Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора - Иван Иванович Рерберг

но даже проходила под самим зданием. Фундаменты, основанные при постройке на деревянных сваях, имели под собой основание из совершенно сгнившего дерева, обращенного временем в порошок. Кроме того, глубина заложения фундаментов была очень значительной, и сильные грунтовые воды не позволяли применить способ подводки отдельными столбами каменной кладки. При работах укрепления стен пришлось прибегнуть к особой системе бетонных свай Штрауса, которые опускались с помощью железных труб с обеих сторон стены и соединялись железобетонными балками, расположенными поперек стен. Эти длительные и сложные работы велись под непосредственным наблюдением инженера Трусова, а я принимал в них участие в качестве консультанта. Одновременно с этими работами начались работы по постройке дома Электробанка, где решено было применять ту же систему свай Штрауса, так как постройка должна была производиться при таких же условиях сильных грунтовых вод на берегу реки Неглинки. На совещаниях я сильно протестовал против применения свай Штрауса, указывая на более подходящий, по моему мнению, способ опускных колодцев. Однако мнения других восторжествовали, и в результате получилась форменная катастрофа: бетонные сваи не только не представляли надежного основания для многоэтажного дома, но, состоя из отдельных несвязанных кусков, не могли выдержать давления от минимальной нагрузки. Постройка по распоряжению губернского инженера была остановлена, и начатое здание несколько лет стояло в лесах и тепляках, дожидаясь новых хозяев, которые бы решились затратить большие деньги на уничтожение старых фундаментов и возведение новых.

После смерти В. И. Ленина музей его имени на Большой Дмитровке, решив устроить комнату, которая должна была представлять точную копию с кремлевского кабинета В. И., обратился к дирекции Большого театра и к его бутафорским мастерским для выполнения этой работы. Дело было поручено Ф. Д. Остроградскому[74] с административной стороны и мне как ближайшему руководителю работами. Я помню, как часами просиживал в кабинете В. И. Ленина, зарисовывал и снимал копии со всех предметов, лежавших на его письменном столе, и со всей обстановки кабинета. Многие мелкие вещи я выполнял собственноручно, а для меблировки заказывал и покупал в различных магазинах точные копии кресел, шкафов, этажерок и других предметов обстановки. Стены, угловая печь и сводчатый потолок комнаты были выполнены мастерской театра. Я получил письменную благодарность и полное удовлетворение от этой интересной и необычной работы.

Между тем моя частная жизнь протекала с ее горестями и радостями, сменявшими друг друга. В один из праздничных дней я поехал на дачу к Ф. Д. Остроградскому, но на другой же день рано утром меня разбудили сообщением, что сын мой опасно заболел. Приехала жена моего старшего брата и сообщила мне, что сын мой скоропостижно скончался. Эта добрая, отзывчивая и умная женщина взяла на себя тяжелую обязанность сообщить мне о горе, которое, конечно, повергло бы меня в полное отчаяние, если бы она с чисто женской добротой и чуткостью не приняла в моем положении живейшего участия. Своей любовью и ласкою она помогла мне снова стать на путь труда и деятельности, не покидая меня своими заботами ни на один день. Я сильно привязался к ней и полюбил. Она стала моей второй женой и большим другом, и ее взрослые дети стали моими детьми, так как их отец уже давно отшатнулся от семьи и в своем непонятном заблуждении не мог оценить того сокровища, которое сама судьба дала ему в лице редкой жены и исключительных детей – сына и дочери, привязанных к воспитавшей их матери всеми силами души. Мы расписались в загсе Лефортовского района, и Антонина Петровна Рерберг, не меняя своей фамилии, переехала в мой дом по Денисовскому переулку. Мы заняли две комнаты от нашей прежней квартиры во втором этаже, и, кроме того, на низких антресолях помещались две мои рабочие комнаты с полным архивом чертежей и дел за всю мою архитектурную деятельность. В большой комнате, рядом с нашими, поместились мои сестры, которые должны были выехать из дома отца, нижнюю же квартиру заняла семья биржевого маклера Маслих. Эта отвратительная семья, очевидно, привыкшая к легким доходам своей специальности и строившая свое благополучие на неблагополучии других, не только не платила за квартиру, но и категорически отказывалась принять участие в работах по ремонту и отоплению дома. Маслихи заселили свободные комнаты дома своими приспешниками и начали околачивать пороги МУНИ и РУНИ, писать на нас доносы и принимать всевозможные меры, чтобы создать жилищное товарищество и сделаться хозяевами дома. В своих домоганиях они дошли до того, что непременно хотели отнять у нас две комнаты мастерских и «притянули» меня к народному суду, подделав на повестках мою подпись. Я узнал об этом деле только тогда, когда народный суд уже постановил отобрать у нас две комнаты, и принужден был пригласить юриста для защиты своих интересов. В моем деле приняло участие КУБУ и командировало своего юрисконсульта. Два раза народный суд постановлял отобрать у нас комнаты, и оба раза высшая инстанция отменяла постановление народного судьи, делала ему выговор и требовала прекращения дела. Я никогда не умел хлопотать о своих интересах, но в данном случае я считал, что по новым революционным постановлениям дом в две квартиры должны были оставить в моей собственности, и в этом убеждении меня поддержали некоторые мои друзья и знакомые. Однако оказалось, что открытая против нас темная кампания сильнее, главным образом своей бессовестностью, и дом был муниципализирован для образования жилищного товарищества в двух небольших квартирах. Мы платили за свои комнаты вдвое больше, чем все остальные жильцы вместе взятые. В комнатах стояли временные печи с железными трубами, стало холодно и сыро. Мы с женой мечтали найти новую квартиру, тем более что все неприятности и постоянные объяснения по поводу наших комнат сильно расстроили здоровье моей жены.

Две осени, когда я несколько освобождался от своих работ, мы провели вне Москвы: один раз мы совершили прекрасную прогулку по Волге от Нижнего до Астрахани и от Нижнего до Перми. Это путешествие заняло двадцать восемь дней и доставило нам громадное удовольствие. Другой раз мы поехали в Крым. Доехав до Севастополя, мы сели в автомобиль с тремя другими пассажирами. Мы отъехали около десяти верст, как вдруг подверглись нападению разбойников в количестве семи человек. В масках и вооруженные револьверами, они остановили нашу машину и начали нас грабить. Ехавшие за нами автомобили остановились вдалеке и не решались прийти к нам на помощь. Жена моя настолько не потеряла присутствия духа, что даже прикрикнула на грабителей, когда они уже слишком стали меня тормошить, обыскивая карманы. В конце концов нас высадили из