Белый конь - Арчил Сулакаури

Лука молча отошел от деревянных перил и направился к галерее.

Тетя Нато, очевидно, услышала, как он открыл дверь, взглянула на него из глубины комнаты и показала здоровой рукой, лежавшей поверх одеяла, чтобы он подошел.

Лука встал на колени перед кроватью.

— Как ты, тетя Нато?

Тетя Нато шевельнула губами, и на лице ее показалось жалкое подобие улыбки. Потом здоровой рукой она ласково прикрыла руку племянника.

— Ты пила чай? — спросил Лука… По обеим щекам тети Нато скатились слезы. Лука вытащил из-под подушки платок и вытер ей глаза.

Внезапно с шумом открылась дверь, и на пороге своей комнаты возник Поликарпе Гиркелидзе. Он запер за собой дверь на ключ и поздоровался с больной:

— Здравствуй, тетушка! Сегодня ты получше выглядишь! — Он даже не поглядел на тетю Нато и не поздоровался с Лукой.

— Я, пожалуй, тоже выпью чаю, — сказал Лука тете Нато и встал.

Вода в чайнике, конечно, уже остыла, поэтому Лука просто съел свою долю черствого хлеба и снова вышел на балкой.

— Лука, иди сюда! — позвала Богдана. — У Беришвили что-то происходит…

Лука подбежал к перилам и выглянул во двор. На первом этаже и в самом деле что-то происходило. Там деловито сновали какие-то люди. Но самым интересным было то, что среди этих людей был и почтенный Поликарпе. Дверь в комнату Беришвили была распахнута, кто-то выносил на балкон вещи, и, естественно, всем этим заправлял Поликарпе Гиркелидзе. Самого Датико Беришвили нигде не было видно.

— Кажется, Лука, тебя выселяют, — сказал Андукапар.

— Выселяют? — не поверил Лука.

— Именно, это уже решено на небесах.

— Кто это решил?

— Поликарпе Гиркелидзе, твой дорогой родственник. Я знал, что этим кончится… Жаль, что я занемог и у меня нет сил, чтобы рассчитаться с этим «родственником»!

— Я не допущу такой несправедливости! — вспыхнула Богдана.

— Тебя никто не спросит, моя дорогая… Кто ты такая, Богдана Вайда, моя жена, мой добрый друг?! Ты так же бессильна, как и я, как Лука, как тетя Нато. Это зло не остановишь с помощью одного только доброго сердца, оно тебя растопчет, уничтожит, сровняет с землей! С этим злом может справиться только сила, большая, все-подавляющая сила, которой у нас нет.

— И ты мне говоришь это, Андукапар?! Ты?! Тогда для чего же добро, если оно не будет противостоять злу?

— На сей раз дела обстоят несколько иначе.

— Разве на свете нет справедливости, закона? Ведь закон — одно из выражений добра?

— Богдана, они сейчас действуют именем закона, вернее, якобы в рамках закона. Я уверен, что Датико Беришвили согласовал все вопросы где следует. Вместе с тем у него на руках все документы, которые дают право на обмен. А знаешь ли, что значит, когда действуют именем закона?!

Суета и беготня на первом этаже не утихали. Какие-то мужчины выносили из комнаты мебель, посуду; матрацы и одеяла грудой были навалены на перила. Лука растерянно глядел на первый этаж, на здоровенных мужчин, которые тащили по балкону, не щадя сил, огромные шкафы. На балкон вышли и другие соседи, но они не принимали никакого участия в этих хлопотах. Скрестив на груди руки, они суровым молчанием выражали свое неодобрение, время от времени поглядывали на Луку и сочувственно покачивали головами, как бы говоря: что же это делается, какая вопиющая несправедливость! Несколько раз на Луку взглядывал и дядя Ладо, выразительно ударяя себя кулаком в грудь. Он вместе с Изой стоял под липой, которая только-только покрылась молодой листвой.

Поликарпе выбрал четырех мужчин и повел их по балкону первого этажа.

— Сейчас они поднимутся сюда и вынесут тетю Нато вместе с кроватью, — сказал Андукапар.

Лука вдруг оторвался от барьера, влетел в галерею и запер дверь изнутри. Он видел из окна лестницу, и в ожидании чего-то неизвестного и страшного сердце у него бешено колотилось. Он ни о чем не думал, весь во власти одной мысли — никому не открывать дверей, если даже это будет стоить ему жизни. Он испуганно взглянул на тетю Нато. Она спокойно спала в своей постели.

Вскоре над лестницей выросла лысая голова почтенного Поликарпе. Он деловой походкой направился к галерее. За ним следовали четверо дюжих мужиков.

Поликарпе взялся за ручку двери и очень удивился, когда дверь ему не подчинилась. Он еще раз налег на дверь и, недоумевая, заглянул в окно. Здесь он столкнулся со взглядом Луки и сразу рассвирепел:

— На что это похоже!

Но он быстро овладел собой, спокойно оглядел балкон и, словно к кому-то обращаясь, проговорил с деланной улыбкой:

— Вы только посмотрите на этого молокососа! Он запер дверь! Открой сейчас же эту проклятую дверь!

— Не открою!

— Как это — не открою!

— А вот так — не открою!

Поликарпе снова засмеялся и подергал за ручку двери.

— Посмотрим, до каких пор ты будешь сидеть взаперти!

Лука видел из окна багровое от досады лицо Поликарпе. Его помощники спокойно стояли у него за спиной и терпеливо ждали дальнейшего развития событий. Потом на тот участок балкона, который находился в поле зрения Луки, выехала коляска Андукапара, вслед за ней появилась Богдана, упиравшаяся обеими руками в спинку кресла.

— Не рановато ли вы затеяли обмен, почтенный Поликарпе? — спросил Андукапар.

— Это тебя не касается, дорогой сосед! — ответил Поликарпе и как бы про себя добавил: — Что за хамство вмешиваться в чужие дела!

— По-моему, кроме вас, здесь никто в чужие дела не вмешивается, а что касается хамства, то я еще не встречал более наглого и подлого человека, чем вы!

Поликарпе не обратил никакого внимания на слова Андукапара, словно не слышал ничего. Но через некоторое время он неожиданно взбеленился, затряс дверь и заревел:

— Открой сейчас же, бездельник, иначе я высажу дверь!

— Не открою! — спокойно ответил Лука, он и вправду немного успокоился при виде Богданы и Андукапара.

— Я вызову милицию! — крикнула Богдана.

— Хоть милицию, хоть полицию! У меня на руках документ, подписанный старухой! — огрызнулся Поликарпе и снова обернулся к Луке: — Я тебе говорю — открой немедленно!

Лука, разумеется, не открыл. Тогда Поликарпе дал знак безучастно стоявшим помощникам, и они впятером налегли на дверь. Лука поторопился скрыться, так как видел, что сила противника превосходила прочность двери.

Дверь с треском поддалась, все пятеро ворвались в галерею и окружили кровать тети Нато.

— Тихонечко, теперь тихонечко! — предупредил Поликарпе.

Мужчины осторожно сдвинули кровать, потом так же осторожно подняли ее. Лука вдруг вспомнил, как выносили из этой комнаты тетю Нуцу, и в глазах у него потемнело. Придя в себя, он схватился за ножку кровати и крикнул: «Не трогайте!» Но что он мог поделать?

Тетю Нато тоже вынесли из галереи, но не в гробу, как ее сестру, а в собственной кровати. Лука побрел следом. Подойдя к лестнице, мужчины вдруг опустили кровать и поставили ее на пол. Поликарпе побагровел, засуетился, охваченный внезапным страхом и волнением, словно собирался бежать и не мог. Луке показалось, что кто-то поднимался по лестнице, кто-то, внушавший его врагам непреодолимый ужас. В наступившей тишине явственно раздавались тяжелые шаги.

Вскоре на балконе, опираясь на палку, показался высокий человек в военной форме с маленьким чемоданом в руке.

— Что здесь происходит?! Куда вы несете эту женщину? — спросил офицер.

Это был Гоги Джорджадзе — отец Луки.

Лука не успел произнести ни слова, потому что потерял сознание.

Глава шестнадцатая

Когда Лука через несколько минут пришел в себя, отец носил его по балкону, как маленького ребенка.

Волнение и суматоха улеглись, двор затих. Соседи, которые по пятам за Гоги Джорджадзе поднялись на балкон второго этажа, не в силах подавить возмущения и негодования, теперь, вполне удовлетворенные, вернулись назад. В этой неразберихе Поликарпе Гиркелидзе куда-то испарился, ускользнул незаметно, и никто не мог его найти ни тогда, ни после.

Тетю Нато вместе с ее кроватью снова водворили на место. Вторую комнату, откуда несколько месяцев назад Поликарпе выселил Луку, с большим трудом открыли.

Тетя Нато весь день плакала и смеялась. Весь день старалась что-то сказать своему зятю, но никак не могла. Ей только удавалось показать ему, чтобы он держался к ней поближе и не покидал ее. Гоги Джорджадзе сидел возле ее изголовья и обещал ей перевернуть весь мир и найти свою жену, мать Луки.

— Зачем, зачем она поехала, — твердил он, — я ведь предупредил ее, чтобы она не выезжала из Тбилиси.

Гоги Джорджадзе дал Богдане денег. Богдана и Лука пошли на рынок за провизией. Лука сам попросил, чтобы его взяли. В странном он был состоянии — наверно, от чрезмерной радости и волнения; ему не сиделось дома, поэтому он решил на некоторое время выйти, чтобы в шуме и сутолоке базара немного перевести дух.