Шпионка для тайных поручений - Лариса Шкатула

Когда он открыл рот, Соня приготовилась услышать бас, но голос мужчины оказался неожиданно мягким, прямо бархатным:

— Позвольте, мадам, я сниму с ваших колен эту тяжелую ношу. Пойдемте со мной, моя любезная женушка угостит вас жареной олениной, пока я осмотрю вашего раненого.

Патрик, который до этого казался Соне крупным мужчиной, едва ли не утонул в мощных объятиях лесника. Казалось, мужчина несет его безо всякого напряжения. Княжне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Только теперь Соня взглянула на себя словно со стороны и ужаснулась. Отпоротая ею оборка открывала ноги девушки выше щиколотки. На груди платье оказалось залитым кровью Патрика — еще тогда, когда она пыталась перевязать его сама. Аккуратная дорожная прическа, сделанная умелым парикмахером герцогини де Полиньяк, растрепалась. Правда, ни о чем таком лесник ей не сказал, и Соня отметила деликатность этого человека из народа.

Отчего-то и жену лесника Соня представляла себе такой же великаншей, как супруг, и такой же рыжей, а она оказалась почти одного роста с Соней. На голове женщины красовался пестрый платок, из-под которого выглядывали кудрявые черные волосы, а на белокожем лице с задорным курносым носиком блестели небольшие живые черные глаза.

Лесничиха никак не походила на задавленную домашней работой женщину, она гляделась скорее старшей сестрой стоявшей здесь же дочери, рыжей в отца и черноглазой в мать.

— Я приношу вам свои извинения за доставленное беспокойство…

Соня начала говорить, мучительно подбирая слова. Мало того, что она выглядела оборванкой, она еще и не знала, как себя вести с этими людьми, тем более что и мать, и дочь никак на ее слова не отвечали, а лишь смотрели на нее во все глаза.

— Позвольте, мадам, мне надо сказать вам два слова, — не очень вежливо перебила ее Люси, отводя в сторону. — Я сказала, что вы даете им два луидора…

— Десять! — перебила ее Соня. — Я дам десять луидоров, чтобы за Патриком, — так его звать, это королевский гвардеец, — был надлежащий уход.

— Госпожа дает вам десять луидоров, — сказала женщинам Люси.

— Десять? — ахнула жена лесника. — Но зачем так много?

— Он мой друг, — сказала Соня, — и если бы не срочное дело… Мне стыдно, что приходится оставлять его одного…

— Ваш друг не будет один, — пообещала, как поклялась, лесничиха, — поверьте, мадам, в другое время я не взяла бы с вас ни су, но приходится думать о приданом дочери…

— Да-да, — заторопилась Соня, поймав красноречивый взгляд Люси, — нужно будет еще заплатить тем, кто похоронит погибших. Вот, возьмите еще четыре луидора.

— Пора ехать, мадам, — проговорила Люси, трогая ее за рукав. — В наших краях темнеет быстро, да и папенька мой станет беспокоиться. Я обещала ему вернуться засветло.

В это время из домика — в спешке Соня даже не рассмотрела его как следует — вышел сам хозяин и сказал ей:

— Рана не слишком хороша…

Интересно, как рана может быть хорошей?

— …но не смертельна. Мадам может не беспокоиться, ее подопечный выживет.

— Я могу проститься с… раненым? — неуверенно спросила Соня.

— Отчего же не сможете, сможете, — пожал плечами лесник. — Только он все равно сейчас спит. Я дал ему бальзам, который обычно сам готовлю. После него раненый будет спокойно спать целые сутки.

— Спать сутки? Вы считаете, ему это поможет?

— Вот что, мадам… — Голос лесника посуровел, и Соня поняла, что и жена, наверное, может повелевать им не во всякое время. Особенно ежели он считает себя правым.

Но тут лесник взглянул в ее растерянные глаза и смягчился:

— Пусть ваше сиятельство не беспокоится, бальзам я давал своим детям, когда они болели. Эли, как видите, жива и вполне здорова. Как и наш старший сын Мишель, который состоит на королевской службе…

Жена лесника, слушая их разговор, все больше проникалась мыслью о том, что муж не похвалит за то, что она взяла от аристократки деньги. И потому она решила все прояснить тут же.

— Ее сиятельство заплатила нам десять луидоров, — неуверенно проговорила она.

Лесник начал поворачивать к жене возмущенное лицо, но Соня уже не слышала разговора, который произошел между супругами, потому что Люси поторопилась отправиться в дорогу. Едва Соня открыла дверцу кареты и ступила на подножку, как она подняла хлыст.

Дорога оказалась еще хуже, чем та, которой они ехали к домику лесника. Карету качало так, что Соня едва не падала на пол, лихорадочно цепляясь за сиденья. Сквозь тряску она слышала лишь крики Люси:

— Живей! Живей!

Может, что-то ее испугало?

Зато и доехали быстро. Карета остановилась, и дверцу распахнула улыбающаяся Люси.

— Вот мы и дома, слава господу нашему, засветло, — произнесла она; почти тут же Соня услышала звучный шлепок, девушка отшатнулась и жалобно произнесла: — Ну, папа, я же просила, мне скоро восемнадцать лет, а ты лупцуешь меня, как маленькую.

— Маленькая не маленькая, а я за тебя отвечаю, вот замуж выйдешь, там пусть твой муж беспокоится!.. Но, ради всех святых, где ты раздобыла эту карету?! Люси, я с детства внушал тебе, что чужое брать нехорошо.

— Папа, ты, как всегда, торопишься! Кто тебе сказал, что я ее взяла? Только потому, что я сидела на козлах, ты подумал так плохо о своей дочери?!

— Ладно, ладно, дочурка, я погорячился! — смягчил голос мужчина. — Но что я мог еще подумать, ежели ты обещала вернуться в четыре часа пополудни, а тебя нет и нет, к тому же Бернар куда-то запропастился. Дело идет к вечеру… Не мог же я бросить дом, чтобы пойти тебе навстречу… Ты на меня не обиделась, правда, Люси, не станешь же ты обижаться на своего старого папочку…

— Ясное дело, не стану! Чего бы это я обижалась? Но согласись, что я с лошадьми могу управляться гораздо лучше, чем хозяйка этой кареты, которая сидит внутри.

— Так ты приехала не одна? — Голос мужчины снизился до полушепота. — А не предупредила. Я раскричался, как сварливая кухарка…

Соня поняла, что пора ей появиться на свет. А то она сидит в карете и будто подслушивает разговор между отцом и дочерью. Она поставила ногу на подножку.

К ней тотчас подбежал и подал руку мужчина средних лет, опрятно одетый. Он поклонился Софье и произнес:

— Позвольте, мадам, вашу руку.

А Соня в этот момент лихорадочно думала, как ей представиться. Своим собственным именем или графиней Савари? Ведь по документам она и в самом деле графиня Савари. Получается теперь — вдова. Она совсем забыла об этом. К тому же бросила тело своего мужа на произвол судьбы! К счастью, встретивший их мужчина не заметил ее смятения.