Его счастье - Энжи Вэс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не приму его, Оливия. Даже не уговаривай.
Где-то через час Оливия нашла Саймона в его кабинете. Он сидел за своим столом точно король без короны, и со сложенными пальцами всматривался в пламя подсвечника.
— Но почему? Ты мне можешь объяснить?
Саймон с минуту смотрел на нее исподлобья.
— Ты прибегаешь сюда заступаться за человека, которого даже не знаешь. Ты не знаешь, в чем он виноват и все равно вступаешься за него. Почему?
— Это не имеет большого значения, если я вижу, что человек искренне раскаивается и хочет исправиться. Ему нужно дать еще один шанс.
Ее милосердие, как и Изабель, изумляло Саймона и в то же время нет. Они готовы простить все, если увидят хотя бы намек на слезу в глазах человека. И все-таки как же любят женщины утешать расстроенных мужчин! Но его, Саймона, этим не проймешь. Он откроет ей глаза.
— Многократно, как ты, наверное, слышала, Фредди любил пригубить. — Саймон подался вперед. — Я уже и сбился со счета, по правде говоря. За все время, пока он у меня проработал, он не просто выпивал. Он напивался. В хлам. Потом несколько дней отходил от похмелья. В чистую работал несколько дней, а бывало, что и недель. Самое долгое на моей памяти — два месяца. Но в итоге всегда начинал цикл заново и брался за бутылку.
Оливия то поднимала, то опускала свои удивленные зеленые глаза. И спросила, но уже без ярой уверенности:
— Но где же он брал столько денег на спиртное?
Его пальцы застучали по столу.
— В большинстве случаев он воровал из моего погреба, а иногда бегал в таверну. Изабель, конечно, пыталась ему помочь, отговаривала и горько умоляла. Но Фредди, естественно, заткнул уши и не хотел ничего слышать.
Ресницы Оливии стали влажными. Она сама не поняла, как ноги ее уже ходили туда и обратно по кабинету.
— Как же грустно! Бедная миссис Рутнер, бедный Фредди! У него же зависимость.
— Он решил, что так проще: искать радость в бутылке, но не успел оглянуться, как уже начал в ней тонуть.
Оливия резко повернулась к нему всем туловищем.
— Ты должен ему помочь! Ты должен принять его.
Саймон едва не подавился воздухом.
— Что, прости?!
Оливия приподняла ладони, как бы успокаивая его.
— Послушай, ты единственный человек, который может помочь ему. Если ты оттолкнешь его сейчас, он вполне может умереть либо от пьянства, либо от голода. Но, если ты смягчишь свое сердце к нему, если протянешь единственную спасательную соломинку и возьмешь к себе, у него появится возможность и желание исправиться, стать лучше. Понимаешь?
Саймон уже пожалел, что рассказал ей о проблемах Фредди. Кажется, сердобольность Оливии выросла в разы! Ее сердце купается в собственном соку эмпатии к несчастным.
Саймон смотрел на нее. Ему жутко хотелось подойти и поцеловать ее, поцеловать каждую веснушку на ее прекрасном лице, чтобы не было больше возможности что-то обсуждать и спорить. Его руки подхватили бы ее мягкое тело, а ее ноги обвили бы его пояс. Желание стать с ней одним целым, слиться воедино прямо на этом столе было еле преодолимым с каждым пройденным днем.
И все же Саймон не мог поверить своим ушам. Ведь он только что рассказывал, как Фредди отверг все его тщетные попытки достучаться и помочь ему. И сейчас она просит снова запустить тот же цикл, этот механизм, который закончится так же, как и всегда. Черта с два! Хватит с него унижений!
— Он уже отверг протянутую руку не второй и не третий раз. С чего вдруг ты решила, что именно теперь он передумает?
— Потому что он потерян и знает это. Ты выгнал его, и он думает, что обратной дороги нет. Сейчас до него снизошло озарение, и он искренне раскаивается. Погаси в себе герцога на минуту и прояви хотя бы капельку простой людской милости, — взмолилась Оливия.
— По-твоему, я недостаточно милосерден? Я не люблю, когда злоупотребляют моей добротой. В отличие от вас с Изабель, я трезво смотрю на эту ситуацию и вижу, что происходит. — Он помолчал. — Я не против милосердия, но и не его сторонник. В этой жизни проигрывает тот, кто жалеет.
Господи, да он ничего не видит! Если бы его самомнение было сорняком, то он бы задавил собой этот дом. Оливию злило его упрямство и гордыня, тогда как человек просил его о помощи, но он не хотел ничего слышать.
Покраснев, она взорвалась:
— Какой же ты горделивый и упрямый. Думаешь только о себе самом, решая за других все!
Брови Саймона изогнулись, как две дуги.
— Человек нуждается в твоей помощи, а ты из-за своей надменности бросаешь его на произвол судьбы. А я было подумала, что ты нечто большее, чем просто герцог. Думала, что ты хороший человек.
Саймон встал.
— Не надо перебирать, малышка. — Его голос затвердел, как зимой твердеет лед на реке. — Я всегда стараюсь делать так, как лучше не только для меня, но и для других. Фредди не станет больше работать у меня, потому что я не собираюсь идти на поводу у того, кто уже не владеет ни собственным телом, ни разумом. И чем скорее он уйдет, тем быстрее сможет оправиться Изабель. Все к лучшему.
— Но как же Фредди?.. — отчаянно спросила Оливия.
Саймон глубоко вздохнул и ровно ответил:
— Он сам сделал свой выбор. Я его пить не уговаривал и не вливал в глотку против его воли. Фредди вполне взрослый мужчина и должен научиться отвечать за свои поступки и их последствия.
Оливия смотрела и не могла узнать в этом человеке веселого мальчика, каким тот когда-то был. Ему обидно из-за миссис Рутнер и он разочарован во Фредди. Она понимала, что пред ней стоит не Саймон, а герцог Лендский. Да, герцог, он такой: гордый, самоуверенный, упрямый и эгоистичный. И хоть он сейчас выводит ее из себя, Оливию по неизвестным причинам все же тянуло к нему. Ей очень хотелось, чтобы сейчас он поступил иначе, правильно. Она сильно надеялась, что Саймон переменит свое решение. Оливия так желала уцепиться за что-нибудь хорошее в нем сейчас. Но пока Саймон только разжигал в ней раздражение. Посмотрев в его голубые глаза, она не нашла в них ничего обнадеживающего. В ней проснулось жуткое стремление подбежать к нему и хорошенько тряхнуть с сильным ударом по щеке,
