Дремучие двери. Том I - Юлия Иванова

«Весь кризис, переживаемый ныне Россией и миром, есть кризис по существу своему духовный. В основе его — оскудение религиозности, то есть целостной, жизненно-смертной преданности Богу и Божьему делу на земле. Отсюда возникает всё остальное: измельчание духовного характера, утрата духовного измерения жизни, обмеление и прозаизация человеческого бытия, торжество пошлости в духовной культуре, отмирание рыцарственности и вырождение гражданственности. Русская способность — незримо возрождаться в зримом умирании, да славится в нас воскресение Христово!» /Свидетель И. А. Ильин/ «Что же задумано? Переделать всё. Устроить так, чтобы всё стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, весёлой и прекрасной жизнью». /А. Блок/ — Вот я и говорю, — прокомментировал AX, — «безобразная» — то есть без Образа Божия. Такая жизнь общества, такой общественный строй не могут быть угодными Небу. Это я к вопросу о необходимости поисков переустройства мира, максимального варианта «умножения жатвы». Иосиф не стремился переделать весь мир, он хотел увести от него, «лежащего во зле» и приговорённого Небом к гибели, своё стадо. Вверенные ему народы. Он спасал их в меру своего семинарского понимания «спасения», желая избавить их от БЕЗОБРАЗНОЙ, неугодной Творцу жизни.

Он верил, что именно Творец попускает и благословляет совершаться кровавым революциям, когда разложение и число вампиров переполняет чашу Его гнева!

«Горе городу нечистому и осквернённому, притеснителю!

Князья его посреди него — рыкающие львы, судьи его — вечерние волки, хищники, не оставляющие до утра ни одной кости.

Пророки его — люди легкомысленные, вероломные, священники его оскверняют святыню, попирают закон.

Горе тому, кто без меры обогащает себя не своим — надолго ли? И обременяет себя залогами.

Не восстанут ли внезапно те, которые будут терзать тебя, и не поднимутся ли против тебя грабители, — и ты достанешься им на расхищение?» /Соф. З, 3–4. Авв,2, 6–7/

И он верил в пророчество «Откровения» Иоаннова о последних временах, о ВАВИЛОНСКОЙ БЛУДНИЦЕ — символическом торговом и политическом центре будущего единого антихристова царства со всемирным правительством, объединённой денежной системой и религией.

Центр роскоши, безудержной похоти, всяческой лжи и злодеяний, — он символизирует как бы всемирное вожделение сверх всех разумных законов — денег, роскоши, власти, славы, блуда… Это — общество безудержного потребления, всемирная похоть — олицетворение и причина всех пороков человечества во все века. Ибо возжелавшие «Вавилонскую блудницу» многие поколения влеклись «широким путем» нескончаемых греховных наслаждений, ведущих в погибель:

«С нею блудодействовали цари земные, и вином её блудодеяния упивались живущие на земле».

Блудница сидит «на водах многих», т. е. оказывает враждебное развращающее влияние на многие народы. «Воды, которые ты видел, где сидит блудница, суть люди и народы, и племена и языки».

Блудница сидит на «звере багряном, преисполненном именами богохульными», т. е. на дьяволе. Царская багряница — содержание миродержателя тьмы века сего.

Блудница сидит «в пустыне» — то есть оставлена Богом за свою безмерную мерзость, обречена на духовную смерть и нравственную гибель.

«И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотой блудодейства её». То есть, по толкованию Лопухинской Библии, «жена явится распространительницей безбожной и безнравственной культуры среди окружающих и подчинённых «Вавилону» народов».

«И на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным».

«Жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых». Скованный Христом дьявол в последние времена снова выйдет из бездны и соединится с Вавилонской блудницей, чтобы губить народы.

Последние земные цари, как свидетельствует «Откровение» Иоанна, «примут власть со зверем, как цари, на один час /на недолгий срок/. Они имеют одни мысли и передадут силы и власть свою зверю».

И вот сходит с неба ангел, имеющий власть великую:

«…пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов, и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши её».

То есть некий первоисточник всемирного безудержного вожделения и потребления, проклятый Богом — причина всех и всяческих грехов и мерзостей, включая богоотступничество, убийства, гибель святых и пророков, обличающих всемирный грех.

И вот повеление Господа: «Выйди от неё, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергнуться язвам ея».

Зажав под мышкой свёрток с лодочками, Яна бежит к клубу. Там уже ярко горят киношные диги, старенький клуб сияет хрустальной изморозью окон, венцами снега на наличниках, на крыше, заснеженные деревца у входа — причудливая скульптура из звёздно-белого мрамора. Яна вступает в сказку. Никто не кидается ей навстречу, вестибюль пуст. Яна наскоро раздевается, раскутывает платок, суёт ноги в лодочки и вновь с ужасом и восторгом обозревает в зеркале шедевр феи-Люськи. Толпящиеся у входа в зал курильщики с многозначительными перемигиваниями расступаются.

— Ой держите, сама Синегина!

— А ничего… А грива-то, грива!..

— Кто к нам пришё-ол? Сбацаем, писательша?

— Она тебе фельетончик сбацает. Держите меня — глазищи-то!

— Нужен ты ей, она сниматься пришла. Пропустите артистку, граждане…

— У-уф… Яна не дыша продирается в толпе, как ныряльщик сквозь толщу воды, и оказывается неожиданно в слепяще-жарком пятне света. Застывшие в неловких объятиях танцоры, их розовые, подгримированные лица с бусинками пота, застывшие у дигов сонные осветители и контрастом — суетящиеся, будто среди столбов света, багрово-распаренный Лёнечка в прилипшей к телу рубашке, Жора Пушко с экспонометром, «роковая» с хлопушкой. И испепеляюще-знойный свет дигов, и уже привычно-невидящий кивок:

— А, привет. Стул вон там. Эй, ну что, порядок? Хорошо, давайте. Приготовились…

«Я в вас, кажется, влюблённый, Иоанна Аркадьевна»… Даже не заметил её превращения. Наверное, с равным успехом она могла бы явиться с мокрой головой в мыльной пене или вообще обритой наголо. Яна предаётся этим горьким мыслям, чувствуя, как никнет, тает её фальшивая красота в беспощадном зное дигов.

Зато их с Люськой старания произвели несомненное впечатление на «Роковую» /видимо, Яна, к тому же, заняла её стул/. Так и ест глазами.

Её ошеломленно-подозрительный взгляд придаёт Яне силы.

— Стоп, стоп! Ребята, я просил свободней, а не развязней. Третья пара. Да, да, вы. Вот что вы делаете. Ничего смешного, у нас плёнка на вес золота. Смотрите сюда. Музыка!

Денис протягивает «Роковой» руку, к которой та мгновенно прилипает, будто гвоздь к магниту, и они отрывают невиданную в этих краях импровизацию, с переходами, перебросами и перекидами, вызывающе-экстравагантную, стремительно-слаженную, свободную от провинциальной вульгарной развязности местных стиляг. Не какие-то полу-па, полу-скачки, полувихляния — так некоторые модницы трусливо натягивают на колени слишком короткие юбки, и думаешь — до чего ж отвратна эта новая мода! А потом какая-либо девчонка в лоскутке вокруг бедер промчится мимо, нахально сверкая коленками, ослепляя, ошеломляя, перелетая через лужи, и ты уже невольно восхищаешься степенью, совершенствованием, естественностью этого шокирующего зрелища. Совершенствование минуса. Минус в квадрате даёт плюс.

Этот их танец! Прекрасное воплощение зла, похоже, сделало зло прекрасным. Яна отчаянно, до слез, ревнует. К её руке, будто приклеенной к руке Павлина, к её ловкому, раскручивающемуся стремительной пращой телу — назад, почти до падения, рывок — и снова щека к щеке. К этой их слаженности, отрешённости их лиц и тел, подчинённых единому бешеному ритму, к оцепеневшему от восторженного ужаса залу — ох, что же теперь будет — начальство смотрит… А начальство — директор клуба, и массовик, и библиотекарша, и представительница районной газеты Синегина — начальство само загляделось на это «вопиющее безобразие», а директор даже притоптывает в такт концом ботинка, а Синегина сама размалевана, как последняя…

Они с успехом разогреют массовку на несколько нужных градусов. Через пару минут Денис прорепетирует нечто «бодренькое» с залом, начальство от греха сбежит, а Яна останется, терзаемая муками совести и ревности.

Через несколько лет, после фестиваля, этот танец освоят на всех уважающих себя танцплощадках. Потом он выйдет на пару десятилетий из моды.