Условный разум (СИ) - Моисеев Владимир

               Как объединить в рамках одной теории такие разные свойства, я не знал. Попытался, конечно, сформулировать подходящее объяснение, рассматривая Посещение как естественный процесс в многомерном мире, но ничего разумного не придумал.

               Скорее наоборот, «ходячих мертвецов» легче всего было объяснить, согласившись с тем, что Посещение все-таки связано с пришельцами из четвертого измерения. Предположим, что их корабль был оснащен медицинским устройством для регенерации пострадавших в авариях членов экипажа. Устройство забыли выключить, и оно занялось спасением отрезанных конечностей сталкеров. Если бы трехмерные существа взялись восстанавливать пострадавшее двумерное существо, у них бы получилось что-то подобное фотографии, которую признать живой невозможно. Вот и четырехмерные пришельцы были бы вынуждены довольствоваться столь же невразумительным и печальным результатом.

               Пришлось согласиться с тем, что пока я не придумаю подходящую теорию естественного появления «ходячих мертвецов», мне придется считать Посещение контактом с чужой цивилизацией.

               В понедельник утром мое одиночество было нарушено. Перед закрытой дверью в мой кабинет, прислонившись к стенке, стоял стройный красивый парень с сильными руками и неожиданно жестким взглядом. Подумал, что он ошибся кабинетом, но ему был нужен именно я.

               — Здравствуйте, мистер Панов, — сказал парень. — Вы точны. Всегда уважал пунктуальных людей. У меня такой пунктик. Наверное, я очень легкомысленный человек, но считаю, что пунктуальным людям можно доверять.

               — Кто вы? — спросил я.

               — Я — Рэдрик Шухарт, ваш новый лаборант.

               — Разве мне положен лаборант?

               — Это вопрос не ко мне. Сказали, что буду работать с русским, значит, так тому и быть.

               — Но я теоретик.

               — И что с того? Перенести что-нибудь или посуду помыть — работа для честного человека всегда найдется. Это я про себя.

               — Не могу придумать, что бы вам поручить. Посидите пока в кресле для гостей. А я потом спрошу у доктора Пильмана, как мне следует вас использовать.

               — А меня не старина Пильман прислал.

               — А кто?

               — Питер Мозес.

               — Вот как? Может быть, он намекнул, зачем вы мне можете понадобиться?

               — Сказал. Я должен вам, мистер Панов, из Зоны хабар таскать. По вашему заказу. Если, конечно, возникнет такая необходимость. У меня это хорошо получается.

               — Сталкер, что ли?

               — Вовсе нет. Я в их профсоюз не вступал. Спасибо, не надо. Одиночка.

               — Понимаю. Талантливый индивидуалист. Впрочем, это не мое дело. Давайте так договоримся, если мне что-нибудь понадобится, я попрошу мне помочь. Хорошо? А пока свободны, сидеть рядом со мной не обязательно. Передавайте привет, мистеру Мозесу.

               — Меня всегда можно найти в «Боржче», мистер Панов.

               — Зови меня просто Кириллом, от твоего «мистера» у меня развивается комплекс неполноценности.

               — Заметано. Я же говорил, что пунктуальным людям можно доверять. Мы с тобой, Кирилл, сработаемся. Для тебя я просто Рэд.

               — Скажи мне, Рэд, почему Питер Мозес проявляет ко мне такое внимание? Кто он такой?

               — Есть вещи, о которых лучше не знать. У ученых ведь есть вопросы, которые боязно задавать?

               — Не должно быть.

               — Но они есть.

               — Если я хочу задать вопрос, то делаю это.

               — Похвально, — сказал Шухарт. — Но опасно. Можно перейти черту и влопаться в неприятную историю.

               — Неужели задавать вопросы намного опаснее, чем путешествовать по Зоне?

               — Зона — это моя работа. Там выживает только тот, кто умеет рисковать.

               — Наука — это моя работа. Когда я задаю вопрос, то о риске не думаю. Надо спешить задать вопрос первым, чтобы меня не опередили.

               — Звучит разумно.

               — Знаешь, Рэд, мне кажется, что мы подружимся.

               — У меня нет друзей. Но если ты, Кирилл, станешь первым, я возражать не буду.

               — Все в наших силах.

               Было в моем новом лаборанте Рэдрике Шухарте что-то притягательное. Мне показалось, что и я ему понравился. Иногда между суровыми мужчинами возникает, если не дружба, то не поддающееся объяснению доверие. А то, что мы оба — суровые мужчины, очевидно. Я — нелюдимый теоретик, далекий от светской жизни и популярных человеческих развлечений. Мое привычное место — за письменным столом и компьютером. И Шухарт явный мизантроп, волк-одиночка, который органически не способен к коллективному труду. Для него идеальная работа — попасть в группу из двух человек. Вторым должен быть начальник, который бы его устраивал.

               Я его устраивал: говорил вежливо, не выставлял себя перед подчиненным командиром, не требовал немедленно взять в руки ведро, швабру и качественно отмыть пол. Кстати, надо будет обязательно попросить его это проделать. Чистота работе не помеха.

               Мы сработались. Шухарт оказался исполнительным и полезным человеком. Его всегда можно было послать в архив за нужными материалами. Или, что еще ценнее, в соседнюю лабораторию за результатами последних экспериментов. Исполнять эти поручения Рэдрик любил больше всего. Ругаться и нагонять страху на сотрудников конкурентов у него получалось просто виртуозно. Часто он приносил даже больше, чем я его просил. И иногда это оказывалась очень полезная информация.

               В принципе, я не требовал, чтобы он находился в лаборатории все положенное по договору рабочее время. Он приходил, когда хотел, и мог часами сидеть за своим столом, с детским любопытством наблюдая за тем, как я читаю статьи или пишу свою. Удивительно, но он каким-то необъяснимым образом догадывался, когда у меня переставала работать голова, и требовался небольшой перерыв.

               И тогда он без предупреждения начинал задавать свои коварные вопросы, наверное, хотел вывести меня на чистую воду и доказать, что я ничего не понимаю в Посещении, хотя мне и выделили отдельный кабинет и назначили начальником. Шухарт без должного почтения относился к научной работе и не верил, что институтские умники сумеют разобраться с «хармонтским феноменом». Его вопросы часто были наивными и безграмотными, но я не всегда мог на них ответить. Это было очень полезно. Смена занятия для головного мозга — лучший отдых.

               Я всегда радовался, когда Шухарт говорил: «Ага! Понял». Для меня это была маленькая победа. Если смог убедить кого-то, значит, разобрался сам.

               Когда же мои ответы его не устраивали, он рассказывал очередную забавную историю, которых у него за недолгую, в общем-то, жизнь набралось огромное количество.

               Для него я был лучшим собеседником: потому что недостаточно хорошо знал уличный английский сленг, чтобы понимать смысл некоторых идиоматических выражений и их эмоциональный смысл. Я был русским, а потому бесконечно далеким для жителей Хармонта человеком, к тому же, я умел сочувствовать и не задавал лишних вопросов.

               Однажды он задал вопрос обо мне. Это было почетно, обычно мизантропы не интересуются другими людьми.

               — Хочу понять, чем ты занимаешься за своим столом целыми днями? Твое рабочее время оплачивается из бюджета страны, то есть из налогов, которые платит наше население, а значит, и я тоже.

               — Я намерен разгадать тайну «пустышек», которые в таких больших количествах притаскивают из Зоны твои друзья сталкеры. Конечно, с твоей помощью.

               — Ты хочешь узнать тайну. А для этого «пустышку» нужно «раскурочить». Оторвать один диск от другого, потравить кислотами, расплющить под прессом, расплавить в печи?