Обрученные судьбой - Марина Струк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не доводи до греха, панна! — рявкнул Ежи и, видя, что она не желает подчиниться ему, легко поднял ее, перевалил через плечо и понес подальше от лагеря, кляня Владислава, который уж слишком много воли дал своей пленнице. Ксения хотела стукнуть его кулаком в спину, но сумела обуздать этот порыв, испугавшись, что усатый лях может ответить ей тем же, только прошептала ему, краснея до самых ушей от стыда:
— Отпусти, сама пойду!
Тот тут же опустил ее на землю, и ей пришлось направиться туда, куда лях показал ей. Но присаживаться не стала, оглянувшись и заметив, что совсем не скрыта от посторонних взглядов.
— Тут же все на виду! — прошипела Ксения, едва сдерживая слезы. — Меня же будет видно из лагеря!
Но Ежи только руки на груди скрестил, глядя на нее невозмутимо из-под широких седых бровей, показывая своим видом, что не позволит ей пойти туда, куда она сперва пожелала.
— Скажи мне, панна, что у тебя за сокровище такое, что мы не видели никогда? — насмешливо проговорил он, и Ксения замерла, прикрыв глаза от унижения, которому подвергалась ныне. Что за очередная напасть в ее недоле? Что это — очередная попытка ляшского пана продемонстрировать, что она всего лишь пленница тут? Или это наказание за ее неудавшийся обман?
— Пусть твоя девка за подолом тебя скроет, — пробурчал Ежи, видя ее огорчение и боль, пропуская Марфу, что только сейчас нагнала их. — За юбками не будет видно.
Так и поступили. От унижения, которому она подверглась ныне на этом лугу, у Ксении, казалось, горели от стыда даже уши. Она бросила Ежи, проходя мимо него, зло и резко:
— Я хочу переговорить с паном! Сейчас же!
— Это неможливо, — был ей короткий ответ, услышав который у нее даже руки затряслись от злости. Как это возможно? Как возможно ласкать одной рукой и бить больно, наотмашь другой?
— Тогда я хочу переговорить с паном нынче вечор, когда на стоянку станем, — проговорила она, и Ежи опять покачал головой. — Передай, пусть придет, иначе я сама найду его.
— Это неможливо, панна. С этого дня и ты, и твоя девка будете в возке сидеть. Кухарить она не будет отныне. Выходить из возка по нужде только и только с охраной.
Она опять пленница! И это после того, что было! Да как он может! Ксения даже за грудь схватилась, так больно сжалось сердце при этих словах. Она вдруг подхватила подол сарафана и пустилась бегом. Прочь от Ежи, прочь от любопытных глаз, что могут заметить, как ей больно и горько от этого приказа Владислава запереть ее в возке! Раз он желает сделать его темницей для Ксени, хорошо — отныне так и будет. Только никогда более она не заговорит с ним, отныне его нет для нее на этой земле!
Позади что-то крикнул ей Ежи, потом громко выругался на польском вслед, но догнать так и не сумел. Уж чересчур тяжело для его комплекции бегать так быстро, как неслась Ксения к возку, наслаждаясь в глубине души той досадой, что отчетливо расслышала в голосе усатого ляха. Она обогнула одного из людей Владислава, что бросился ей наперерез, едва не расхохотавшись в голос. Поделом им! Пусть поволнуются! Пусть думают, что она бежать удумала!
Ксения повернула к возку, надеясь скрыться внутри его прежде, чем ее поймают, и со всего размаху налетела на кого-то, кто подходил к возку с противоположной стороны. Мужские руки поддержали ее, не дали упасть, и она даже обрадовалась, решив, что Владислав все же решил встретиться с ней лицом к лицу. Пусть даже для того, чтобы снова отругать за своеволие.
Она подняла глаза, улыбка сошла с ее губ в тот же миг. Это не Владек придерживал ее за тонкий стан сейчас, а тот самый шляхтич, что возглавлял присоединившийся к ним этим утром польский отряд. Она хорошо рассмотрела его сегодня, через узкую щель меж занавесями оконца, а потому тотчас узнала.
— Не так шибко, прекрасная панна, так и упасть недолго, — улыбнулся Милошевский самой очаровательной улыбкой, на которую только был способен, но талии ее не отпустил, прижимая ее к себе. Ксения подняла руку, чтобы оттолкнуть чересчур настойчивого ляха, и он в тот же миг вложил в ее пальцы ромашку на коротком стебле, заставив ее растеряться от подобного жеста. — Куда же так спешит, дивная богиня?
— Дивная богиня спешит в возок, где ей было приказано сидеть и носа не совать наружу! — прогремел рядом голос Владислава. Он резко выдернул Ксению из рук Милошевского, пребольно сжав пальцами ее локоть. А после выдернул из ее руки ромашку и бросил наземь, толкнул Ксению к возку, настойчиво вынуждая ее залезть внутрь. Когда она подчинилась ему, перепуганная ледяным взглядом его глаз, Владислав с силой захлопнул дверцу возка так, что занавеси взметнулись вверх.
— Что это за дивное создание, пан Заславский? — перешел на польский язык Милошевский, внимательно наблюдая за действиями Владислава. — Где ты нашел ее?
— Где нашел, там уже нет, — отрезал тот и прислонился к возку, загораживая Ксении оконце своей широкой спиной. Милошевский отвел взгляд от его глаз и снял с плеча, обтянутого шафрановой тканью жупана невидимую пылинку. А после снова взглянул на Владислава, хитро прищурив глаза.
— Панна знатного рода и богата, видно же. Быть может, у панны есть родичи среди воевод войска московского? Ныне, когда шведы пришли на подмогу москвитянам, надо будет искать любые пути, чтобы фортуна снова повернулась к нам, пане. Кто ведает, быть может, это отличный шанс заполучить своего человека у русских.
— Мало перебежчиков от Шуйского для того? — спросил Владислав, скрестив руки на груди.
— Перебежчики… нет им веры, пане, сам понимаешь. Утром они целуют руку одному, вечером уже другому. Мелкие продажные душонки! Надобно иметь, чем держать человека, только так можно получить его верность.
— Они сирота, пан. А братья ее под Кромами сгинули, — ответил Владислав. — Тут нет пользы от нее.
Они долго смотрели друг другу в глаза, не отрывая глаз, будто в незримом поединке схлестнулись взглядами. Милошевский первым отвел взор, пожимая плечами.
— Тебе виднее, пане, — он взглянул на солнце, что уже начало постепенно клониться к краю. А потом снова посмотрел в глаза Владиславу. — И самые верные мужи дуреют, коли дело касается баб. Будь осторожен, пан Владислав. Душу легко потерять, тяжело ее вернуть обратно из этого полона. Bene vincit, qui se vincit in victoria {1}, ты же знаешь эту истину.
— Я сам разберусь, пане, со своей душой, а ты не ксендз, чтобы беспокоиться о ней, но за совет благодарю тебя. Пойдем, пора собираться в путь. А то мы так будем долго добираться.
В возке тоже было неспокойно. Марфута вернулась недовольная безрассудным поведением своей боярыни, но не сказала ей ни слова, даже взглядом не показала своего неодобрения, памятуя о своем положении. И только когда Ксения, выведенная из себя ее молчаливым укором, ее поджатыми губами, обратилась к ней, позволила себе высказаться: