Семейные узы. Смятение чувств - Анна Альварес

— Не могла ты им понравиться, деревенщина неотесанная! — выплеснула наконец свою обиду Камила. — И овечку из себя не строй. Ты из тех, кому палец в рот не клади, ты и руку откусишь!

— Ну-ка выйди из моей комнаты, — тихо и внушительно произнесла Ирис.

Но Камила завелась, и остановить ее было невозможно.

— Твоей? Твоей? — переспрашивала она возбужденно. — Да в этом доме ничего твоего нет! Ты наглая самозванка! Грубая! Невоспитанная!

Элена, услышав громкие голоса, попыталась образумить дочь.

— Камила, успокойся, — начала она.

— Да я вижу, что вы тут спелись! — вскрикнула Камила. — Ты тоже на ее стороне? Я так и знала! Мне в этом доме больше нет места!

Элена тоже возвысила голос: на нервозность дочери она отвечала точно такой же нервозностью. Разве ее не раздражало то, что Камила дневала и ночевала возле Эду? Что ее родная дочь проявляла столько бесчувствия, столько нетактичности?

— Перестань закатывать истерики! — потребовала она. — Перестань всем жаловаться! Или побежишь рыдать на груди у Алмы? Похоже, ты к ней часто бегаешь за утешением!

— Я не бегаю ни к кому! — гордо заявила Камила. — А вот Эду и в самом деле очень скоро будет бегать, но тебе на него наплевать, хотя он был бы очень рад, если бы ты его навестила. Но он настолько уверился в твоем равнодушии к нему, что даже тебя не приглашает.

Каждое слово дочери резало Элену будто ножом.

— Ты хочешь сказать, что Эду встал? — спросила она. — Хочешь сказать, что он уже ходит?

Элена не могла поверить, что выздоровление идет так быстро.

— Да! Именно это я и хочу сказать. Эду ходит, он встал с инвалидного кресла и теперь может ходить на костылях. Врач, который его осматривал, пообещал, что через две недели он будет ходить с палочкой. Худшее уже позади — вот что сказал врач! И было это уже неделю назад.

— Кажется, мы вырвались из жуткого кошмара, — произнесла Элена, опускаясь на диван, и провела рукой по лбу, словно желая отогнать от себя сгустившийся вокруг нее туман.

Странно узнавать самые важные для тебя новости последней. Но она и предположить не могла, что выздоровление пойдет такими темпами. Прав был Мигел, когда говорил о молодости, которой так страстно хочется жить! Но почему же Эду молчит? Почему не сказал ей ни слова? Почему не позвонил?

Она обрадовалась бы этой потрясающей, этой невероятной новости еще больше, если бы ее сообщил сам Эду, а не Камила. Да и Камила могла бы сообщить по-человечески, а не таким обидным, дурацким образом. Но Бог с ней, с Камилой! Она просто маленькая ревнивица. А вот Эду! Эду! Что с ним-то происходит? Неужели он и в самом деле надулся на нее, как маленький мальчик, и теперь будет наказывать ее молчанием, поставив Элену в крайне нелепое положение?

— Как же ты могла не сказать мне сразу, Камила? — с невольным упреком спросила Элена.

— А как ты могла меня не спросить? — парировала дочь. — Ты же знаешь, что я бываю там каждый день, почему же не спросишь, что там происходит? Ты занималась своей дорогой сестренкой Ирис, а до меня, до Эду тебе нет никакого дела!

С этими словами Камила развернулась и хлопнула дверью: наконец-то она почувствовала себя отомщенной.

Элена растерянно смотрела ей вслед, не в силах сообразить, как и чем противостоять этой беспримерной молодой жестокости.

Как только Камила закрыла за собой дверь, настроение у нее сразу улучшилось. Она с удовольствием поглядывала по сторонам, радостно предвкушая близкую встречу с приятными ей людьми. Разумеется, она направлялась к Эду, хотя прекрасно знала, что общаться будет или с Эстелой, или с Алмой, — Эду быстро уставал, и она не собиралась утомлять его еще больше, ну разве что поболтает с полчасика, осведомится о здоровье. Ни Алме, ни Эстеле она не собиралась жаловаться на мать. Просто в их доме она чувствовала себя гораздо спокойнее и лучше, чем в своем собственном. А почему? Этого она не могла себе объяснить.

Камила шла не спеша по улице, наслаждаясь своей легкой упругой походкой, и пыталась найти разгадку, почему ей хорошо всюду, только не у себя дома, и вдруг услышала оклик.

— Камила! — позвал ее мужской голос.

Она оглянулась и увидела Роберту, своего однокурсника. Когда-то они были очень дружны, и Роберту был даже влюблен в нее. Он посвятил ей множество стихов, это ей, безусловно, льстило, но не больше. Потом она уехала в Англию. Какое-то время они переписывались, но затем за множеством дел и событий переписка заглохла. И вот они снова встретились и с радостным любопытством смотрели друг на друга.

— Ты изменилась, Камила, — первым заговорил Роберту. — Была девчонкой, а стала…

— Старушкой? — сделала испуганные глаза Камила.

— Ты стала… женственной, — с нежностью сказал Роберту. — Интересно, что на тебя так подействовало? Обволакивающий английский туман?

— Скорее изысканная красота Японии, — лукаво ответила она.

— Японии? Ты была в Японии? — не поверил Роберту.

— Была! И не одна! — Камила остановилась, Роберту смотрел на нее с неподдельным интересом. — А со своей мамой! — закончила она и расхохоталась.

— А что ты будешь делать в Рио? — поинтересовался он. — Вернешься на наш факультет?

— Подумаю, — ответила она с тем же лукавым кокетством, которое так шло ей.

Настроение ее исправилось окончательно. Она чувствовала, что Роберту вновь готов стать ее верным пажом, и, хотя не собиралась становиться его прекрасной дамой, все-таки инстинктивно, по-женски что-то обещала ему своим кокетством, забрасывала крючки, дразнила, манила.

— Нам непременно нужно повидаться, — тут же попался в эту ловушку молодой человек. — Мне очень хочется послушать про Японию…

— И японцев, — закончила его фразу Камила.

— И много было японцев? — выказал живой интерес Роберту.

— Я думаю, что тебя куда больше заинтересовали бы японки, они такие очаровательные, — ушла от ответа Камила. — Ты можешь позвонить мне, когда у тебя будет время и желание куда-нибудь меня пригласить.

— Я и сейчас готов пригласить тебя куда угодно, — с энтузиазмом отозвался Роберту.

— Но я сейчас совсем не готова, — с притворным вздохом отказалась Камила.

— Жаль, очень жаль, я бы охотно послушал про твоих японцев, — непритворно вздохнул Роберту.

— Кстати, чуть не забыла тебе сказать, что твои стихи очень полюбили мои приятельницы-англичанки.

— Да что ты! — приятно изумился молодой поэт. — Должен тебе сказать, они пользуются успехом и здесь. Могу тебя пригласить на авторское чтение, приходит много народу, и у меня есть поклонники…