Воображаемые жизни Джеймса Понеке - Тина Макерети
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, мы вошли внутрь и оказались в толпе людей всех форм и размеров, всех цветов и конфигураций.
– Хеми! Билли! Генри! Проказники вы этакие! Идите сюда! У нас есть торт! У нас есть джин и пиво, и вино! – это прокричал Эрни, разъезжавший вокруг на плечах у человека, рост которого явно не мог быть меньше семи футов[69].
Еды и напитков действительно было в изобилии, и Билли с Генри казались вполне в своей тарелке, расхаживая под руку и даже без всякого стеснения обмениваясь поцелуями. Я мог только смотреть на это, и пить – джин, затем пиво, затем джин. Вокруг нас играла бойкая музыка, и я намеревался последовать примеру друзей и пуститься в пляс.
– Обожаю эту толпу, Хеми, – воскликнула Генри, садясь на место после джиги. – Здесь мы можем быть самими собой, кем бы мы ни были. Мне бы так хотелось, чтобы весь остальной наш мир тоже был таким.
– Ага. Все ошибки природы в гуще событий. – Это был Билли, перекрикивая особенно энергичную мелодию. – Ибо разве не все мы уроды? Дурак тот, кто думает, что он скроен по идеалу. Мы все выродки. И не только те, кто собрался в этой комнате.
Я не мог с этим поспорить.
– Конечно, ты прав. Но те из нас, кто об этом осведомлен, страдают от тех, кто пребывает в неведении.
– Ах, Хеми, какое счастье найти тебя. – Билли кивнул в сторону Генри, когда она сняла его руку с плеча, и направилась к бару. – Я люблю тебя почти так же сильно, как люблю свою девочку, и я не стесняюсь об этом сказать.
Ах, как распухло в груди! Билли улыбнулся мне так широко и с такой теплотой, что я почувствовал, как она заливает меня целиком. Она была между нами – эта великая любовь. Я осознавал умом, что она не могла быть для него тем же, чем была для меня, но я позволил себе отдаться тому, что ощущалось как жар его взгляда. Желание шевелилось во мне, не оставляя сомнений. Разве мы не объявили себя свободными самим нашим присутствием в этом месте? Разве мои чувства были не такими же настоящими, как любое из проявлений человеческой сущности в этой комнате?
С тех пор как я понял, что люблю Билли, я понял, что так же беззащитен, как и любой человек на земле. Я кожей чувствовал эту возможность получить от мира взбучку и стать отверженным. Но я это приветствовал. Я хотел лишь пребывать в этом чувстве, в этом невидимом нечто, обладавшим такой большой силой. И сгинуть в нем к чертовой матери? Возможно. Мне было все равно. Я хотел только быть ближе к нему, и если бы я не смог его получить, я бы прожил остаток своих дней, наслаждаясь сладостью его близости, роскошным присутствием чего-то еще, повисшего в воздухе между нами. В равной мере и болью, и удовольствием. В равной мере и движением, и неподвижностью. Ах, Билли Нептун, завитки твоего имени вписаны в самую мою сущность до сих пор. Но тогда? Я обманывал самого себя. В ту ночь я обманывал самого себя даже больше, чем обычно.
* * *
Эрни с Эсме были полны решимости перезнакомить тех из нас, кто еще не встречался. И в самом деле, среди приглашенных было намного больше очень низкорослых людей, чем мне доводилось видеть, и намного больше высоких. Там был самый тяжелый мужчина в Британии, а также очаровательная мисс Темпл, хотя они были соперниками, и их было предпочтительнее держать в разных концах паба, но не на втором этаже, как намекнула Эсме.
– Ему везет, – сказала мне мисс Темпл, кивая в сторону своего противника. – Он от природы тяжелее, и у него намного больше богатых покровителей. Мне же приходится постоянно есть, чтобы поддерживать вес, необходимый для привлечения зрителей. Три четверти из моего дохода уходит только на еду!
Я попытался ответить сочувствием, но рядом стоял бедный мистер Флипп, который, как мне объяснили, страдал истощением и едва мог поддерживать вес, необходимый для поддержания жизни, вне независимости от того, что он ел. Тогда я почувствовал, насколько чудовищна шутка Бога, который сталкивал лицом к лицу в одной комнате настолько не похожих друг на друга людей и заставлял соревноваться их, чтобы понять, кто лучше заработает этим на жизнь. Вскоре явилась и моя собственная противоположность – человек, в котором на первый взгляд не было ничего особенного, несмотря на большие глаза и ноздри, и густые черные волосы. Я пробирался к бару, чтобы промочить горло чем-нибудь не столь крепким, как все то, что уже поглотил в ту ночь. Моя речь была невнятной, и мне было противно выставлять себя перед теми, кого я встречал по пути, невежественным или грубым.
– Мистер Понеке! – Черноволосый хлопнул меня по спине. – Я так хотел с вами познакомиться, но я был занят в собственном представлении. Вы еще услышите обо мне, даже не сомневайтесь. Я Бычара с Борнео, также известный как Человек-обезьяна. Хотя в наши дни в дикие люди записалось столько народу, я иногда стараюсь выделиться умением показать себя.
У Бычары был сильный акцент, обвивавший его речь: раскатистое «р» и благозвучное ударение на каждой гласной. Я никогда о нем не слышал.
– Приятно познакомиться, сэр. – Мне удалось качнуться в сторону, почти изобразив неглубокий поклон.
Бычара ответил тем же.
– Зови меня Роберто! Я твой большой поклонник! Это же так умно – удивлять публику своими «цивилизованными», «образованными» манерами. Жаль, что мне не пришло это в голову. Но я все еще ряжусь в шкуры животных и туземные фетиши и хрюкаю, когда ко мне обращаются, а мой «владелец», который на самом деле мой брат, должен плести увлекательную историю о том, как меня нашли живущим среди орангутангов в джунглях. Но это все еще привлекает публику. По-прежнему обеспечивает неплохой заработок. Что ты об этом думаешь?
Я был сбит с толку.
– Думаю о чем?
– Парень, твоя игра гениальна. Мы все безмерно ею восхищаемся.
Да, это был спектакль. Но я не мог припомнить, чтобы я его выдумал.
– Я просто стараюсь как можно лучше представлять свой