Красная Латвия. Долгая дорога в дюнах - И. Э. Исаева

– Ну вот, Павел Иванович, мои все… – сказал Ксанти, прощаясь…

Аэродром в излучине Гвадалквивира, вся округа в цветниках, садах, плантациях. Они подступают вплотную к кромке летного поля. Оно в темных заплатах асфальта выглядит чужеродным на благословенной и благодатной равнине. Доносится влажное дыхание реки. Здешняя поздняя осень может смело поспорить с подмосковным августом.

Остро пахло бензином, чуть пригорелым маслом, перегретым асфальтом, сохнущей краской. К непременным специфическим запахам аэродрома примешивался аромат цветов, пахучих трав, цитрусовых плодов.

В полночь слышалось лишь стрекотание цикад, шорох травы и… учащенное дыхание. Вскоре поползли по-пластунски, волоча коробки динамита, мотки с бикфордовым шнуром, сумки с гранатами, оружие, бутылки, переложенные сеном.

По небу размеренно шарил луч прожектора. Когда он склонялся к земле, в полосу света попадала антенна над зданьицем аэродрома. В небе трепыхался черно-белый конус, полный ветра и указывающий его направление – от Гвадалквивира.

На такие мгновения следовало припасть недвижимо к траве или нырнуть в спасительную тень под крыло ближайшего самолета и переждать.

Глубокой ночью раздался взрыв где-то в конце взлетной дорожки, и пламя подсветило облачное небо.

Минуту спустя в другом конце аэродрома, за ангарами, подала оглушительный голос группа Ксанти, и занялось второе зарево.

Наступил черед Цветкова, яркая вспышка предварила новый гром и новый пожар.

От ночной тишины ничего не осталось. Выстрелы, пулеметные очереди, разрывы гранат, топот бегущих, вой сирены, свистки, крики, стоны, звон разбитого стекла – это вылетели окна в командансии у восточных ворот.

– Отходить по старой дороге, – приказал Цветков своим подручным. – Переждем под мостиком, на том берегу канала…

7. Хаджи и анархисты

Колонна анархистов, которой командовал Дуррути, прибыла из Каталонии после длительных переговоров с правительством, чтобы защитить или, как самоуверенно заявляли анархисты, «спасти» Мадрид. Анархисты потребовали: «Отведите нам самостоятельный участок, дайте точную боевую задачу. Мы всем покажем, чего стоим, и тогда никакие другие партии не смогут приписать себе наши успехи!» Колонна насчитывала три тысячи уже обстрелянных бойцов, они отлично вооружены, обмундированы.

Берзин был озабочен формированием и боевой подготовкой бойцов интербригад, а также анархистов и направил в Альбасете группу военных советников. Советник А.И. Родимцев пытался приохотить к пулеметам «максим» упрямых анархиствующих лентяев. Посмотрев фильм «Мы из Кронштадта», они картинно наматывали на себя крест-накрест пулеметные ленты, но при этом хныкали, что «максим» слишком тяжел.

Когда Дуррути порекомендовали военного советника, он отказался. Но затем согласился: услышал отличные отзывы о Ксанти, о его военном таланте, недюжинной храбрости в разведке, его походах в тыл мятежников и о том, как он разгуливал там в крестьянском платье.

Дуррути поставил условие, что Ксанти будет единственным коммунистом во всей бригаде, сражавшейся под красночерным знаменем. Берзин попросил срочно присвоить майору Ксанти звание подполковника, это должно импонировать Дуррути. А то еще какой-нибудь анархист усмотрит падение престижа командира: знаменитый Буэнавентура Дуррути советуется с майором!

Ксанти переехал из подвала, где теперь обосновался штаб обороны Мадрида, на командный пункт Дуррути. В эти дни шли ожесточенные бои в парке Каса-де-Кампо и в Университетском городке

Дуррути и подполковник быстро нашли общий язык. Спали под одной крышей, обедали вместе и, случалось, шли рядом в атаку. Дуррути проникался все большим доверием к советнику – смуглолицему, черноглазому, статному человеку тридцати двух лет.

Дуррути был откровенен с Ксанти, который платил командиру той же монетой.

Подполье Мадрида было Ксанти уже неплохо знакомо. Ему изрядно пришлось поблуждать, поползать в подземных коллекторах, галереях, переходах, тоннелях метро. Мятежники пытались пробраться с окраин, из пригородов к центру Мадрида, чтобы заминировать и взорвать подземный этаж города, вызвать панику среди жителей и защитников Мадрида. Но те шесть мин, которые они взорвали под землей, не принесли большого вреда, а диверсанты из «пятой колонны» были частью истреблены, частью обезврежены.

Иногда Дуррути и его советник жарко спорили. Дуррути любил подчеркивать свою неприязнь к централизованному руководству и уверял, что все генералы на свете враждебно относятся к своим народам.

Еще более острые споры вызвала программа анархистов. Да, соглашался Ксанти, советские люди признают их заслуги в русском революционном движении. И справедливо, что в бригаде Дуррути есть батальоны, носящие имя Кропоткина и Бакунина, что испанские анархисты чтут их имена. Но назвать батальон именем Махно? С этим Ксанти решительно не мог примириться. Еще больше негодовал военный советник Петрович (Мерецков).

– Ведь Махно – бандит, – громогласно возмущался Петрович. – Когда я служил в Конной армии Буденного, мне пришлось сражаться с махновцами. Эти разбойники грабили трудящихся и вредили народной власти. Не случайно в твоих колоннах, Дуррути, столько всяких недостойных людей. Разве можно допускать к революции нечистоплотных? Уверен, что в колонны затесались и фашисты. Если их не изгнать, они подведут в первом же бою и принесут несчастье.

Через несколько дней Ксанти попросил у Дуррути разрешение отлучаться в свободные часы из штаба.

– Куда? – спросил Дуррути ревниво.

– Вы, анархисты, очень плохо стреляете из пулемета «максим». – Ксанти не собирался церемониться. – Хочу обучить вас и сколотить пулеметные взводы.

– Обучи и меня…

Танки капитана Грейзе взаимодействовали с колонной Дуррути, капитан часто бывал у него на командном пункте. Грейзе всегда успевал поговорить с Ксанти.

Дуррути занял пустующий особняк на окраине города, там с шиком расположился его штаб.

«Особняк на тихой улице, обсаженный большими развесистыми деревьями, – вспоминал Роман Кармен в очерке «Дыхание Мадрида». – По мраморной лестнице поднимаемся с Хаджи в бельэтаж… Массивная дверь из черного дуба охраняется четырьмя здоровенными парнями. У каждого по два маузера. Нас проводят в кабинет, где Дуррути диктует что-то машинистке. Он порывисто встает и, кинувшись навстречу Хаджи, долго жмет ему руку, словно боясь ее выпустить. Он очень нервен. В его черных глазах, всегда светящихся, сейчас еле уловимая грусть и растерянность. Всего лишь несколько дней назад Хаджи прикомандирован к бригаде в качестве советника, а Дуррути уже не может прожить без него и часа. Он полюбил Хаджи за отчаянную храбрость, за железную волю и жесткую прямоту…

Хаджи взял его за руку, усадил на большой диван, обитый голубым атласом. Он покорно сел и опустил глаза.

– Это верно, Дуррути, что ты отводишь бригаду в тыл? спросил Хаджи. – Ты знаешь, что резервов нет. Ты оголишь, самый ответственный участок фронта.

– Да, я отвожу бригаду! – почти закричал Дуррути. – Люди устали! Устали от бомбежек и артиллерии! Люди не выдерживают!..

– Дуррути, бригада всего два дня на передовой. Ты знаешь, как хорошо расценил народ, что анархисты наконец из глубокого тыла пришли драться в Мадрид. И ты знаешь, какое нехорошее впечатление произведет