Плач по тем, кто остался жить - Юрьев Сергей Станиславович

В РОВД он рассказал, что да, вот он сел в машину, поехал в поля за городом, собрал растение, привез домой, при помощи друга стал готовить и тут ему помешали.

Это был честный рассказ, и именно так и было.

Но со временем его также просветили, что машина его мамы, на которой он ездил в поля, таким образом является орудием преступления и может быть конфискована. Приготовление наркотика в компании – это уже отягощающий момент, то бишь групповое преступление.

В итоге родилась другая версия, что он купил сырье, у неустановленного лица возле своего подъезда, убрав таким образом сбор и перевозку сырья из обвинения, далее товарищ уже не помогал готовить наркотик, а просто ждал его, пока он закончит, и даже не помогал, лишь только сидел на табуретке и рассказывал анекдоты. Итого из букета правонарушений остается только одно.

Он с удовольствием бы отбрыкался и от приготовления наркотика, но просто никак не получалось.

Вот для чего иногда нужен арест – для того, чтобы получить правдивые и не измененные на нужный лад показания.

Для чего нужно признание подсудимого в преступлении? Не только для получения «палки», то бишь достижения следствия и прочих органов. Не всегда существуют неопровержимые улики, позволяющие уличить преступника, даже если он запирается, и адвокат костьми ложится за него.

Это хорошо получается только в сериалах вроде «Кости» или «CSI» – задействовали некий плазменный фетопротеизатор и вуаля – на тщательно протертом пистолете не сохранилось отпечатков пальцев, стертых убийцей, но остались следы отрыжки, которые трудами Института криминалистики Среднего Техаса однозначно определяются как свойственные только ему и больше никому другому! Потрясенные присяжные, хоть и ничего не поняли, но голосуют за виновность, порок наказан, добродетель торжествует – до будущего сезона, когда по сценарию это оспорят.

В реальности все куда хуже, и с Шерлоками Холмсами, и с тахионными инвертизаторами в лаборатории.

Поэтому атмосфера судебного разбирательства и предыдущего пребывания в следственной тюрьме тоже помогает признаться. Скажем, во время перепалки в суде даже крайне осторожный преступник способен сказать лишнее. Это и в сериалах многократно обыграно, но и в реале встречается, так как довольно много народу таковы, что чем больше говорят, тем меньше следят за речью. Так что нужно дать возможность только болтать без помех и ждать, когда он проболтается.

Есть и еще причины, но признание преступника – вещь ценная и до сих пор.

Почему я считаю это определение некорректным?

1. Николай Семенович признался в том, что он служил в карательном отряде и в какой-то мере участвовал в истории с отрядом Подтелкова и подавлении восстания иногородней слободы Чистяково.

Он заявлял, что лично никого при этом не убивал и не бил. Просто участвовал.

А вот это уже кое-что. Чтобы карательный отряд делал свое дело, нужно участие многих – кто-то арестовывает и сгоняет, кто-то казнит, кто-то стережет покой палачей, чтобы они действовали без помех. То бишь Николай Семенович дважды был соучастником преступлений палачей. Даже поверим ему – пусть не как палач, но как пособник.

Еще раз напомню про меру наказания по тринадцатой части, она одна. Она же высшая.

А тут это происходит дважды и в одном случае казнь над ВОСЕМЬЮДЕСЯТЬЮ СЕМЬЮ человеками, а за массовое убийство и наказание выше, даже если он «просто пособник, просто-напросто».

Этот скромный итог прошел мимо внимания судебной инстанции.

2. Уже помянутые мною ДВА признания в своей вине. Причем второе в форме: «в предъявленном мне обвинении я целиком виновен».

То есть в судебном заседании он признает свою вину полностью, то бишь в расстреле, получается, тоже.

3. Он отрицает огульно слова свидетелей о том, что участвовал в расстреле, причем об этом утверждал, что свидетели предвзяты.

4. Выше приведены многие показания, из которых только одно говорит, что ничего об участии Свиридова не знает. Свидетели часто не знают Свиридова как Свиридова Николая Семеновича, но знают, как Кольку-кадета. А вот тождество этих двух лиц даже Свиридовым не опровергнуто.

5. Еще есть показания человека, который не опознал Свиридова по фотографии. Увы, такое бывает. Некогда опознавалась фотография времен войны – изображен ли на ней генерал Елисеев или нет. Стороны даже эксперта задействовали для подтверждения, и он сообщил, что таки Елисеев. А позже нашлись другие фотографии из серии, из которой стало ясно, что это не генерал Елисеев, и даже вообще не генерал, хотя несколько похожий на него человек.

6. Сам же товарищ Свиридов неоднократно признавался и уличался во лжи, потому его показания не должны приниматься как абсолютная истина.

Поэтому «Определение» как минимум недостаточно обосновано в части решения по статье 54–13.

Но как бы то ни было, а решение состоялось. Колька-кадет может торжествовать, если есть чем это сделать.

Кстати, читатели могут оценить две юстиции.

А. Юстиция хутора Пономарев – группа лиц посидела ночь и решила, что красногвардейцам-подтелковцам не жить. Не исключено, что при помощи табака и алкоголя.

«Вечером состоялись выборы членов суда от каждой части, причем так, чтобы от каждого хутора было не меньше одного представителя или двух.

Суд состоялся ночью. Судили заочно. Из членов суда был выдвинут президиум. Председателем суда был есаул Попов Василий Степанович. Члены: сотник Попов Афанасий Степанович, второй, кажется, Кумов Иван Яковлевич, но точно не знаю. Секретарем был выбран я. Но фактически должность секретаря исполнял Попов. Он составлял и писал своей рукой приговор, а нам всем дал подписать им составленное.

Перед тем как вынести приговор, сотник Попов Афанасий Степанович выступил с длинной громкой речью, всячески обвиняя подсудимых. Эта его речь и сыграла роль в вынесении столь сурового приговора».

Это из показаний того самого Сенина.

Решили и сделали и долго ждать не стали.

Смотрите, родные и близкие, как убивают ваших детей.

Б. Злобная и кровавая сталинская юстиция.

Больше года шел поиск, с весны 1936 по лето 1937 года, когда Свиридов был арестован.

Трибунал состоялся 1 ноября 1937 года. Это не народный суд, ибо есть некоторые ограничения, но и не тройка и не ОСО. Судебное заседание идет с привлечением свидетелей, хотя и не всех. Ведь отвезти десяток свидетелей за семьсот километров не так легко.

Подана апелляция, и он живет еще до 29 декабря, когда Военная коллегия апелляцию не удовлетворяет.

И конец наступает только в марте будущего 1938 года.

Над могилою 87 человек можно прочесть стихи Анатолия Поперечного.

Кто задул твое сердечко, Словно свечку в храме?!

Кто? Три самозваных судьи при секретаре и семнадцать добровольцев, что стреляли, да два вешателя. И также те, кто обеспечивал беспрепятственное исполнение казни. А куда читатель готов поместить Свиридова – на место палачей или место их надежного помощника? Вот для него вся информация, пусть думает сам…

Эпилог

Профессор А. В. Венков в работе о Харлампии Ермакове, указывая на то, что прототип Григория Мелехова имел примесь цыганской крови, утверждал, что казаки выдвигали таких вот людей для того, чтобы те совершили какое-то рискованное дело. И приводил в пример Степана Разина, матерью которого была пленная крымчанка, отчего тот имел прозвище Тума, то есть Полукровка, и Емельяна Пугачева, который для яицких казаков тоже был чужой. Любопытно было бы рассмотреть родословную Свиридова с этой точки зрения.

* * *

Отчего-то у автора, когда он писал последние строчки книги, постоянно всплывали слова Данте:

«Кто б ни был ты, в мир ищущий возврата, Мне тут один из них проговорил: Взгляни, не видел ли меня когда-то?»