Песнь Люмена - M. Nemo

Чернота зияла лоскутами среди разлившейся белесой дымки. Отсюда была видна Великая Гора от самого склона до круто вздымающейся вершины. Кругом одна тишина, снегопад только кончился, даже ветер не тревожил слух. Холод касался кожи и наполнял лёгкие при каждом вдохе.

— На что ты смотришь?

Люмен обернулся, не скрывая удивления при появлении Императора. Не торопясь тот дошёл до балкона и остановился около легионера. Лицо со спокойными выверенными чертами казалось воплощением вселенского единстве в слабом свете ночи.

— Великая Гора. Вижу, она часто привлекает твой взор, почему?

— Я смотрю на всё.

— Охватить взором всё никому не под силу.

— Это под силу Тебе.

Император ответил:

— Так и есть.

«Почуял нечто. Обернулся и смотрит на меня». Тонкие губы тронула тень улыбки. «Ты бывал на всех доступных астрологических башнях и смотрел с высоты, всматривался в лёд и снега и что же ты видел, дитя моё? Что хочешь узнать?».

— А что там, за туманностью?

Император обратил взор в ту сторону, куда смотрел Люмен. Его взгляд обратился небо.

— Там только холод.

— Но откуда тогда тепло? Откуда энергия для жизни. Растения должны получать достаточно света для роста. Животные…

— Сколько вопросов. Что за туманностью? Там холод и лёд, Люмен, и ничего кроме. Миллионы планет вращающихся по своей орбите покрыты вечными снегами. Замёрзшие звёзды. Скованные льдом блуждающие астероиды и скопления космического газа. Хочешь знать, почему возможна жизнь на нашей планете. Тепло, свет, так необходимые для жизни. Но у нас есть свет звёзд, у нас есть огонь.

— Всего огня в мире недостаточно чтобы поддерживать жизнь.

— Я вижу, тебе уже долго не дают покоя эти измышления.

— Чтобы обеспечить планету пригодными для жизни условиями, само её ядро должно быть кристаллическим, что невозможно. Кристаллы не могут расти слишком глубоко от поверхности. Им нужна близость… — тут он умолк по-прежнему смотря в небо, но видя нечто другое.

— Что им нужно? — не торопя, проговорил Император, ожидая ответа.

— К чему-то, возможно, к свету.

Император испытал потребность в улыбке понимая, что то Его мышечная память, а не реальная потребность.

Но Люмен продолжил:

— Или же к чему-то ещё. — Глаза жадно впивались в горизонт. — Я пойму.

— Что же об Эве.

— Отец…

— Нет, её не будут тренировать.

— Почему?

Не многие бы задали этот вопрос.

— Такова Моя воля.

Ответ Люмена нисколько не удовлетворил. Теперь всё его внимание было обращено на Императора. На безмятежное лицо, прямую фигуру и нечто потаённое во всём этом, как невидимая преграда, за которой скрывается ещё одно «нечто», которое нужно понять. Необходимо, как воздух.

«Неутомимая жажда». Император указал на Великую Гору.

— Отчего она существует? — спросил.

— Разве на то не воля Твоя?

Вот, черты лица обострились, тело напряжено. И снова гнев проступает в требовательных глазах.

Странно было видеть Его здесь. Среди вечных снегов и крадущегося по горному хребту льдов. Под зияющим чернотой небом. Так близко к тому миру, которым Он правил. Люмен заметил слабый пар от дыхания Императора. Тот не посчитал нужным понизить температуру собственного тела, чтобы ощутить холод. Как и он сам.

Люмен пошевелил пальцами точно пытаясь ощутить прикосновение морозного воздуха. Пальцы озябли.

— Ха-ха-ха, — выглядело так, что сказанное повеселило Императора и глаза того зажглись внутренним светом. — Не сердись, Моё творение, нет, Я не насмехаюсь над тобой. Но ты прав, кристалл не может расти далеко от жизни. Ему нужна эта самая близость ко всему, что дышит. — Желая порадовать Люмена сказал Он. — Мы взаимосвязаны с ним в круге жизни. Так было всегда.

— Ибо мир существовал всегда в своём постоянном виде.

— Люмен, Люмен. До чего же ты неспокоен. — Хотя в голосе не слышалось упрёка. — Мятежный дух.

Взгляд требовательный, не терпящий недомолвок.

«Ты хочешь знать. Вот и всё, дитя. Так просто, хочешь знать».

Горы вдалеке продолжали хранить знающее молчание. Император позволил ознобу коснуться тела и сделал глубокий вдох вспоминая вкус воздуха. И понял, что Люмен наблюдает за Ним и подмечает каждое движение, как и этот последний вдох. И получает удовольствие замечая столь простые проявления Его, Императора. Наблюдение оказалось приятным.

— Тебе ведь известно, что каждый Император проживет в среднем четыреста лет. — Вдруг заговорил Император не поворачиваясь к Люмену.

— Почему Ты говоришь об этом? — в голосе сразу произошла не скрывшаяся от чуткого уха перемена.

В памяти ожил недавний разговор с Карнутом.

— Я хочу кое-что рассказать тебе. Каждый Император проживает строго отмеренные ему срок. Не смотря на инкубационное происхождение и все тренировки, которые он проходит с рождения. Не смотря на его врождённые физические и психические возможности. И даже. — Тут Император заговорил с улыбкой в голосе. — Умственные способности. Засыпают растения, животные, люди. Человек от старости ли, от раны, но засыпает. Его возносят на погребальный костер, и предают огню, дабы расщепить его агору и чтобы та не слонялась по миру. Память поколений и она источается со временем. Дети вырастают и, не смотря на страсти, страхи, надежды и чаяния засыпают.

— Неужто всё не вечно?

Восхитительно! И печально в то же время. Недолго Император хранил молчание.

— Всё засыпает.

— Не всё, — с упрямством возразил Люмен. И добавил, чего Император не ожидал. — Всё это. — Весь его вид говорил о восхищении и желании и дальше упиваться раскинувшимся простором. Запахом гор и снега, застывшими в причудливых очертаниях льдами и равнинами матовыми в ночной темноте.

На какое-то время появилось желание разделить восторг Люмена. Но в противоположность тому, древние глаза смотрели с тихой доверительной любовью.

Холод касался затылка, при желании можно ощутить его, пропуская через одежду, как и всё здесь, на кристаллической основе. Другие его дети не такие.

— Люмен.

Тот сразу повернулся, уловив малейшие изменения в интонации.

— Ты слишком сильно любишь.

Ответом было полное осмысления молчание. Умные глаза скользили по Его лицу, чуть нахмуренные, сосредоточенные. Как будто там он мог найти правду. Брови на миг сдвинулись, чтобы тут же разгладиться. Природная привычка оставаться скрытым от других взяла своё.

— Понял, что Я хотел тебе сказать? — говоря о другом, произнёс Император.

— Сон есть естественный ход вещей.