Рожденная пламенем - Эбби-Линн Норр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Номер телефона был европейский, но я не узнала код страны. Надо серьезно подумать, что делать дальше. Мне предстояло в этом году закончить школу, выбрать университет, а для начала вернуться к моей семье. Как я смогу им все это объяснить? Они сойдут с ума. И стоит ли вообще им рассказывать? Но я не знала, как сохранить секрет: они смогут прочесть меня как открытую книгу. А мой голос, скорее всего, никогда не станет прежним. Я отмахнулась от этих мыслей и сунула карточку в карман.
Оставалось еще решить вопрос с Данте.
– Ваш сын… – заговорила я.
– Вы знаете Данте? – спросил Энцо. Если только это не было игрой моего воображения, лицо его помрачнело. Значит, Данте обо мне не упоминал.
– Мне не хотелось бы вмешиваться в семейные дела, но Данте сказал, что отправил людей в Галлиполи выследить семью Басседжио.
Если раньше Энцо просто нахмурил лоб, то теперь он готов был метать гром и молнии.
– Что сделал мой сын?! Ты рассказала ему, что ты маг?!
– Он знает, – призналась я.
Энцо быстро затараторил по-итальянски: слова звучали для моего уха прекрасно, но ясно было, что их значение от прекрасного далеко.
– Предоставьте Данте мне, – прорычал он.
– Хорошо, – кивнула я. Неужели я только что донесла на Данте его отцу? М-да. Я это сделала. Я засунула чувство стыда в самый пыльный уголок памяти, куда засовывала все неприятные чувства, с пометкой «разберусь позже».
– И еще кое-что напоследок, – сказал он. – Можете дать мне слово, что никогда не используете свою силу, чтобы причинить вред мне или моей семье?
Этого я не ожидала. В памяти пронеслось лицо Данте. Ум мой стремительно перебирал возможные последствия того, что я расскажу Энцо о поступке его сына. Наконец я решила, что для меня вреда не будет. Только для самого Данте.
– Сеньор Барберини, ваш сын запер меня в тюремной камере без воды точно не знаю, на сколько часов.
Лицо Энцо осталось неподвижным. Только веки пошевелились, когда он пристально посмотрел мне в глаза. Через пару секунд он сказал:
– Продолжайте. – Голос его изменился. В нем слышалась угроза.
– Он намеревался заставить меня передать ему свою силу в обмен на жизнь.
Когда Энцо осмыслил услышанное, взгляд его стал жестким.
– Но вы этого не сделали. Насколько я вижу.
– Нет, но стыдно признаться, я была готова сдаться. Боль была сильнее всего, что можно себе представить. Меня спасли. Ваша племянница Федерика и тот, кого вы знали еще мальчиком, Рафаэль Димаро.
В глазах Энцо мелькнуло удивление, но он долго ничего не говорил. Потом наконец произнес:
– Ты горела и осталась жива. Знаешь, что это значит?
– Мои внутренности обуглились до неузнаваемости?
Он не отреагировал на шутку.
– Понимаю, тебе так не кажется, ведь это было сделано против твоей воли, но Данте оказал тебе услугу. Маги, выжившие при горении, становятся гораздо могущественнее тех, кто этого не перенес. Они обретают сверхконтроль над огнем, могут выдержать сильнейший жар и генерируют больше энергии. И им не приходится постоянно ощущать боль. Базиль сможет подробнее рассказать тебе об этом, когда вы встретитесь. Я не до конца все это понимаю. По словам Ника, очень немногим магам удалось пережить горение, и совсем мало кто решался пойти на это добровольно. Он хотел попробовать, но я ему не позволял.
Мое уважение к Энцо возросло – даже ради собственной выгоды он не позволял своему человеку рисковать, хотя знал, что горение сделало бы Ника могущественнее.
– Что же случилось с Ником?
Лицо Энцо осунулось, а глаза наполнились сожалением.
– Он все-таки попытался. Уговорил моего безрассудного сына помочь и принести ему воды в нужное время. Все маги разные. Кто-то способен выдержать горение сутки. Данте опоздал. Ник умер. Ему хватило девяти часов.
Я сглотнула комок. Отец Исайи прошел через то же, что и я. Только он сгорел совсем, до смерти. Я представила блондина из видеозаписей лежащим на спине, потерявшим способность разговаривать и двигаться. Он рассчитывал, что Данте вовремя принесет ему живительную влагу… ожидал в агонии, но помощь так и не пришла.
– Мне очень жаль.
Энцо кивнул.
– Мне тоже. Ник был не просто наемным работником. Он был настоящим другом.
Раф говорил, что Данте всегда разочаровывал отца, даже в юности. Смерть Ника, вероятно, стала последним гвоздем в крышке гроба, похоронившего их отношения.
– Поэтому, надеюсь, вы поймете мое нежелание обещать вам не защищать себя от членов вашей семьи.
Энцо махнул рукой.
– Вам не надо опасаться Данте, больше не надо. Мне все еще нужно ваше слово. Я беру его у всех мужчин, приходящих ко мне на службу. А теперь и у… юной леди. – То, как он это произнес, дало мне понять, что он относится ко мне с уважением.
У меня не было намерения использовать силу против кого бы то ни было, но внезапно мне пришло в голову выторговать еще одно условие.
– Я дам вам слово, если вы сделаете еще одну вещь. Вы не будете никого посылать к Эльде и больше никогда не потревожите ее.
Он обдумал мои слова и протянул мне руку, сказав:
– Я даю слово.
Мы пожали друг другу руки.
Он поцеловал меня в щеки, потом положил ладони по обе стороны моего лица и слегка сжал мне скулы теплыми пальцами.
– Грацие пер тутто[50], – сказал он, глядя мне в глаза. – Веди себя хорошо, ладно? – Он положил пальцы мне на затылок и крепко поцеловал в лоб. На секунду я почувствовала себя маленькой девочкой. – О, – добавил он. – Передай Рафаэлю, пусть иногда заходит повидать старого друга. Скучаю по этому мальчику.
Я улыбнулась.
– Передам. Только вы увидите, что он давно стал мужчиной.
– И достойным мужчиной, уверен в этом. – Энцо прижал указательный палец к подбородку. Словно по волшебству из-за занавески появился Карим.
Мы с ним не разговаривали, пока не дошли до входных ворот.
– Что ж, Сэксони Кэгни из Солтфорда, что на восточном побережье Канады. Вы получили то, за чем приходили? – он придержал для меня ворота открытыми одной рукой.
Я вышла на улицу, ощущая в кармане маленькую черную карточку.
– Думаю… даже больше.
Карим кивнул, слегка улыбнулся.
– Хорошо, – и запер за мной ворота.
Глава 40
Оказавшись на калле, я повернула в сторону дома Басседжио. И застыла на месте, мысли мои заметались.
Прислонившись к каменной стене напротив виллы, стоял Данте. Он скрестил





