Воронка второго шанса - Анна Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаю, и не ропщу. Наказание заслуженное. Я про другое. Как ты, Лер-ра? — дружинник подошел и ухватился за поводья лошади. Видно было, что он силится сказать другое, но не хватает смелости.
— Со мной все хорошо. И я рада тебя видеть, — изобразила она подобие улыбки. Добрыня пытливо всмотрелся в ее каменно-спокойное лицо и почувствовал укол вины. Из-за него все!
— Ежели обидел чем — не обессудь. Тебе, снежинка, токмо добра желаю.
— Ты не при чем. Все хорошо, правда. Извини, нам ехать нужно.
— А все равно виноватым себя чувствую, — парень взъерошил волосы, устроив кудрявый беспорядок. Несмотря на внутренний холод, Добрыню стало искренне жаль. Вот уж кто совсем не причем. Девушка стянула тонкую варежку и протянула ему руку.
— Еще увидимся?
— А то! — просиял сотник младшей дружины и пожал узкую ладошку, — ждать буду, сколько скажешь.
— Договорились. Прости, нам пора.
Лера кивнула и слегка сжав ногами бока лошади отправила ее вперед.
— Матушка, а что такое «отстранили»? Это значит «выгнали»? — оживился от незнакомого слова Пересвет.
— Это значит временно запретили делать то, что хочется.
— Это ты меня от игрушек можешь отстранить?
— Это я тебя от твоих невест отстраню. Если слушаться не будешь.
— Я буду матушка. Еще как буду! — под смех девушек не на шутку перепугался юный повеса.
Занятия проходили в привычном режиме. Лера даже где-то даже гордилась собой: она и не вздрогнула, увидев белоголовую фигуру в классе. Драгомир пронзил ее внимательным взглядом, но тут же опомнился и отвел глаза, только желваки заходили на острых скулах. Невозмутимо вел занятия, проводил опрос, рассказывал новый материал. Лера, подперев голову рукой, разглядывала его отстраненным взглядом.
Странно, она ведь привыкла к насмешкам по воду внешности и дурацким шуткам. Почему же именно его слова и поступки ранили так больно? Почему именно его слова про игры во влюбленность так оскорбили? Разве он первый, кто играет на чувствах? И какая разница, что волхв сделал это не для секса, а чтобы получить ее лояльность. Ему нужно думать о своих людях, о друзьях и близких. А она — инструмент. Опасный и непредсказуемый.
Следовало отдать должное расчетливости Драгомира. Он пошел наикратчайшим и самым верным путем. Ведь любовники предают гораздо реже друзей. Вызывала восхищение виртуозность, с которой он все провернул. Целенаправленно, но при этом мягко подводил ее к нужному ему результату. Ни к чему не принуждая. Так кого же винить кроме собственной доверчивости? Умом Лера все понимала, но даже сквозь лед стылой брони обида жгла, стремясь вырваться наружу. Надо затолкать ее поглубже. Мне все равно, мне абсолютно все равно. Влюбляются в актеров или певцов, но это быстро проходит. И у нее пройдет.
На протяжении занятий Драгомир поглядывал на подопечную, изумляясь ее спокойствию и выдержке. Он предполагал, что будут слезы, возможно истерика — даже готовился к ним, подбирал слова — но нет. Лера смотрела сквозь него пустыми равнодушными глазами. От дома Яры волхв утром, сам не зная зачем, поодаль ехал за ними. Видел, что кудрявый нахал подходил к девочке, и она даже пожимала ему руку, улыбаясь. Заскрипел зубами, но не вмешался. Не соперник он Драгомиру. Ой ли? Судя по тому, как все учебные часы мышка смотрит на него, как на пустое место, нельзя быть таким самонадеянным. Да быть такого не может, чтоб чувства схлынули! Видел он ее глаза, что мерцали от его прикосновений, чувствовал ее дрожь, когда касался. Не могла она все отрезать. Это обида пока чувства припорошила. Ничего, найдет он способ как справиться.
Если Драгомир и вызверился, когда конюхи вывели двух лошадей, но виду не подал. Откуда взялась лошадь не было сомнений — наверняка Яра постаралась. Невозмутимо сел в седло, понимая, что его помощь обиженная девушка не примет. Пустил лошадь вперед, убедившись, что Лера удобно устроилась в седле.
Всю дорогу ехали молча. Драгомир приглядывал за всадницей, понимая, что она еще не очень уверенно держится в седле. Одно дело ездить пассажиром, другое — управляться с конем самой.
Лера же злилась на себя и свою неумелость. От долгой езды быстро заныла спина, а без привычной надежной опоры держать осанку было трудновыполнимой задачей. Нехватка твердого торса одного невыносимого мужчины чувствовалась с каждым шагом. Еще и приходилось следить за дорогой, не было привычной расслабленности. Даже лес казался чужим и опасным. Вслед за спиной заныли ноги и то, что ниже поясницы. Усталое после тренировки тело превращалось в один большой ноющий синяк, из-за чего дорога казалась бесконечной. Ну, когда же…?
С видимым облегчением Лера въехала на поляну. Наконец-то! Мучения закончатся. Подъехав к конюшне, она соскочила с лошадки, до того, как ей предложат помощь сильные руки одного циника. Его прикосновений не хотелось от слова совсем.
Лера завела лошадку во второе стойло и самостоятельно расседлала.
— Оставь, Дом все сделает, — Драгомир стоял в дверях, — их еще нужно протереть и почистить.
Лера молча поправила на плече уздечку и подошла к дверному проему. Мужчина нехотя посторонился под требовательным взглядом янтарных глаз.
— Голодна?
— Нет.
— Тогда пойдем. У нас занятия.
В привычном углу поляны, где они занимались, Драгомир бросил несколько поленьев. Одно подвинул к девушке.
— Поджигай.
Девушка вопросительно посмотрела на него. И все? Никаких пояснений и указаний.
— Как? — нехотя выдавила она.
— Через свой внутренний огонь. Переносишь из внутреннего контура во внешний.
Лера протянула руку над поленом. Расправила пальцы. Сосредоточилась, взывая к внутреннему огню.… И ничего! Даже дымка́не появилось. Девушка стряхнула ладонь, глубоко вздохнула и попробовала еще раз — ничего. Еще раз. И еще. Огонь не отзывался.
Драгомир стоял рядом, скрестив руки на груди. На спокойном лице не было ни одной эмоции.
— Я не могу, — не хотя вытолкнула из себя слова.
— Ты заперла его. Огонь — это эмоции, а ты заблокировала все. В том числе и его. Сама посадила себя в клетку. Тюрьма никогда не станет надежной защитой, мышка.
— Для меня так будет лучше. Я смогу жить и не бояться причинить вред, — равнодушно усмехнулась огневка.
— Ты не понимаешь, — волхв покачал головой, подходя ближе. Голос был мягкий, обволакивающий и еще недавно вызвал бы орду мурашек, — огонь будет рваться на волю. Взрыв неминуем. И я даже не могу предсказать насколько он будет сильным.





