Истории мёртвой зимы - Дмитрий Алексеевич Игнатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И как ты поплывёшь на этом?
— Пойду, — улыбнулся Толик. — Моряки ходят, а не плавают. На новых физических принципах это будет довольно быстро. Вжух! И мы уже в Филадельфии. Почти как филадельфийский эксперимент. По крайней мере, так утверждает Гоша.
— Безголовый Гоша? — уточнила Валя, отчего Толян сразу же громко заржал.
— Только не называй его так при нём. Он очень обидится, — парень сделал паузу и посмотрел на приятелей. — Ладно. Давайте уже прощаться, прощелыги!
Лёня крепко обнял друга и долго хлопал по спине.
— Не прощаемся. Понял?!
— Ты меня на «понял-понял», не бери! Понял? Ладно вам… Недельку-другую… Туда-сюда… Смонтируем ретрансляторы и назад.
Тем временем по сходням спустился мрачный матрос. Услужливо забрав у Толика чемоданы, он чуть хмыкнул и скрылся внутри судна так же молча и тихо, как и появился. Но под его по-ухарски сдвинутой набок пилоткой Валя успела заметить широкое пулевое отверстие в самом виске.
— Госспади, да у него тут все безголовые… — поделилась она своим волнением.
— Не надо судить людей по дырочке в голове, — строго возразил Леонид, наконец, выпуская друга из объятий.
— Так… А целовать меня кто-нить собирается или нет?
Валя нежно чмокнула Толю в холодную щёку.
— Фу, ледышка… Натуральный покойник. Хоть бы застегнулся! И от тебя коньяком разит…
— Да много ты понимаешь… Это парфюм такой, — снисходительно усмехнулся Толик. — «Чампака Абсолют, Том Форд».
С корабля раздался резкий и протяжный гудок, нетерпеливо напоминающий, что пора отчаливать.
— Торопят меня…
Толя ещё раз посмотрел на друзей. Он собирался добавить ещё что-то, но из громкоговорителей, установленных на радиорубке, заиграла знакомая мелодия, безошибочно ложащаяся на слова: «Оу, сэй кэн ю си…»
— Ну, правда… Что за головы дырявые? Трек перепутали. Я же хотел, блин, «Прощание славянки»… Всё! До встречи! — Толик взбежал по сходням на палубу. — Как там? Поехали!
Парень картинно махнул рукой. И корабль, будто сразу подчинившись этой команде, весь затрясся, пошёл рябью, которая бывает в дрожащем горячем воздухе над костром, сам стал размытым и невесомым и растворился в голубой вспышке. На его месте не осталось даже брызг. Только свинцово-серые волны продолжали тихо ходить между каменными стенами набережной. Девушка зажмурилась…
* * *
Когда Валя открыла глаза, солнечный свет бил из всех окон, рассекая широкими золотыми лучами пыльный воздух кабинета. Её тревожили такие странные сны. Слишком реалистичные, чтобы быть простым отражением фантазий, нагромождением из впечатлений. О чём они? О прошлом? О будущем? Валя не понимала этого. Но самое страшное, что она не могла понять, проснулась ли она?
Девушка подошла к окну и, с трудом повернув заевшую от времени ручку, настежь раскрыла облупленные деревянные рамы. Внутрь с улицы ворвался свежий морозный воздух. Вдыхая его полной грудью, она снова закрыла глаза, хотя теперь уже совершенно точно знала, что не спит.
— Вот чо тебя в такую г’ань подняло… — послышался сзади зевающий голос Петрова. — Смог’и-ка… А куда всё пг’опало?
— Просто погода наладилась, — всё ещё щурясь от солнца, блаженным голосом ответила девушка.
— Да нет же… Ты глаза-то откг’ой! Мег’твецы… Куда они все делись?
Валя неохотно посмотрела вниз, ожидая увидеть там следы вчерашней бойни, но там и правда ничего не было: только два «Камаза» на институтской парковке, местами закопчённые стволы деревьев и снег. Слепящий своей белизной снег, искрящийся на солнце.
* * *
Пробираясь через толпу мёртвых людей вслед за Мариной, Вексель вдруг ощутил необычную тревогу. В сгущающемся со всех сторон тумане, в рядах бредущих куда-то тёмных фигур, было невозможно понять, что конкретно это было. Но какое-то незримое волнение вдруг охватило всех вокруг и старому вору передалось это ощущение. Дочь крепче сжала его руку своими холодными пальцами и обернулась.
— Папа!
Её чуть мутные, но по-прежнему такие родные и живые глаза, вдруг наполнились невыразимым ужасом.
— Что? Что такое, Мариша? — полушёпотом спросил вексель, прижал к себе дрожащую девушку и стал гладить по голове, как много раз делал в её детстве.
— Больно! Как больно. Они чувствуют это… И я тоже, — зашептала девушка, вжавшись в папино плечо.
— Что случилось? Скажи, что болит?
— Вспышки… Они становятся сильнее. Они причиняют боль, — Марина посмотрела на отца. — Мы почти пришли… Нам только нужно подняться наверх. Это не так сложно. Ты должен спасти меня, папа! Всех нас…
— Хорошо. Хорошо, девочка моя. Ты же знаешь, я никому не дам тебя в обиду, — прошептал Вексель, всё так же продолжая гладить её по волосам.
Пытаясь сориентироваться в пространстве, он вдруг заметил впереди странную серую громадину. Бетонный конус, уходящий куда-то вверх. Некоторое время уголовник силился сообразить, что бы это могло быть, но когда запрокинул голову вверх, то сразу всё понял. Прямо перед ним уходил ввысь и терялся среди желтоватых облаков силуэт Останкинской башни.
Глава 35: Пятая гармоника
где герои полным составом отправляются покорять столицу, которая встречает их яркими огнями, делают новые физические открытия и неожиданно попадают на встречу выпускников
За окном вагона под монотонный стук колёс проносился зимний пейзаж. Войдя в резонанс с этим стуком, в стакане позвякивала ложка, а сам стакан — в подстаканнике с выдавленным логотипом «РЖД». Сидя в плацкарте на своей сложенной боковушке, Валя думала, о том, как же всё в мире оказывается взаимосвязано, и как часто это ускользает от человеческого сознания. Даже храп Толика, расположившегося на верхней полке, казалось, входил в такт с общим ритмом этого покачивающегося железнодорожного микрокосма, несущегося куда-то в холодном белом пространстве.
Пустой поезд сейчас не пах ни пылью от перетрясаемых матрасов, ни варёными в крутую яйцами, ни свежими огурцами из запасов проголодавшихся пассажиров, но представлялся самым спокойным и безопасным местом, в котором только могли находиться люди. Высоковольтные провода надёжно защищали электричку от мертвецов, а может даже от их нечеловеческого чутья. Несколько раз на пролетающих мимо станционных платформах Валя видела бесцельно шатающиеся тёмные фигуры. Она уже научилась узнавать издали этих усталых и растерявшихся существ, не способных понять, зачем и кто их вдруг воскресил.
На столике завибрировал смартфон. Часы-будильник — наверное, единственная функция, которой теперь он мог быть полезен. Не желая никому помешать, Валя торопливо отключила сигнал, но, кроме неё самой, никто не обратил на него внимание. Петров беззвучно спал на своей полке в соседнем боксе, а у столика напротив
