Смерть в душе. Странная дружба - Жан-Поль Сартр

— Оденься или ляг, ты простудишься.

Он взял полотенце и начал растирать себе торс. У него был ошеломленный вид. «Забавно, — подумала она, — он только что решил свою участь». Она села на кровати; Борис энергично растирался, но лицо его оставалось угрюмым.

— Что еще не так? — спросила она.

— Все хорошо, — сказал он. — Просто я трушу!

Она с трудом встала, поймала его за чуб и подняла ему голову.

— Посмотри на меня. Что еще не так? Борис отвел глаза.

— Ты ведешь себя странно.

— Почему странно?

— Ты совсем не рассердилась, узнав, что я уезжаю. И это меня шокирует.

— И это тебя шокирует? — повторила Лола. — И это тебя шокирует?

Она расхохоталась.

6 ЧАСОВ УТРА{15}

Матье заворчал, сел и почесал голову. Пел петух, солнце было теплым и радушным, но стояло еще низко.

— Хорошая погода, — сказал Матье.

Никто не ответил: все они стояли на коленях у парапета. Матье посмотрел на часы и увидел, что уже шесть; до него доносился отдаленный монотонный гул. Он опустился на четвереньки и подполз к товарищам.

— Что это? Самолет?

— Нет, это они. Моторизованная пехота. Матье приподнялся над их плечами.

— Осторожней! — предупредил Клапо. — Не высовывайся: у них есть бинокли.

В двухстах метрах от первых домов дорога отклонялась на запад, затем исчезала за поросшим травой пригорком, затем снова возникала между высокими строениями мукомольни, прикрывавшими ее, а затем шла к северо-западу и наискось приближалась к деревне. Матье увидел машины, но так далеко, что они казались неподвижными, он подумал: «Это немцы!» и испугался. Странный страх, почти мистический, подобие священного ужаса. Тысячи чужих глаз пожирали деревню. Глаза сверхчеловеков и насекомых. Матье был охвачен ужасной и очевидной мыслью: «Они увидят мой труп».

— Они будут здесь через минуту, — помимо воли сказал он.

Никто ему не ответил. Через некоторое время Дандье проговорил тяжело и медлительно:

— Мы долго не продержимся.

— Назад! — приказал Клапо.

Они отступили на несколько шагов, и все четверо сели на тюфяк. Шассерьо и Дандье, одинаковые, как близнецы, и Пинетт, уже похожий на них: у всех был одинаковый землистый цвет лица и одинаковые ласковые пустые глаза. «Наверно, у меня такие же ланьи глаза», — подумал Матье. Клапо присел на пятки; он говорил им через плечо:

— Фрицы остановятся у въезда в деревню, сейчас они пошлют на разведку мотоциклистов. Ни в коем случае не стреляйте в них.

Шассерьо зевнул; та же зевота, мягкая, как рвота, приоткрыла рот Матье. Он попытался избавиться от ужаса, раззадорить себя злостью, он сказал себе: «Мы бойцы, черт побери! Мы не жертвы!» Но это была ненастоящая злость. Он снова зевнул. Шассерьо с симпатией посмотрел на него.

— Начинать всегда трудно, — сказал он. — Потом, сам увидишь, пойдет получше.

Клапо повернулся и присел на корточки напротив них.

— Будет только один приказ, — сказал он им, — защищать школу и мэрию; нельзя допустить, чтобы они туда приблизились. Сигнал подадут наши товарищи снизу, и как только они начнут стрелять, палите, не дожидаясь приказа. И запомните: пока они смогут сражаться, мы будем играть только роль прикрытия.

Они смотрели на него внимательно и послушно.

— А потом? — спросил Пинетт. Клапо пожал плечами:

— Потом…

— Вряд ли они долго продержатся, — сказал Дандье.

— Нельзя знать заранее. Возможно, у них есть небольшая пехотная пушка; нужно не дать им установить ее. Будет трудно, но если все получится, им тоже будет туго, потому что дорога и площадь образуют угол.

Он снова стал на колени и дополз до парапета. Спрятавшись за столб, он наблюдал за деревней.

— Дандье! — Что?

— Иди сюда.

Не оборачиваясь, он объяснил:

— Мы с тобой берем их в лоб. Шассерьо станет справа, а Деларю слева. На случай, если они попытаются нас обойти, Пинетт станет с другой стороны.

Шассерьо подтащил тюфяк к парапету; Матье стал коленями на одеяло. Пинетт разъярился:

— Почему я должен поворачиваться к этим говнюкам спиной?!

— Не ной, — сказал Шассерьо. — А вот мне солнце будет светить прямо в рыло.

Распластавшись у своего столба, Матье лежал лицом к мэрии; слегка наклоняясь направо, он хорошо видел дорогу. Площадь была зловещей ямой теней, ловушкой; ему было тяжело на нее смотреть. В каштанах пели птицы.

— Осторожно!

Матье затаил дыхание: два черных мотоциклиста в касках въезжали на улицу, два сверхъестественных всадника. Напрасно Матье пытался различить их лица: у них не было лиц. Две тонкие талии, четыре параллельных длинных бедра, пара круглых обтекаемых голов без ртов и глаз. Они передвигались механическими рывками, с негибким благородством кукол на шарнирах, приближаясь к циферблату старых башенных часов в ожидании своего часа. И час вот-вот настанет.

— Не стрелять!

Мотоциклисты, треща моторами, объехали земляную площадку. Ничто не зашевелилось, кроме стайки взлетевших воробьев: это иллюзорное место притворялось мертвым. Матье завороженно думал: «Это немцы». Они прогарцевали перед мэрией, проехали прямо под Матье, который видел, как подрагивают на рулях их массивные кожаные лапы, и въехали на главную улицу. Через некоторое время они снова появились, очень прямые, как бы привинченные к тряским седлам, и на полном газу помчались по дороге, по которой только что приехали. Матье был доволен, что Клапо запретил стрелять: они казались ему неуязвимыми. Птицы, еще немного попорхав, спрятались в листве. Клапо сказал:

— Это к нам.

Заскрежетали тормоза, хлопнули дверцы, и Матье услышал голоса и шаги; он впал в омерзение, которое походило на сон, его так и тянуло закрыть глаза. Он смотрел на дорогу сквозь полузакрытые веки и чувствовал себя почти умиротворенным. Если мы спустимся, бросив винтовки, они нас окружат и, может быть, скажут: «Французские друзья, война закончена». Шаги приближались, они нам ничего не сделали, они и не думают о нас, они нам не желают зла. Он совсем закрыл глаза: ненависть сейчас брызнет до неба. Они увидят мой труп, они будут пинать его ногами. Он не боялся умереть, он боялся ненависти.

Готово! В ушах сильно хлопнуло, он открыл глаза: улица была пуста и молчалива; он попытался убедить себя, что ему снится сон. Никто не стрелял, никто…

— Сукины сыны! — прошептал Клапо. Матье вздрогнул:

— Какие сукины сыны?

— Те, из мэрии. Они слишком рано выстрелили. Должно быть, со страху, иначе они бы их пропустили.

Взгляд Матье с трудом поднялся вдоль шоссе, скользнул по мостовой, по пучкам травы между булыжниками, вплоть до угла улицы. Никого. Тишина; деревня в августе, все люди в поле. Но он знал, что по другую сторону этих стен замышляют его смерть; они жаждут причинить нам как