Одержимость - Фридрих Незнанский

— И интересовали тебя в том разговоре не военные и не компьютер?

— Да сам у него спроси! С чего мне тебе врать?

— Можно я окно открою? — уклонился Гордеев от ответа и, распахнув форточку, пересел на подоконник. — Начадил ты.

А бизнесмена ответ не особо и интересовал — он силился донести главную свою мысль:

— Знаешь, может, вы бы завязывали с этим вашим расследованием, а? Есть как бы много выходов: можно на этих разработчиков и их военных партнеров наехать, конечно. Еще неизвестно, кто круче окажется. Но, может, ну его на фиг, а? Я тут подумал: если за ними уже два трупа, и не бомжей каких-нибудь, и это при всех — при журналистах, при ментах, — и никто ничего! Самоубийства — и все. Ты понимаешь, к чему я веду? Вот тебе морду разукрасили…

— Это автокатастрофа.

— Бабушке своей расскажи! Автокатастрофа. Тоже в гроб захотел? Я лично не созрел еще, молодой слишком.

— А как же торжествующая справедливость, возмездие? Что твой друг Богдан, по-твоему, этого недостоин?

— Слушай, Гордеев, — Норинский скривился, как от зубной боли, — кончай пургу стелить! Тебе гонорар не заплатят, если ты все бросишь и скажешь: тупик, приплыли, а эта — как она там у вас называется, версия — никуда не ведет? Я тебе зарплату заплачу за год вперед, давай?

— Ага… Ты знаешь этого типа?

— Какого еще типа?! Ты согласен?

— Этого типа! — Гордеев ткнул пальцем в оконное стекло. на противоположном тротуаре, вернее, даже не на тротуаре — на асфальтовом пятачке перед шеренгой круглосуточных ларьков три дамы, очень похожие на возвращающихся со смены путан, хохотали, пощипывая за бока рыжеволосого увальня. Тот тоже скалился, несмело трогая одну из них за интимные места. И увалень этот был, вне всякого сомнения, господин Колпаков. — Вон тот, который с девицами.

Норинский нехотя выглянул в окно:

— Местный дурачок. Дворник или грузчик, все время около этих ларьков трется. Ты на мой вопрос не ответил.

— И как давно трется?

— Да почем я знаю?! Давно. Я что, по-твоему, с ним лично знакомился?

— И в последнее время ты его часто видел?

— Не помню. Вроде не видел. Не присматривался я.

— Но ты же знаешь тем не менее, что он дурачок?

— Знаю. Это каждый в округе знает. Я тоже в этих ларьках иногда сигареты покупаю. Он по идиотизму своему может тебе машину помыть за бесплатно, один раз видел, как местные беспризорники в карты его делали, но вообще он, по-моему, местная знаменитость, и народ его не чмарит особенно. Прикольно, что на роже у него идиотство не написано, на дауна не похож. Богдан его тут увидел, тоже удивлялся, а Лера испугалась, говорит — он сексуальный маньяк, только я все-таки не врубаюсь, с чего он тебе дался?

— То есть ты не знаешь, что он главный и единственный свидетель самоубийства Мельника?

— Того самого? — абсолютно искренне удивился Норинский.

— Естественно. Что этот дурачок уже несколько месяцев работает в гостинице „Хилтон“, тоже не в курсе?

— Слушай, кончай мне голову морочить! Надо решать, что делать, а ты за какого-то идиота цепляешься. Я тебе сделал предложение, ты согласен на него или нет?

— Я должен подумать, — ответил Гордеев.

— Сколько?

— Хотя бы до вечера.

— Но не дольше, ладно? Тебя подвезти куда-нибудь?

— Нет, я сам.

Гордеев поторопился попрощаться. Колпаков закончил с девицами, или это они закончили с ним, и скрылся в недрах одного из ларьков. Гордеев очень хотел выловить его и напрямик спросить, знает ли он Норинского. Бизнесмен был стопроцентно убедителен и в своем страхе, и в своей абсолютной дистанцированности от таких, как Колпаков, и все же он прямо предложил взятку за прекращение расследования, а значит, и страх, и все остальное — возможно, актерство, просто очень хорошего качества.

Колпакова в ларьках не оказалось. Гордееву сказали, что он буквально минут пять назад ушел. Наверное, на троллейбус или на метро. Что он тут рядом живет, но направился вроде не домой.

Можно было проверить хотя бы троллейбусную остановку, но Гордеев не стал. Он не то чтобы окончательно и бесповоротно разочаровался в своей версии, но Колпаков своим появлением у ларьков спутал Гордееву все карты. И даже вероятное знакомство уборщика с Норинским однозначно работает на версию Брусникиной: организатором обоих убийств является Мовсесян, а Норинский — его сообщник.

А что, если Колпакова в гостиницу пристроил Норинский или Мовсесян, чтобы иметь послушного и неболтливого человека среди персонала? Недаром Колпаков стал свидетелем гибели Мельника, возможно, шел к Мовсесяну, но явился не вовремя…

Гордеев позвонил Брусникиной:

— Евгения Леонидовна, можете узнать, кто устроил Колпакова на работу в „Хилтон“? Только спрашивать нужно не у него, а, например, у Башковой…

— Вы уже и Колпакова умудрились записать в ряды компьютерных злодеев? — фыркнула Брусникина. — И вообще, почему бы вам самому это не выяснить?

— Пожалуйста, Женя. Я вас очень прошу.

Брусникина с минуту молчала. Удивилась, очевидно, до сих пор они по преимуществу то спорили, то ругались. Почему-то хотелось верить, что нижайшая просьба ее просто обезоружила.

— Ну, хорошо, попробую, — пообещала она, даже не потребовав ничего взамен.

Голова все еще побаливала, и, чтобы ничего не забыть, Гордеев решил записать свой утренний разговор с Норинским. Он уже заканчивал, когда вернулась Брусникина.

— Господи! Что у вас с лицом? — ужаснулась она с порога.

— Бандитская пуля, — буркнул Гордеев. — Узнали что-нибудь?

— Да, сейчас расскажу. Только вначале поделитесь, как эта взятка за идиота вписывается в вашу версию?

Гордеев с трудом сдержал разочарованный вздох:

— Значит, была все-таки взятка?

— Была. Но по вашему виду как-то не заметно, что вы этому рады. разве не это я должна была узнать?

— Радоваться вы должны! Моя версия рухнула сегодня утром с таким же треском, как ваша вчера. Кто платил? Норинский или Мовсесян?

— Взятка была анонимной. Башковой заплатили, чтобы без разговоров взяла на работу инвалида, но попросили об этом по телефону, а деньги в конверте подсунули под дверь.

— И вы верите, что она не знает кто?

— Если она в конце концов после моего давления, с одной стороны, и клятвенного заверения, что информация никуда не уйдет, — с другой, признала, что взятка имела место, какой ей смысл скрывать взяткодателя? Но я все еще не понимаю, как это ломает вашу версию? Ну, помог кто-то Колпакову сменить хорошую работу на лучшую. И что из того? Почему вы не квалифицируете это как знак судьбы?

— Потому что Норинский давным-давно знает Колпакова, знал его задолго до того, как тот попал на работу в „Хилтон“. Это Норинский его туда и устроил. Короче говоря, почитайте стенограмму моего утреннего разговора с Норинским. — Гордеев развернул к Брусникиной свой монитор и уступил стул.

— Ну что вы все время спорите?.. — пробурчал себе под нос Савелий Ильич. — спорят и спорят, спорят и спорят, было бы из-за чего спорить… Вот вчера наш биатлонист на Кубке мира расстрелял мишени своего соперника — и все в „яблоко“, вот это я понимаю!

Брусникина тем временем дочитала:

— Ну и?

— Что, „и“? — удивился Гордеев. — Норинский устроил Колпакова в гостиницу, чтобы иметь под рукой надежного человека, может быть, шпиона, соглядатая, может, ассистента — на стреме постоять. Разве не очевидно?!

— Но Болотников же выпрыгнул сам! И чем тогда помогал Норинскому Колпаков?!

— Значит, он помогал Мовсесяну! Значит, Норинский сосватал Колпакова Мовсесяну, и уже тот устроил его в гостиницу и использовал!

— Да забудьте вы вообще про Колпакова! — топнула ногой Брусникина. И для пущей убедительности добавила еще кулаком по столу. — Вас должен волновать Норинский, и только Норинский!..

— По какому поводу крик? — спросил Воскобойников, входя в комнату. — И что у вас с лицом, Юрий Петрович?

— Порезался, когда брился, — отмахнулся Гордеев.

— И ваше „бритье“ никак не связано с нашим делом?

— Забудьте вы про мое лицо! Есть более достойный предмет для разговора. Я встречался сегодня с Норинским. Хотите, прочтите сами, хотите, могу пересказать…

Воскобойников стал читать. Брусникина, оставив препирательства, присоседилась к нему и из-за его плеча еще раз просмотрела стенограмму. Гордееву вдруг показалось, что она с трудом сдерживает хохот, и, чтобы не завестись по новой, он отошел к подоконнику и минут пять смотрел на улицу.

— Так о чем вы все-таки спорили? — повторил вопрос Воскобойников, дочитав.

— А они все время только и делают, что спорят, — вставил Савелий Ильич, обиженный тем, что совершенно выпал из команды: последние полчаса его не то чтобы сознательно игнорировали, о нем в пылу спора просто забыли.