Иллюзия пользователя. Урезание сознания в размерах - Тор Норретрандерс

Другими словами, тот факт, что мы можем видеть, не является в первую очередь результатом сообщений, которые поступают от сетчатки (которые, кстати, больше чем просто полученный свет). Это результат сложного внутреннего процесса, при котором информация извне соединяется с внутренней активностью и моделями. Но этот вывод искажен, так как Матурана и Варела отказываются признавать, что что-то поступает извне. Они говорят, что весь этот процесс представляет замкнутый круг, что нервная система не собирает информацию из окружающего мира. Нервная система является саморегулируемым целым, где нет «снаружи» и «внутри», а есть только согласованность импрессии и экспрессии — ощущений и поведений — с целью обеспечения выживания.

Это весьма радикальная эпистемология, и более того, два чилийца определяют ее как закрытую систему. Умберто Матурана особо славится тем, что отвергает любые дискуссии относительно того, каким образом его выводы соотносятся с тысячелетними традициями мышления, которые можно обнаружить в эпистемологии. Он создал полноценную теорию — и она не обсуждается.

Но как Матурана рассматривает дискуссию о Канте в статье про глаз лягушки? Без особого энтузиазма. «Описание внешнего мира вообще не касается внешнего мира — оно касается нас, — объясняет он в 1991 году. — «Нужно объяснить лишь ощущения и переживания. Говоря с точки зрения эпистемологии, больше ничего не существует», — говорит Матурана, который полагает: было бы чушью говорит о мире без нас, как о «вещи в себе» — иначе как мы вообще можем о нем говорить?

Для точки зрения Матурана и Варела можно предложить такую метафору: мы воспринимаем мир точно так же, как команда, которая проводит всю свою жизнь на борту подводной лодки. Члены команды могут манипулировать кнопками и регистрировать полученные эффекты, но у них нет никакого прямого восприятия того, что снаружи субмарины имеется целый мир. Мир может полностью отличаться от того, что они думали, пока он соответствует тщательно подобранному командой опыту.

Точка зрения Матурана и Варела является экстремальной в том плане, что ее не разделяют большинство ученых в этой области. Но она последовательна и целостна. По своей логической структуре она полностью напоминает то, что известно как Копенгагенская интерпретация квантового механизма в физике атомов: интерпретации, которая была представлена в основном Нильсом Бором. «Неверным было бы думать, что задача физики — выяснить, какова природа. Физика касается того, что мы можем сказать о природе», — говорил Бор, подчеркивая: мы не можем описать мир, не включая в свое описание тот факт, что мы его описываем. Сторонники Копенгагенской интерпретации сегодня проявляют не больший интерес к идеям Матурана, чем сам Матурана — к идеям квантовой механики, но сходство поразительно: большая проблема в описании нашего собственного описания заключается в том, что мы склонны рассматривать мир как то, что мы описываем, отражаем, воспроизводим, копируем и представляем в своей голове.

Но, возможно, подобным способом невозможно говорить ясно и однозначно. (Совершенно точно, что очень трудно говорить ясно и однозначно в рамках «снаружи вообще нет никакого мира»; в этой главе мы более или менее придерживаемся традиционного взгляда на то, что мир есть — в противном случае мы не смогли бы говорить об иллюзиях как об иллюзиях).

Все указывает на то, что сама идея «внутри» и «снаружи» обречена на поражение. От физики и нейропсихологии мы получаем одинаковое сообщение, наиболее изящно выраженное Джоном Уиллером и приведенное в Главе I: «Там нет никакого «там».

Не представляет никакой ценности то, что связь между Копенгагенской интерпретацией и точкой зрения Матурана/Варела вызывает вопрос: являются ли эти описания полными? Если мы признаем их логичными, то вынуждены будем спросить, включают ли они в себя все. Нет, не включают — да и не могут. Это доказал Курт Гедель: его теорема говорит, что превосходная теория не может быть последовательной и полной. Если она последовательна, в ней будут утверждения, правдивость которых не может быть установлена, даже если из других источников мы знаем, что они истинны.

В 1935 году Альберт Эйнштейн, который много лет был другом Геделя, задал следующий вопрос о квантовой механике: является ли она полной? С помощью хитро изобретенных примеров он пытался доказать, что нет. Это привело к продолжительной дискуссии, в которой его оппонентом был Нильс Бор. Бор настаивал, что квантовая механика является полной. И эксперименты, которые были проведены в 80-е годы, в конце концов доказали, что примеры Эйнштейна не выдерживают критики.

Квантовая механика является полной: мы не сможем узнать о мире атомов больше, чем он нам рассказывает. Насколько нам известно.

Такой же вопрос можно задать и точке зрения Матурана и Варела: является ли она полной? Конечно, нет. Это полное и тотальное описание жизни на подводной лодке, но это описание предполагает, что вне подводной лодки имеется мир — и не более. В противном случае теория теряет целостность.

Точка зрения Матурана и Варела может учитывать любой опыт, полученный внутри подводной лодки. Но она предполагает, что снаружи лодки существует мир — в противном случае это чистая чушь. Однако этого невозможно увидеть, находясь внутри лодки.

Точке зрения недостаточно быть последовательной — в жизни есть куча последовательных, но совершенно неинтересных точек зрения. К примеру, солипсизм: «Есть только я».

Точка зрения Матурана и Варела может и быть правильной, но на самом деле это не слишком и важно.

Нейронаука сегодня столкнулась с огромной проблемой, которая известна под названием «проблема связывания». Информация из нашего окружения разделяется и анализируется во многих различных центрах мозга. Дело не только в том, что импульсы различных сенсорных модальностей, таких, как зрение или слух, поступают для анализа в различные участки мозга. Дело еще и в том, что поступившее от каждой модальности также делится между мириадами нервных клеток, каждая из которых видит очертания, или форму, или движение, или цвет, или количество света, или контраст, или направление, или положение в пространстве.

Все эти аспекты не просто подлежат анализу, а затем воссоединению в единую картину лошади, которую оседлал человек; зрительные образы должны не только ассоциироваться с запахами, звуками, ощущениями и удовольствием — это должно произойти одновременно и еще до того, как человек свалится с этой лошади!

Человеческому мозгу приходится справляться с координацией обработки более чем 11 миллионов бит, которые поступают каждую секунду и делятся между сотнями миллионов нервных клеток, чтобы потом все эти различные импульсы составились в одну сознательную картину того, что происходит вокруг.

Все это должно происходить постоянно, до 16 часов в сутки. Безо всякой рассинхронизации.

Это и есть проблема связывания. Мы можем также называть ее проблемой фигуры/основания. Как удается мозгу вычислить, что есть ваза, а что есть лица, из той информации, которую он обрабатывает в случае двузначных фигур, таких, как ваза/лица, приведенная ранее? Как собираются вместе все эти различные аспекты одного объекта? В самом деле, как мозг вообще решает, что является фигурой, а что — основанием?

Проблема связывания очень глубока вне зависимости от того, существует ли окружающий мир или нет.

В 1989 и 1990 году впервые высказанная мысль о том, чтобы перенести феномен сознания в область естественных наук, вызвала значительный энтузиазм. Частично он объяснялся тем, что это позволяло поставить на обсуждение механизм решения проблемы связывания.

Это была совместная идея молодого немецкого физика Кристофа Коша, который возглавлял лабораторию вычислений и нервной системы при институте биологии Калифорнийского института технологии, и британского физика, биолога и специалиста в области нейрологии Фрэнсиса Крика, который работал в Институте Салка в Ла Джолла, Калифорния. Идея настолько смелая, всеобъемлющая и простая, что ее вряд ли можно было бы воспринимать серьезно — если бы не два замечательных обстоятельства.

Одним из них был сам Фрэнсис Крик — один из самых легендарных ученых 20 столетия, который получил известность в 1953 году благодаря раскрытию тайны наследственности. Он и Джеймс Уотсон открыли структуру молекулы ДНК — знаменитая двойная спираль, которая стала символом нашего времени. И с 1953 года Крик снова и снова выдвигал простые, дерзкие и — время от времени — правильные идеи, которые полностью меняли темы научных дискуссий.

Второе замечательное обстоятельство заключалось в том, что идея Крика и Коша, похоже, нашла экспериментальную поддержку. В 1989 году группа немецких ученых обнаружила, что нервные клетки кошек способны вибрировать синхронно, когда эти клетки видят тот же объект. Эти колебания происходят с частотой 40 раз в секунду и, по-видимому, являются выражением согласия клеток в том, что они видят один и тот же объект. Когда Вольф Сингер и его научные коллеги во Франкфурте опубликовали результаты своих исследований, уважаемый американский журнал «Science» сообщил об этой новости под заголовком «Тайна мозга раскрыта» и предварил статью вопросом: «Удалось ли Вольфу Сингеру открыть клеточную основу сознания?»