Радуга - Кэтрин Стоун

Следует отметить, что до свадьбы у Роберта и Хилари было не так уж много действительно интимных встреч, и до самого дня бракосочетания не было возможности поделиться своими сокровенными тайнами. Именно поэтому, произнося торжественные слова супружеской клятвы своей привлекательной невесте, Роберт дал обет и самому себе: насколько сможет, полностью отдаст Хилари самого себя. Он пообещал также, вновь пережив всю боль, открыть ей свои так тщательно скрываемые раны. Если только Хилари попросит его об этом.

Однако довольно скоро он понял, что, став миссис Макаллистер, Хилари совершенно потеряла интерес к человеку, вынужденному нести ответственность мужчины, еще когда он был испуганным, голодным ребенком. И менее всего Хилари волновали терзавшие сердце Роберта ужасы войны. Он понял, что жене интересны только сияющие символы военного прошлого — золотые медали героя, а вовсе не уродливые шрамы на душе мужа.

Хилари не нужна была духовная близость, и сама она очень быстро перестала напоминать ту сердечную и милую женщину, которую знал Роберт до свадьбы. Разумеется, Хилари продолжала исполнять эту роль на публике, для которой чета Макаллистер оставалась замечательной супружеской парой, и временами, особенно поначалу, играла эту роль и для мужа.

Роберт понимал, что его одурачили. Но он чувствовал ответственность за клятвы, данные той женщине, какой Хилари была в месяцы их головокружительного романа. Он изо всех сил старался помочь ей снова стать той сердечной, милой женщиной — для себя, для их брака, но более всего для самой Хилари; однако в конце концов понял, что та женщина была лишь иллюзией.

Теперь Роберт знал, что его жена всегда была высокомерной, самодовольной, холодной и тщеславной эгоисткой.

Отношение и поведение Хилари более не ранили его душу. Она перестала быть Роберту близким человеком. Вероятно, ему суждено всю жизнь прожить без любви, никогда по ней не тоскуя, никогда не требуя большего, даже не надеясь на то, что и для него могут существовать и радость взаимопонимания, и счастье любви, которые он обещал своей сестре Бринн.

И тут появилась Алекса. Роберт ее не искал и даже не подозревал о ее существовании, но она возникла, и Роберт уже не мог жить без этой женщины. О, как же ему была необходима эта женщина!

Но чем рисковал бы блестящий сенатор, которого прочили на пост президента, ради Алексы Тейлор, если бы он потребовался этой женщине?

Ответ был прост — всем.

— Привет, Алекса. Это Роберт.

— Привет, — прошептала она.

— Я хотел спросить…

У Роберта перехватило дыхание, как только он услышал в ее голосе нежность, почти облегчение, будто Алекса ждала его звонка, но не смела на него надеяться.

— Да.

— Да? — тихим эхом радостно отозвался Роберт.

Алекса говорила «да» всему, что бы он ни предложил. Роберт никак не ожидал, что зайдет так далеко, и теперь душа его ликовала. Он должен был присутствовать на официальном обеде, а ночь намеревался провести в своей квартире в городе, но…

— Сегодня вечером. Но, Алекса, я смогу освободиться не раньше одиннадцати.

— Прекрасно. Значит, в одиннадцать.

Алекса встретила Роберта на залитой лунным светом дорожке среди роз. Минуту они смотрели, лаская друг друга лишь взглядами, в которых сияла открытая радость. Наконец Роберт дрогнувшей рукой коснулся щеки Алексы, а ее дрожащие пальцы притронулись к его ладони, а потом Алекса оказалась в объятиях Роберта, и тубы его стремительно нашли ее губы — ошеломляющая и страстная встреча.

— Я тосковал по тебе, Алекса, — прошептал он между горячими поцелуями. — Всю мою жизнь.

Любовь их не могла быть плотоядной. Они нуждались друг в друге слишком сильно и слишком долго ждали друг друга, чтобы заниматься медленными чувственными открытиями. И когда стремительно, так стремительно они взлетели на пик блаженства и получили то, о чем столько времени так страстно мечтали, в сердцах их родилось нечто совершенно потрясающее и удивительное: они были вместе, они стали единым целым, чувствующим неизъяснимую нежность, ликующую радость, совершенное счастье.

Изящные пальцы Алексы нежно касались безобразного шрама на животе Роберта. А затем и ее тубы так ласково успокаивали давнюю боль!

— У меня есть и другие шрамы, Алекса… гораздо более глубокие.

— Если ты покажешь мне их, Роберт, я расцелую и их.

— О, дорогая моя, ты уже сделала это. — Роберт нежно привлек к себе Алексу и отвел с ее лица пряди золотистых волос, чтобы заглянуть в счастливые глаза. — Я люблю тебя, Алекса.

— Ах, Роберт, я тоже тебя люблю! — Губы ее коснулись его губ, и через мгновение они снова страстно желали друг друга, но теперь пришло время для вопроса, после которого Роберт совершенно удостоверился бы в том, что для любви. Алексы не страшны никакие тайны и ужасы, некогда обитавшие в прошлом Роберта. — Эта что-то связанное с войной, Роберт?

— Нет, любовь моя. Ничего особенного, никаких постыдных тайн, — искренне заверил Роберт. — Просто я такой же мужчина, как и любой, кто был солдатом. Вот и все.

— Не думаю, Роберт Макаллистер, — тихо откликнулась Алекса, прежде чем снова раствориться; в его чувственном взгляде, — что ты такой же мужчина, как, все.

— Привет, Джеймс.

— Алекса?

— Я звоню не вовремя?

В Чикаго было шесть часов вечера, суббота, и Алекса застала Джеймса в его гостиничном номере.

— Вовсе нет. На сегодня я закончил все встречи. — Джеймс слегка нахмурился, вспомнив, что прошло около двух часов после завершения последних нелегких переговоров.

В любую другую субботу из тех пяти месяцев, что Джеймс был знаком с Алексой, он давно бы уже заказал авиабилет на ночной рейс до Вашингтона, с тем чтобы провести ночь в Роуз-Клиффе. Но сегодня, последние два часа, Джеймс просто стоял у окна и смотрел на озеро Мичиган, думая об Алексе и о ее младшей сестре.

— Ясно… Значит, я могу подняться?

— Подняться?

— Я в вестибюле.

— Привет.

— Привет, входи.

— Спасибо.

Джеймс удивленно и с интересом наблюдал, как после неловкой улыбки, без обычного продолжительного поцелуя Алекса быстро прошла мимо него в элегантную гостиную просторного номера. Совершенно ясно, что у Алексы имелась четкая повестка дня.

— Итак? — поинтересовался Джеймс, последовав за ней в гостиную и садясь на диван напротив кресла, которое выбрала Алекса.

— Джеймс… произошло нечто.

— Я так и понял, — спокойно ответил он и, поймав ее смущенный взгляд, предположил:

— Нечто хорошее, но такое… В общем, ты не уверена, буду ли я тоже рад.

— Верно, — прошептала Алекса, поражаясь тому, как безошибочно научился Джеймс читать ее мысли, и снова забеспокоилась о том, с чем пришла к Джеймсу. Хватит ли ей сил убедить его в своей неизбежной лжи?