Хозяйка Фалкохерста - Ланс Хорнер

Но здесь все было по-другому. Негритянка по имени Афродита и без того была его собственностью, но сейчас он ощущал обладание ею совершенно иначе. Речь шла уже не о рутинной работе, а о чем-то неизмеримо большем. Тело, которое он сжимал в объятиях, принадлежало ему и сливалось с ним не просто потому, что он был его законным владельцем. Его собственное тело бойко отзывалось на ее ласки, но он впервые – и далеко не в последний раз в жизни – позавидовал оснащенности принадлежавших ему чернокожих мужчин. Он не выдерживал сравнения с ними. Его удручила мысль, что он ни за что не купил бы двуногого бычка с таким смехотворным мужским оснащением, как у него самого. Впрочем, его утешала мысль, что для Дит это как будто не имело значения. Некоторые более умудренные рабыни могли бы сравнить его с другими своими партнерами, и такое сравнение оказалось бы не в его пользу; Дит же пока не с кем было его сравнивать. Зато его грела мысль, что и ему есть чем кичиться – он был белым и, снисходя до нее, делал ей большую честь. И все же в глубине его души засела зависть. Сейчас он старался отогнать мысли, способные его смутить. К черту! Он – белый, вот и пусть радуется, что ей выпала такая блестящая возможность – переспать с белым господином.

Он сменил тактику: только что покорно принимал ее ласки, теперь же превратился в агрессора. Его руки все настойчивее шарили по ее атласному телу, отчего его возбуждение нарастало, пока не достигло неизведанного накала: никогда прежде он не испытывал подобного восторга. Сообразив, что кульминация может случиться раньше срока, он вынужденно отодвинулся и запретил ей прикасаться к нему. Только когда контроль над чувствами был частично восстановлен, он позволил своим пальцам возобновить игру с ее набухшими сосками; он щипал их до тех пор, пока она не остановила его болезненными стонами. Он дал ей понять, что снова не возражает, чтобы она ласкала руками и губами его тело, сам же припал ртом к выемке у основания ее шеи, сожалея, что не может впиться губами в ее влажный, такой желанный рот. Как ни велик был соблазн, он преодолел его, понимая, что иначе она может возомнить о себе и о нем невесть что. Пускай не забывает, что она всего-навсего негритянка, предмет, существующий исключительно для его удовольствий. Но что это было за восхитительное удовольствие!

Он медленно заполз на нее. Действовал он неуклюже и отдавал себе в этом отчет, однако желаемое было достигнуто: он взгромоздился на девушку, придавив ее своим весом и ощущая нетерпеливое подергивание во всем теле; его ладони, обхватившие ее, были потны. Она застонала и заерзала под ним, приподнимаясь и опускаясь. При этом она широко раскинула ноги. Его колени, недавно упиравшиеся в нее, оказались на матрасе. Она обладала не более богатым опытом, чем он, но действовала, повинуясь первобытному инстинкту, который ее не подводил. Опираясь на руки, он разместился у нее между ног, нашарил пальцами путь, устранил последние препятствия и вторгся в нее, но сначала совсем неглубоко. Ему пришлось передохнуть.

– Как ты? – шепотом спросил он ее. – Хорошо, масса Хам, хорошо…

Она приподняла таз, словно приглашая его не мешкать на пороге, и он ворвался в нее со всей силой, не обращая внимания на крик боли, исторгнутый ее гортанью. Закрепившись на новом рубеже, он снова бессознательно приостановил продвижение. Ему это позволило отдышаться и избежать мгновенной развязки, ей – оправиться от только что испытанной боли.

– С тобой все в порядке, Дит, милая?

Он задал этот вопрос, хотя знал, что не должен заботиться о ее состоянии. Оно должно было быть ему совершенно безразлично. Но сейчас он испытывал к ней нежность, поэтому временно забыл, что она черная, а он белый.

– Очень больно, масса Хам, сэр. Но это ничего.

Она превозмогала боль, даже находила ее желанной и приятной. Она знала, что ее только что лишили девственности. Это оказалось не так страшно, как выходило по рассказам сверстниц. К тому же это было в первый и последний раз. Дальше соитие будет доставлять ей сплошное наслаждение. Она опять задвигалась и вобрала его в себя еще глубже.

Он опустился на нее, утонув в ее грудях, но не забывая опираться на локти. Когда он снова приподнялся, то случайно оказался вне ее и был вынужден возвращаться на ощупь, встретив по пути влагу, которой прежде не было.

– Ты готова? – спросил он срывающимся шепотом.

Она утвердительно замычала, не в силах вымолвить ни слова.

Его толчки приобрели животное неистовство. Нерастраченная сила юности гнала его вперед. Он безжалостно вонзался в нее, она подпрыгивала в такт его толчкам, словно в ней разверзались неизведанные глубины, способные вобрать его всего, с потрохами. Развязка наступила незамедлительно: он разинул рот, словно вознамерился втянуть в легкие весь воздух спальни, произвел последний толчок и рухнул на нее, израсходовав всю свою прыть и содрогаясь теперь от пальцев ног до корней волос. Он лежал, не в силах шелохнуться. Несмотря на придавившую ее тяжесть, она высвободила одну руку и убрала клок волос, упавший ему на глаза.

– Вам было хорошо, масса Хам, сэр?

– Превосходно! Ты не собираешься поблагодарить меня за труды?

– Спасибо, масса Хаммонд, сэр! Я так рада, что меня сделал женщиной сам хозяин!

Он сполз с нее и откатился подальше, чтобы не соприкасаться с ней. В этот момент его едва не тошнило от ее мускусного запаха. Дотронуться до нее было сейчас превыше его сил. Она робко положила ладонь ему на живот, но он сбросил ее. Она поняла, что он насытился ею. У нее вызывало недоумение то обстоятельство, что она сама вовсе не чувствовала удовлетворения. Она бы с удовольствием продолжила. Будь ее воля, она бы вообще никогда не останавливалась!

– Вы больше меня не хотите?

Она беспокоилась, все ли сделала верно. А ведь она очень старалась и подкрепляла инстинктивные действия разумом, памятуя наставления Лавинии и старших подруг.

Отвращение, недавно владевшее Хаммондом, постепенно проходило. Он потянулся за ее рукой, которую только что отбросил, и положил ее на себя. Какое-то время оба не шевелились и ничего не говорили. Она не знала, что делать дальше, он же ждал, пока у него восстановится дыхание. Тепла ее ладони оказалось достаточно, чтобы в нем снова проснулось желание, и он принудил ее накрыть ладонью его мужской признак, утративший всякую упругость и превратившийся в безвольную тряпку.

Она мужественно взялась за дело, нисколько не разочарованная этим скользким и малозначительным предметом, и со временем добилась своего: предмет стал приобретать достойные пропорции, хотя на сей раз медленнее, чем раньше. Хаммонд лежал бревном, доверившись ей и дожидаясь, когда она окончательно приведет его в чувство.