Маршал 2 - Михаил Ланцов

— Интересный поворот, — произнес, внимательно смотря в глаза Берии, Сталин. — А почему вы решили акцентировать внимание именно на этом моменте?

— Потому что со слов Берсеркера именно национальное самоопределение и прогрессирующая национальная рознь стали той трещиной, по которой раскололся Советский Союз. В это можно было бы и не верить, но уже сейчас видно, какую негативную роль у нас играют националисты разных мастей. На текущий момент они, наравне с религиозными фундаменталистами, являются основным источником нашей постоянной головной боли и базой для разведывательной агентуры иностранных держав. Особенно после того, как мы пошли на радикальные меры в отношении закоренелых рецидивистов, банд и блатных. На последнюю категорию так и вообще открыта охота из-за того, что как выяснилось, они в основной своей массе давно и основательно сотрудничали с иностранными разведками.

— Значит, вы решили ему довериться? — тихо спросил Сталин.

— Да, — решительно ответил Лаврентий Павлович. — По крайней мере, в этом вопросе. И эта кинолента должна стать не только прекрасным образцом советского кино на международной арене, но и сыграть важную идеологическую роль, подготовив почву для модернизации СССР, которую мы с вами обсуждали.

— Как отреагировал Мехлис?

— Он вообще сказал, после прочтения предварительного сценария, что в СССР есть только одна национальность – советский человек, а все остальное – экстремизм.

— Что еще вы добавили в изначальный фильм? — спустя практически минуту молчания спросил Хозяин.

— Много эпизодов из других фильмов. Была собрана рабочая группа, которая буквально выпытывала Берсеркера, стараясь набрать как можно больше различных эпизодов и художественных приемов. Мы ведь хотим произвести настоящий фурор в мире. Например, мы планируем показать масштабные панорамные виды сражений, для постановки которых будут привлекаться воинские части, переодетые в исторические костюмы.

— И сколько вы хотите задействовать солдат на съемке?

— От ста до двухсот тысяч, — блеснув пенсне, произнес Лаврентий Павлович. — К счастью таких батальных сцен будет не очень много и их можно будет снять довольно быстро. Но большие подготовительные работы начались уже сейчас. Размещены заказы на реквизит, в том числе доспехи. Ну и одну большую панорамную сцену на море, ради которой будут построены копии различных кораблей античности.

— Чувствую, фильм нам обойдется в копеечку, — со вздохом произнес Сталин. — Но то, что вы рассказали, выглядит очень интригующе. А как товарищ Чехова отреагировала?

— Она в полном восторге, — спокойно произнес Берия, — Уже поглощена работой и активно принимает участие в доработке сценария, проработке костюмов и сцен. Кроме того, Берсеркер настаивает на том, чтобы кинолента была снята в цвете, что вызвало горячий отклик у Чеховой.

— А как она вообще об этом узнала?

— После того, как догадалась о том, что к сценарию нового фильма Берсеркер имеет самое, что ни на есть прямое отношение. Это только добавило огня в ее страсть к нему. По сведениям, полученным через подружек, она считает, что Берсеркер сделал это для нее.

Глава 4

30 мая 1940 года. Германия. Ставка фюрера

Относительный успех войны в Польше позволил немцам начать наступление на Францию в те же сроки, что и в истории, которую здесь знал только маршал. Прежде всего, из-за наличия тяжелых танков, прекрасно себя зарекомендовавших во время боев с поляками. Грубо говоря – ни одного безвозвратно потерянного немецкого тяжелого танка в той кампании не было. Все отремонтировали и вернули в строй. Да еще и новые ввели в эксплуатацию, благо Шпеер набирал обороты, раскрываясь как прекрасный производственный администратор. Так что, десятого мая французскую границу пересекли уже три тяжелых танковых полка, противопоставить которым "лягушатникам" было нечего – их средства противотанковой обороны оказались недействительны против таких тяжелых игрушек. Впрочем, и против довольно уже многочисленных "четверок" французы мало что могли выкатить. А учитывая тот факт, что все эти силы были собраны в единый кулак – танковую армию, то эффект получился просто чудовищный. Пройдя через юг Бельгии, в обход основных оборонительных позиций, эта армия стала тем паровым катком, которая обрушила весь фронт и перевела боевые действия в маневренный характер, куда более предпочтительный для немцев, нежели затяжные позиционные бои.

— Хайнц! — радостно воскликнул Гитлер, встречая своего генерала, который только что приехал с передовой. — Я рад тебя видеть! Как добрался?

— Пару раз на транспортный самолет нападали французские летчики, но все обошлось. Эскорт из "сто девятых" справился со своей задачей. Отделались десятком дырок в борту и испугом, — улыбнувшись, ответил Гудериан.

— Рассказывай, что там происходит. Как французы? Сражаются так же яростно, что в старую войну?

— Мой фюрер, ситуация очень необычна. Герои Вердена, которые еще двадцать лет назад мужественно сражались с нашими солдатами, остались в прошлом. Да, французы оказывают сопротивление, но в целом, они уже не те. Много дезертиров, а главной проблемой, с которой мы столкнулись, стали пленные. Их так много, что они замедляют нас сильнее, чем честные солдаты, пытающиеся оказывать сопротивление.

— Странно, — удивленно произнес Гитлер.

— Очень странно. Иногда мне кажется, что французы просто сломались. Тогда. Под Верденом, на Сомме… В них пропал внутренний стержень. Более-менее сражаются англичане, но их командование осторожничает. У меня есть острые подозрения на то, что "лайми" хотят убежать на свой остров, оставив французов умирать в гордом одиночестве.

— Вы телеграфировали мне о том, что вашей армии нужно дать отдых, — Гудериан кивнул на это высказывание. — Сколько еще люди смогут выдержать?

— Столько, сколько потребуется Рейху, мой фюрер. Но проблема не столько в них, сколько в технике. В ходе боевых столкновений мы теряем танки, бронетранспортеры, грузовики, мотоциклы. Что-то безвозвратно, но большую часть техники все же можно восстановить. Наша ударная танковая армия стремительно теряет мобильность. С каждым днем наступления. А службы обеспечения утомлены до предела. Как вы понимаете, такое положение дел очень сильно сказывается на нашей боеспособности. Еще немного и попросту не сможем наступать. Я не стал это передавать телеграммой, дабы сведения не попали врагу в случае, если у нас есть "кроты". Так вот – за двадцать дней боев мы потеряли девяносто процентов тяжелых танков.

— Что?!

— Да. Именно так. Но они, слава Богу, не безвозвратные. Свыше восьмидесяти процентов потерь – это просто разбитые катки и прочие повреждения ходовой части. Кое-где нужно заменить броневые плиты. Испорченные двигатели или еще что. Но в целом, за месяц-другой, девяносто процентов эти машин получится вернуть в строй. По остальной технике ситуация лучше, но доля окончательно уничтоженных машин там выше.

— Сколько вам нужно времени?

— Неделя. Солдатам нужно отоспаться, а ремонтным подразделениям довести численность тяжелых танков хотя бы до ста единиц. Кроме того, ситуация складывается таким образом, что остатки французских войск отступают на юг, к Парижу, а над нашим флангом нависает Бельгийская группировка. Без ее разгрома проводить наступление дальше очень рискованно. Тем более что, англичане, оказавшиеся отрезанными от Дюнкерка, сейчас сосредоточили в Бельгии львиную долю своих сил.

— Вы считаете, что они рискнут напасть?

— Они уже явно продемонстрировали свои намерения и ведут эвакуацию с материка. Однако если появится стратегически удобная ситуация, то они могут и атаковать. Это усугубляется еще тем, что наша авиация до сих пор не добилась господства в воздухе и несет серьезные потери. Нам нужно показать "лайми", что теперь их черед.

— Ускорить их эвакуацию?

— Да, — твердо ответил Гудериан. — Нам намного выгоднее их разгромить, но сил это потребует изрядно. Полагаю, что полноценный разгром англо-бельгийских войск по всем правилам военной науки обойдется нам дороже, чем все совокупные потери, которые мы уже понесли. Что, я полагаю, для Рейха слишком большая цена. Ведь это будет означать катастрофическое ослабление Вермахта. В ситуации с Люфтваффе, которые себя пока не показали достойно, это рисует безрадостную картину.

— Хорошо. Я вас понял, друг мой, — чуть подумав, ответил Гитлер. — Даю вам неделю. Надеюсь, вы справитесь. Кроме того, я поговорю с Альбертом, может быть он сможет помочь с поставками техники. Тяжелых танков сверх нормы не обещаю, но мы попробуем дать вам хотя бы десять "четверок" сверх ожидаемого.

— Панцерваффе вам будут очень признательны, мой фюрер, — Гудериан подчеркнуто почтительно склонил голову, одновременно щелкнув каблуками.