Мой любимый шотландец - Эви Данмор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уверен, что это он? – спросил один у другого, и тот рассмеялся.
– Еще бы. То же лицо, что и у старика, тот же характер, судя по виду.
Люциан возмутился, узнав, что пошел в человека, с которым не был знаком и которого люто ненавидел. Тем временем отчим вовсе не возражал, лишь сетовал, что ему не предложили за мальчика достойную компенсацию.
– Взгляните, – гнусавым голосом обратился он к приезжим, – какой он сильный для своих лет. Без его заработков мне не обойтись.
Когда торг окончился, Люциан встал на дыбы. Для своих лет он и правда был силен и сопротивлялся, как загнанный в угол зверь, размахивая кулаками и пинаясь до тех пор, пока из домика не вышла бабушка и не поплелась к нему по грязи. Она увела его на кухню и сломила уговорами. Здесь тебя ничего не ждет, сказала она. Все знали, что он бастард, и шпыняли бы этим вечно. К тому же век шахтеров короткий, и у них нет ничего, кроме шахты да гордости. Мать пыталась отсюда вырваться, но ее предала собственная природа. Ему же выпал шанс: если поедет в Лондон, то у него может быть другая жизнь. Люциан положил бабушке голову на колени и всхлипывал, не желая ее покидать. «Возвращайся за мной, – сказала она, гладя его по голове, – когда станешь достойным человеком». Вручив ему дедушкин нож и любовную ложечку, которую много лет спустя он подарит Хэрриет, она отправила его восвояси.
Он почувствовал пытливый взгляд Хэрриет и понял, что пауза затянулась.
– Они приехали, – повторил Люциан, – и забрали меня с собой.
– Понимаю, – кивнула она. – Но если ты поселился в Кенсингтоне, то как оказался на улице?
Вопрос Хэрриет прошептала, словно испытывала невыразимый ужас.
– Директор был плохим человеком. – В первую же неделю занятий этот мерзавец попытался после порки сунуть ему руку между ног, и Люциан, внявший намекам других мальчиков, схватил увесистое пресс-папье и ударил директора по голове. Столько крови он не видел никогда, поэтому быстро метнулся за своими пожитками и удрал в доки Ист-Сайда, так и не выяснив, жив негодяй или мертв. Айоф нашла его несколько дней спустя голодного, забившегося в угол. В тот день он назвался Люком Блэкстоуном, а Люциан Стюарт пополнил ряды пропавших детей.
– Улица мне тоже не подошла, – заметил он.
– Что неудивительно, – слабым голосом откликнулась Хэрриет.
– Там своя иерархия, и если тебе нужен кров, придется примкнуть к той или иной группе, – пояснил Люциан. – Жизнь им не особенно дорога, все вечно грызутся и заставляют тебя выбирать сторону, даже если не хочешь. По большей части оно того не стоит. – То же самое он мог бы сказать и про более изощренные виды преступной деятельности, от которых понемногу отошел, пока не стало слишком поздно. – Я умел работать с деревом, занимался резьбой и тому подобным. Увидев в витрине лавки объявление, привел себя в порядок и пошел в ученики к антиквару.
Рискуя свободой, он стащил с бельевой веревки чистую рубашку и галстук, чтобы предстать в лучшем виде перед мистером Грэмом, продавцом и владельцем лавки. Иногда Люциан задавался вопросом, что сказал бы наставник, если бы узнал, чего растрепанный мальчишка смог добиться в жизни благодаря его доверию…
– Раз уж настал час истины, – прервала его размышления Хэрриет, – кто была та женщина в гостиной?
Губы бледные, во взгляде – сталь.
– Айоф Бирн, – с легкостью ответил Люциан, поразившись, что ее интересует такая ерунда. – Мы познакомились на улице – она вправила мне сломанный нос и спасала не раз, пока мы были беспризорниками. – После чего вскоре возглавила контрабанду в лондонском порту, но Хэрриет такого знать не полагалось.
– Вы больше не беспризорники, – заметила жена, – и все равно общаетесь.
Значит, решила не закрывать глаза на связи своего мужа. Зря старается: Айоф ни за что не разделит постель с мужчиной, а с тех пор, как встретила Сьюзен, то и с другой женщиной.
– Даю слово, что никогда не заведу любовницу, – пообещал Люциан. Хэрриет тут же приняла скучающий вид, будто ее это ничуть не заботит. Вот же капризная девица! – Кстати, мисс Бирн разделяет твои интересы. Она часто бывает в Королевской академии, общается с декадентами, позирует художникам. И оперу любит.
– Потрясающе, – пробормотала Хэрриет.
Плечи у нее поникли, под глазами залегли тени, и Люциан инстинктивно понял, что ей нужно отдохнуть. Будь он проклят, если вновь утратит самообладание и набросится на нее. Внезапно ему вспомнился их поцелуй. Он попытался отогнать призрачное прикосновение теплого, влажного рта и страстного язычка.
– Не угодно ли принять ванну? – предложил он и в ответ на ее неуверенный взгляд добавил: – Мне нужно разобраться с кое-какими делами, поэтому посижу внизу.
Она заколебалась.
– Прямо в обеденном зале?
– Разве в последнее время мы часто следуем протоколу?
Хэрриет устало улыбнулась.
– Нет, не часто. Ванна – отличная идея!
Он поднялся с ней вместе, но девушка покачала головой.
– Не стоит. Я хочу пойти одна.
Люциан поймал себя на том, что следит за качающимися юбками, словно голодный пес за костью, и ему это не понравилось. Точно Хэрриет держит его на поводке. «Не знаю, как все исправить». Вспомнив, как пылко признался в том, что сбит с толку, Люциан почувствовал, что у него горят уши. Да когда такое вообще случалось? Во-первых, признаваться не было нужды – как подметила Айоф, рядом с ним не было никого; во-вторых, подобных затруднений практически не возникало. Подручные от его слов не плакали и ждали от него в конце дня лишь прибыли. А что нужно Хэрриет?
Он попросил еще эля и принялся за отчеты о предварительной финансовой проверке шахты. Это стоило ему нечеловеческих усилий. Едва Люциан опускал перо, в его мысли врывалась жена. Как непринужденно она держится с детьми! Она интересуется буквально всем… Ее слезы, мягкие, нежные поцелуи. Его охватило беспокойство, и бумаги пришлось отложить. Хэрриет милая – по-настоящему милая и скромная. Конечно, она избалованная и невежественная, однако от жизнерадостного нрава и сумасбродности ее не избавила бы даже нищета, доведись ей родиться в жалкой лачуге, а не
