Неуловимый Сапожок - Эммуска Орчи

Засим, будучи уверен в получении благоприятного ответа на изложенные мной требования, после чего в течение суток Вам, вне всяких сомнений, будут сообщены обещанные мной сведения, имею честь, гражданин, оставаться Вашим покорным и послушным слугой».

Закончив чтение, Шовелен осторожно сложил бумагу и лишь после этого посмотрел на мужчину и женщину перед собой.

Маргарита сидела неестественно прямо, с головой, откинутой назад, с невероятно бледным лицом, ее руки были плотно зажаты между колен. Она не шевельнулась ни разу за все время чтения Шовеленом оскорбительного документа, предназначенного для того, чтобы заклеймить храбрейшего человека несмываемым позором. Правда, при первых словах она бросила взгляд на мужа, но тот стоял в отдалении, и бледный свет от мерцающих сальных свечей не достигал его. Он тоже был неподвижен, словно статуя, в своей обычной позе с широко расставленными ногами и руками, засунутыми в карманы. Но лица его ей было не видно.

Какие бы чувства ни одолевали ее во время чтения, по мере того как смысл последнего все более и более проникал в ее сознание, она ни на мгновение не могла даже подумать о том, что Перси согласится спасти себя или ее такой ценой. Но ей так хотелось поймать его взгляд или увидеть какой-нибудь знак, который дал бы ей возможность держаться спокойно и твердо. Однако, не дождавшись ни того ни другого, она предпочла застыть в молчаливой и презрительной позе.

Шовелен еще только собирался перевести глаза на второго слушателя, как вдруг тишину разрушили громкие и бесконечные раскаты веселого хохота. Сэр Перси смеялся от всего сердца, запрокинув далеко назад голову.

– Величавейшая эпистола, сэр! – весело воскликнул он. – Храни вас Господь! Где это вы научились так грациозно владеть пером?.. Клянусь, если я подпишу этот образчик стиля, никто никогда не поверит, что я мог изъясняться с такой изысканной простотой… да еще на французском…

– Нет, сэр Перси, – сухо возразил Шовелен, – я обо всем уже подумал. И дабы ни у кого никогда не возникло сомнений, что это письмо написали именно вы, я ставлю еще одно условие: вы напишете каждое слово письма собственноручно и подпишете здесь же, в этой вот самой комнате в присутствии леди Блейкни, меня и моих коллег, да еще полдюжины других свидетелей, которых я выберу.

– О, это воистину восхитительно, месье, – подхватил сэр Перси. – А могу ли я спросить, что станет с этой очаровательной эпистолой после того, как я ее напишу и подпишу?.. Вы уж простите мне мое любопытство… но у меня в этом деле естественный интерес…

– Судьба письма будет ничуть не сложнее его написания… Копия будет направлена в «Газетт де Пари» как приманка для английских журналистов… Уж они-то расстараются ради получения такой ценной информации… А вы, сэр Перси, еще не видите кричащих заголовков в газетах Лондона? «Разоблачение лиги Сапожка Принцессы», «Колоссальный обман», «Происхождение миллионов Блейкни»… Я уверен – журналисты в Англии взлетят на неслыханный уровень профессионализма… Даже «Газетт де Пари» станет популярной в самых отдаленных уголках вашей страны. А его королевскому высочеству принцу Уэльскому и еще некоторым великосветским лондонским денди будут частным образом вручены копии этого письма нашими преданными друзьями в Англии… И мне кажется, сэр Перси, что вашим упражнениям в каллиграфии скоро забвение не грозит. Мы уж позаботимся о том, чтобы дело получило достаточную огласку…

Он на мгновение замолчал, после чего его поведение резко переменилось; сарказм исчез из его голоса, на лицо вновь вернулось выражение жестокости и ненависти, которые всегда пробуждались в нем в ответ на зубоскальство Блейкни.

– В одном вы можете совершенно не сомневаться, сэр Перси, – жестко и с колючим смехом продолжил он. – В том, что будет брошено очень много грязи в этого некогда славного Сапожка Принцессы… И далеко не все вам удастся отмыть…

– Но месье… э-э-э-э-э… Шобертен, – вздохнул Блейкни. – Я никогда и не сомневался в том, что вы и ваши коллеги великие мастера в искусстве забрызгать грязью… Однако простите… э-э-э-э-э… я вас прервал… Продолжайте, месье, продолжайте, прошу вас. Ручаюсь честью – презабавнейшая история.

– Сэр, после публикации этой презабавнейшей эпистолы, уж можете мне поверить, за вашу честь не дадут и ломаного гроша.

– Естественно, сэр, – в тон подхватил сэр Перси. – Простите мне мою оговорку… Все мы в большинстве своем сотканы из привычек… Так что вы хотели сказать?

– Осталось совсем немного, сэр… Поскольку я уверен, – после всего этого вы таите смутную надежду, что впоследствии сможете отречься от авторства, даже если сами напишете это письмо. Позвольте мне заметить вам следующее: мной все продумано до мелочей; вы будете писать при свидетелях… здесь, в этой комнате без какого бы то ни было признака насилия… И деньги, о которых говорится в письме, будут вручены вам с самыми приятными пожеланиями моим коллегой здесь же, и вы возьмете их… и все будут видеть, как вы их берете. Для них будет совершенно ясно, что французское правительство ЗАПЛАТИЛО вам за информацию о роялистских заговорах в нашей стране и в Англии… А также им будет ясно не только то, что вы и предводитель так называемой банды – одно и то же лицо, но еще и то, что все ваше предводительство – только маска, позволяющая вам выполнять роль платного шпиона французского правительства.

– Дивно, чертовски дивно, не могу не признать, – спокойно ответил сэр Перси.

Шовелен молчал, едва ли не задыхаясь от переполняющих его эмоций и от близости столь желанной мести. Он даже достал носовой платок и вытер им пот со лба.

– Тяжелая у вас работа, а… такие штучки… месье… э-э-э-э… Шобертен? – спросил его невозмутимый враг.

Маргарита не произнесла ни звука; ужас происходящего не помещался в слова. Она продолжала напряженно следить за лицом мужа в ожидании какого-нибудь знака или взгляда, который избавил бы ее сердце от мучительного беспокойства, но все было тщетно, он не отвечал ей.

Шовелен, сделав над собой усилие, приблизился к сэру Перси и постарался придать своему дрожащему голосу как можно больше твердости и уверенности.

– Быть может, вы знаете, сэр Перси, что мы открываем по всей Франции серию национальных праздников в честь новой религии, которую наш народ уже готов принять… Мадемуазель Дезире Кондей, известная вам, будет на этих праздниках представлять богиню Разума – единственное божество, которому ныне поклоняется Франция… Она удостоилась такой чести благодаря небольшой услуге, которую недавно нам оказала… И поскольку именно Булони посчастливилось стать тем самым городом, в котором Сапожок Принцессы был предан в руки справедливости, в нем и начнутся эти национальные празднества с демуазель Кондей – трижды коронованной богиней.