля, да не та.Не осталось даже букв от красивой сказки.За обложкою, увы, крылась пустота.

Чем любимого винить за судьбину злуюИ размазывать рукой слезы по лицу,С ним простилась на заре тихим поцелуемИ вернулась во дворец к своему отцу.

Кто придумал про мужчин, что они не плачут?Долго он бродил в тени запертых ворот.Неужели не могла девушка иначе?Впрочем, нынешних принцесс кто же разберет?

Уходящие года сложатся в десятки,И когда его виски тронет седина.Аромат ее духов, до слезинок сладкий,Будет все еще витать в междумирье сна.

Образ несчастного трубадура быстро переплелся в представлении слушательниц с образом самого исполнителя. На словах: «Кто придумал про мужчин, что они не плачут?» – многие из девушек приложили к глазам платочки. Уж очень тоскливым был в этот момент взгляд поющего, уж больно трогательное и уязвимое выражение приняло его лицо.

Среди наиболее внимательных слушательниц были не только служанки, но и хозяйка дома, супруга посла. Сорокадвухлетняя Беатриса лер Донн была пышнотелой блондинкой с пухлыми губами и томным взглядом. Дослушав песню, она кокетливо промокнула платком сухие глаза и сделала знак церемониймейстеру. Тот почтительно кивнул и сообщил певцу, что он приглашается выступить на завтрашнем приеме.

Удачливого музыканта незамедлительно проводили в служебное крыло, где находилась предоставленная ему до завтра комната. Однако же в скором времени он снова появился во дворе и, завидев Беатрису, устремился прямиком к ней.

– Госпожа лер Донн, я бы хотел поблагодарить вас лично, – произнес он, проникновенно заглядывая ей в глаза. – Ведь, как я понимаю, именно вам я обязан оказанной мне честью.

Супруга посла с удовольствием встретила взгляд певца.

– Вам непременно представится такая возможность, – негромко сказала она. – В более позднее время.

И, многозначительно улыбнувшись, направилась по своим делам. Музыкант смотрел ей вслед. На его губах все еще продолжала играть не менее многозначительная улыбка. Однако думал он о чем-то другом.

Надолго возвращаться в выделенную ему комнату певец не стал. Он только прихватил свою лютню и вновь устроился во дворе. Присел на край ступеньки и принялся настраивать струны. Не успел он закончить свое занятие, как внимание толпившихся поблизости слуг привлекло другое, весьма неординарное зрелище. После непродолжительных переговоров с охранником на территорию особняка вошли двое. Первым шагал молодой темноволосый мужчина. Крепко сложенный, широкоплечий, он шел, высоко держа голову, и что-то в его походке и взгляде было непривычным, выделялось на общем фоне, будто он приехал из очень далекой страны. Он и одет был необычно: широкие черные брюки, черная же рубашка нестандартного покроя с глубоким узким вырезом, доходящим чуть ли не до самого живота, и поверх нее – кожаный жилет.

Еще большее внимание, однако, привлекала следовавшая за ним женщина. Молодая, хотя, кажется, немного старше своего сопровождающего, высокая и стройная, она обладала роскошными золотисто-рыжими волосами. Ее одежда была совсем уж странной для женщины. Широкие брюки, очень похожие на те, что носил шагавший впереди мужчина, и, напротив, узкая, облегающая рубашка. Впрочем, может, это была и не рубашка; никто не был уверен, как правильно назвать столь вопиющее безобразие. Зато все видели, что оно, безобразие, обладает до неприличия короткими рукавами, а также оставляет неприкрытым низ живота, выставляя на всеобщее обозрение полоску белой кожи. Однако самым бросающимся в глаза было даже не одеяние женщины, а надетые на ее руки кандалы, равно как и железный ошейник у нее на шее. К нему крепилась цепь, второй конец которой и держал в руке мужчина.

Не доходя нескольких шагов до ведущих в дом ступеней, мужчина предельно вежливо, с ярко выраженным иностранным акцентом, осведомился, где он может увидеть господина посла. Ему предложили подождать; к послу поспешили с донесением сразу несколько заинтригованных слуг. Вскоре тот самолично вышел во двор. Официальный представитель Брезии был солидным мужчиной среднего роста, с короткими темными волосами, зачесанными так, чтобы скрыть лысину, и весьма заметным брюшком. На следующий день ему исполнялось сорок четыре года.

– Здравствуйте, господин лер Донн! – Сразу же поняв, кто стоит перед ним, незнакомый мужчина поспешил склониться в глубоком поклоне. – Да осветит яркое солнце каждый ваш шаг на этой земле!

– Я вас слушаю, юноша, – вежливо кивнул посол, с интересом рассматривая эту парочку и, что греха таить, особенно задерживая взгляд на женщине.

Та, невзирая на свое незавидное положение, держалась очень гордо и при этом глядела на окружающих весьма агрессивно. На разговор же она никак не реагировала, складывалось впечатление, что женщина просто не знает языка.