Штрафники 2017. Мы будем на этой войне - Дмитрий Дашко

– Да, похоже, придется, – согласился Чечелев. – Эти сволочи уезжать не собираются. Что они, тут временный пост решили поставить?

– Хрен их знает, – ответил Лютый.

– Ударился больно, когда бежал, – пожаловался Алексей, потирая локти и коленки. – Вон, даже кровь выступила через куртку, – выставил он локти на обозрение Гусеву.

– Не смеши меня, – проворчал тот. – Тут куда ни глянь – лужи крови, а он свои болячки на показ выставил. И выбрось на хрен эти скальпы! У меня уже приступы бешенства случаются, когда вижу их.

– А знаешь че, Лютый, я ведь больше не хочу их снимать, – задумчиво высказался Студент.

– Да что ты! – притворно поразился Павел.

– Правда. Встретил тут знакомого. Он, прикинь, Митяя битой по башке убил. Хотел Смешного также грохнуть, но тот побежал, и остальные за ним.

Чечелев рассказал уже эту историю.

– Это Митяю за Мишку. Собаке – собачья смерть, – произнес Гусев.

– А вот смотри, скальп Заброди. – Леха показал кусочек кожи на струне.

– Студент! Ты че, в натуре, мое терпение испытываешь?! – взвился Лютый.

– Да ты не врубился. Говорю же, когда снял его, то понял вдруг, больше не хочу этого делать.

– Ну и выбрось эту хрень. Ты ж, как дебил, с ней ходишь. Сколько тебе уже говорили: и я, и другие.

– Ладно, уговорил, – произнес Студент.

Делая над собой усилие, он отцепил струну от брючного ремня и забросил свои страшные трофеи в дальний угол полутемной комнаты, освещаемой лишь из оконного проема.

Наблюдавший за его действиями Гусев усмехнулся:

– Расстаешься с этой хренью, как с богатством каким-то.

Чечелев промолчал.

Замолчал и Павел.

А потом он решился и рассказал о своей боли, терзающей его. О смерти Олеси. О том, что отрекся от Бога. Обо всем, что накипело, давно просилось вон, но не было человека, с кем можно поговорить, а теперь, так случилось, будто само выплеснулось.

– Я верю в Бога, – задумчиво произнес Студент. – Хотя в церковь я еще до войны не любил ходить. Вот не поверишь, даже отторжение какое-то было.

– Странное противоречие – в Бога веришь, а в церковь не ходишь, – заметил Лютый.

– Ничего странного. Для того чтобы верить в Бога, церковь мне не нужна, – ответил Леха. Помолчал и продолжил: – Меня очень сильно раздражает показная набожность так называемых прихожан. По моему мнению, они делятся на несколько категорий. Первая – обиженные жизнью. Вторая – те, кто ходит «на всякий случай», мало ли чего, лучше подстраховаться, лишним не будет. Третья – те, кто отдает дань моде, или как это назвать? Ну, то есть ходят в церковь только по большим церковным праздникам. Четвертая – приспособленцы, то есть служители культа. На кого не посмотришь – харя, как три моих! На таком пахать надо, а он в церкви елейным голоском или пропитым басом молитвы читает, а в перерывах бабкам мозги полощет. Эти старухи – следующая категория. Всю жизнь из-под одного мужика да под другого, а на старости лет спохватились, начали грехи замаливать.

– Что же, по-твоему, искренне верующих нет совсем? – спросил Гусев, с интересом слушая Чечелева. Таким он его не знал. Студент для него всегда был отморозком, тем не менее, вызывающим чувство уважения ввиду его бесшабашной храбрости.

– Есть, наверное, – подумав, ответил Леха. – Но их совсем мало. И все они какие-то пришибленные с точки зрения, так сказать, нормальных людей. Вообще, при слове «церковь» я вижу толпы фанатиков, рьяно рвущихся исполнять Божью волю. Они трактуют ее всяк по-своему, кому как удобнее. И если им не нравится чужая трактовка, эти агнцы Божьи готовы убить во славу Господа всякого, неугодного им.

– Да ты просто воинствующий проповедник! – усмехнулся Лютый.

– Станешь тут проповедником, – согласился Студент. – Вот скажи, зачем мы воюем? Что лично мне или тебе дает эта война, кроме реальной возможности погибнуть или, еще хуже – стать инвалидом? Только не говори мне про долг, Присягу и прочую муть. Давай по-честному.

– Я и сам задавал себе этот вопрос не раз и не два, – задумчиво отозвался Павел. – И ответы вроде как находил, но все они какие-то неубедительные, что ли. И в основном сводятся к этой самой Присяге и прочей мути, как ты это называешь. И ведь понимаю я, что херня все это, а все равно продолжаю воевать, словно зомбированный.

Я полностью согласен с тобой, что эта война и любая другая приносят только несчастья. Ни мне, ни тебе, ни тем же опóзерам из простых людей война ничего не дает, кроме увечья, смерти, разрушений, потери близких, здоровья, будущего, в конце концов.

Какое может быть будущее у лежащей в руинах страны? Согласись, это верх глупости – сначала разрушить, а потом восстанавливать. И все Из-за чего? Из-за непомерных амбиций кучки политиканов, не поделивших власть и финансовые потоки. У простых людей как ничего не было, так ничего и нет. А именно рядовые граждане, такие, как я и ты, несем на себе всю тяжесть не нужной нам войны. Почему у россиян в головах столько неразберихи и дурости? Я не нахожу вразумительного ответа на эти вопросы. Все какие-то причины и следствия.

Кроме сказанного, существует реальная возможность войны с китайцами. Слышал же, на Дальнем Востоке китайцы активизировались?

Студент согласно кивнул.

А Гусев продолжал свою почти исповедь:

– опóзерам сейчас нелегко приходится. С китайцами договориться сложно, а воевать на два фронта Объединенная Оппозиция не в состоянии, приходится мириться с тем, что китаезы буквально хозяйничают в тех краях.

Вот случись такое чудо, что наши подпишут мир с опóзерами. Так придется уже с Китаем воевать. И опять простым людям. А попробуй, повоюй с узкоглазыми. Они шапками, на хрен, закидают, затопчут просто. Толпой по позициям пробегутся, и никакие пулеметы не помогут. Хохма хохмой, а ведь они хорошие солдаты, так что нелегко нам придется, если заваруха случится.

Помимо Китая, есть Америка, тоже мечтающая о наших нефтяных и газовых запасах. Есть еще радикальный мусульманский Восток, страдающий манией обращения всего мира в ислам. Европа уже легла под них. А мы настолько ослабили себя, что нас сейчас можно голыми руками брать. Да только они с оружием придут и начнут бóшки резать. Опять воевать придется. В общем, как ни крути, а, видимо, история человечества находится на таком витке, что без войны никак не обойтись.

– Ну, да, я – воинствующий проповедник. Ты – вооруженный до зубов лектор по политологии, – усмехнулся Чечелев. – Грамотный нынче штрафник пошел.

Опять повисла долгая пауза. Штрафники вслушивались в гудящий войной город.

– Поспать бы, – зевнул Чечелев. – Давай по очереди, чтобы ночью полегче было.

– Давай. Делать все равно нечего. Смотреть на этот БТР уже надоело. Слушай, Леха, а у моста вроде как потише стало, а? Захлебнулась контратака или наши еще дальше отошли?

– Да, – согласился Студент, прислушавшись. – Если наши будут пятками сверкать, то какого хрена мы каждый дом с такими потерями брали? Чтобы потом опять все по новой? Задолбала меня уже эта война. Скорей бы уже все закончилось.

– Что, даже неважно, кто победит? – поинтересовался Лютый.

– Веришь, нет, – неважно! – воскликнул Алексей. – Говорю, как на духу. Вот она у меня уже где, война эта! – Он провел ребром ладони по горлу. – Мне все одно, кто у власти будет. Лишь бы мир наступил.

– Мир – это хорошо, – согласился Гусев. – А что ты будешь делать, когда война закончится?

Чечелев задумался.

– Не знаю, – ответил он, наконец. Смущенно улыбнулся. – Зубы вставлю.

– Слушай, Леха, я все тебя спросить хотел. Ты Боксера грохнул?

Чечелев искоса бросил в сторону Лютого острый взгляд.

– Ну я, – ответил он, помолчав. – Этот гад мне зубы выбил.

– Да ты не напрягайся, – успокоил его Павел.

– А че мне напрягаться, – проворчал Студент. – Я его за дело завалил.

– Я не в этом смысле. Ты ж не думаешь, что я сдам тебя?

– К чему этот базар, Лютый?

– Ладно, проехали, – ответил Гусев.

Повисла напряженная пауза.

Гусев исподтишка наблюдал, как напряжен Чечелев.

– Проехали, я сказал, – повторил Павел. – Да?

– Лады. Проехали, – расслабился Студент.

– В универе восстанавливаться будешь? – поинтересовался Павел, чтобы сменить нехорошую тему.

– Неа, – уверенно ответил Леха. – Не хочу я юристом быть.

– А кем хочешь?

Чечелев сделал долгий выдох. Подумал несколько секунд.

– Не знаю. Война меня изменила сильно. Я совсем другим стал. Даже не верится сейчас, что у меня была иная жизнь, все воспринимается как-то отстраненно, что ли. Вроде как со мной это происходило, а вроде как и не со мной… Смотри-ка! БТР сюда пушку поворачивает. Долго же они думали!

– Вот и поспали! – сокрушенно сказал Гусев.

– Выспимся еще! Валить надо отсюда.

Штрафники быстро покинули комнату, выскочили в подъезд и устремились на второй этаж, перепрыгивая через ступеньку.

Весь лестничный марш оказался завален мусором. Как только парни взлетели на второй этаж, загрохотала пушка бронемашины, разнося вдребезги комнату, где еще несколько минут назад штрафники мечтали о мирной жизни.