Мастиф (СИ) - Огнелис Елизавета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, прошло четыре года, можно уже ждать новой власти. Кто придет? — вздохнул Александр. Силенок маловато, но тут, может быть, силы и не понадобятся. Может быть, хотя бы в этот раз малой кровью обойдется? У него есть сотня отличных бойцов, с такими даже в Москву не страшно. Обязательно будет первый съезд, сбор, созыв, конгресс или что там еще. Смертник с небольшим баллоном нервно-паралитического газа и пластиковой взрывчаткой на двести грамм. Меры безопасности, конечно, будут, но все новое, пока еще скрипит машинка, не все детали друг к другу подогнаны, хороший наладчик нужен. Взрыв, почти хлопок — и все, нет верхушки правящей партии, или думы, или круглого стола, черт там ногу сломит. Еще четыре года неразберихи, блаженной анархии, мелкие лидеры рвут друг другу глотки, а крестьянин в это время хлеб растит, коровами обзаводится, детьми прибывает.
Мастиф забарабанил пальцами по столу. Подвели, подвели сверхчеловеки. Что ж бросили все на полпути? Беда у них, видите ли. А как придет новый Наполеончик, как начнут народ сгонять, да еще неизвестно куда — то ли для того, чтобы из чего-то мыло делать, то ли из кого-то мыло делать… Сверхчеловеку все равно. А вот Мастифу — нет, ему очень даже не все равно, он ни для кого и не из кого мыло делать не собирается. Хотя идея, в принципе, хорошая. Молодец Иосиф Виссарионович, быстро разобрался, мудро поступил. Всех, всех подряд, кто только хотел, кто только подумал стать выше другого — всех выкорчевал. И тот миллион сволочей, ради которой сто миллионов легло — стоили они этого. Сотня за одного, плохой размен, слишком жестокий, даже Мастиф работает куда тоньше, можно сказать — ювелирней. А все из-за власти. Власть. Господи, да что же это такое? Что за зверь такой, мягче чернобурки, страшнее носорога? Разве же можно так с живыми людьми? Ради чего? Ради красной «корочки», ради «синего фонарика», ради печати под рукой? Неужели ради простого ощущения? Ничего, паскуды, вы еще не такие ощущения испытаете… Такие будут у вас ощущения — закачаетесь…
— Вот такие дела, Артемич, — глядя прямо в глаза старику сказал Мастиф почти шепотом. Он еще не совсем привык к новому лицу — словно все время улыбаешься… Рваная рана на щеке долго заживать не хотела. А вот дырку в груди Ваня отцу быстро залатал…
— Документы кое-какие мы тебе достали, — продолжил Александр, подвинул Артемичу плотно набитое бумагами портмоне.
— Сумеешь? — спросил Мастиф.
— Сумею, — проворчал старик.
— Ни во что не ввязывайся. Никому не доверяй. Не пей. До Москвы по ледяной дороге доберешься.
— По Ледянке? — ухмыльнулся Артемич. — Помнится, мой прадед по ней дерево в Москву возил. Заросла, поди, дорога. Ее ведь по прямой делали, прямо по чащобам, чтобы лес удобней брать. Ни одной деревни рядом…
— Верхом поедешь. Есть там дорога, осталось еще кое-чего, — говорил Александр. — Прямо к Мытищам выйдешь. А там до Кремля — тридцать километров. Дальше я тебе не помощник. Действуй как знаешь. Можешь винтовку взять, которая от Наиля осталась. Взрывчатка там… могу даже зарина достать.
— Разберусь, — улыбался старик.
По душе Мастифу улыбка старого наладчика. После того, как Артемич запретил трогать горожан, они с Александром некоторое время старались избегать друг друга, а потом — вновь сошлись, как в былые, заводские времена. Саша снова спрашивал совет у старого наладчика, разговаривал с Артемичем даже чаще, чем со Шпаком. И вот во время одного их разговора и родилась идея — сбрить верхушку правящей партии со странным названием — «Новая власть».
— Думаю, твои сверхчеловеки старую гвардию похерили, новая оружия в руках толком не держала. Надо пробовать… — за плечами этого человека — семья, две дочки, сын, жена, пятеро внуков. Силен Артемич, умен, жизнью бит не раз, ужом проползал, медведем прорывался, волком уходил. Только вот не уйти больше, не пройти, не прорваться. Шутишь, брат, не по плечу Артемичу такое дело…
— Мастиф, опять «Новая власть» приехала! — ворвался в комнату Леша-Полкан.
— Иду, — буркнул Александр.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Дождались… Как раз четыре года. Прошла неразбериха.
— На тебя одна надежда, — обернулся в дверях Мастиф.
— Иди уж, — проворчал старик. — Я не подведу.
— Где они? Сколько?
— В самом центре встали… Сотни три, с бабами… Костры… Плакаты вешают… Базар собираются открывать…
— Где чечены? Татары?
— Татарва здесь. Чечены на кордонах, Тимур вчера ушел…
— Грузовик где?
— Грузовик они увели…
— Ильдара и Ильяса мне! Слушай, мусульмане, бери малые группы — и по окружной, жду через два часа в центре. Полкан!
— Здесь я…
— Все псы со мной пойдут. Стачечников возьми. Ребят-бетонщиков — второй группой. Судоремонтники — в замыкающих.
— Есть…
— Вот еще, пацанов с ветеринарного на лошадей посади, но вперед не пускать, конница для преследования лучше всего.
— По коням…
— Оружие проверить. Патронов не жалеть. Эх, блин, грузовика нет, сейчас бы на нее ЗАУ поставили. Наташ, готовь ужин на всех! Пошли, ребята!
Дождались таки. И снова — под осень. Наверняка продразверстка, прикрываются красивыми плакатами, закупочная на зерно — вдвое ниже базарной. Под винтовками будем зерно сдавать… Наверно, уже колотят в центре города трибуну. Александр даже знает, какие слова будут говориться с той трибуны. Красивые, наверно, горячие и жизненные. Про плохую жизнь, про разгул преступности. Хотя, если спросить, то преступниками они называют уж точно не себя. На кого угодно покажут, такая психология. Вот следователь, он преступник или нет? Тогда почему он у другого человека хочет самое ценное отобрать, свободу и жизнь даже… Этим не следователь занимается, а прокурор? Ба, да у нас тут преступный сговор! Групповуха! По закону они действуют? Так у нас ведь еще и воровской закон есть, он прямо противоположное говорит — и все равно закон. Я сам могу таких законов десяток придумать. А вот когда ты придумаешь — тогда снова приходи. А пока стрелять надо тех, кто о законе заикнется. Стрелять и стрелять, нечего тут думать. Бандиты? Это вы нас так называете? А вот как стану президентом или императором, у меня, может быть, сын — сверхчеловек, как захочет, так и будет. Вот тогда посмотрим, кто у нас бандит… Банда — это преступное формирование, группа из человеков. Чем правительство не банда, оно же деньги у людей отбирает, в виде налогов, то есть за просто так, прикрываясь нашими же неясными нуждами. Тебе новый ракетный крейсер нужен? На металлолом? А тебе граница нужна? Да не шестисоточного участка, хорош башкой крутить, отсюда до границы тысяча километров.
А почему врач и учитель зарплату должен получать? Они чего — не работают? Вот и пусть получают, но не зарплату, а деньги — которые заработали. Ведь тут ситуация другая. Они ведь не производят болванки — они отдают людям то, что по праву принадлежит каждому — здоровье и знание. Эти профессии изначально корыстные. А что отдает и получает таможенник? Ведь его долг не должен быть корыстным, он, чертов таможенник, за первым делом за порядком на границе должен следить, а деньги собирать — это задача почти второстепенная. Или кто-то что-то путает? А даже если и путает… да кому на самом деле нужна таможня? Соседской бабушке, наверняка…
Александр таможен на границе Судуйской области не ставил, зато в селе школу открыл, сам ходил в город — собирал учителей, рубил дома, чуть ли не насильно дарил корову, поросят; «волкодавовы» пахали поля — Мастиф не приказывал, только намекнул, а ребята сами догадались. Они же не армия, приказов не исполняют…
А про настоящую армию и говорить нечего. Они же чистая банда, в кристальном виде, они и думать не хотят, только получше убивать учатся…
Так и жили в Судуе две банды — бок о бок, можно сказать — плечом к плечу. Волкодавы Мастифа, крутой рукой наводящие порядок днем и ночью, бесстрашные, озверелые, любую проблему решающие резко и без права на ошибку. Поэтому и обращались к Мастифу в последнюю очередь — когда беда вставала поперек горла, ни вздохнуть, ни дух перевести. И другая банда — государственная, действующая тихо и тайно, потому что звери плохо выносят конкуренцию. Эти, вторые бандиты — они не решали ничего, они пытались вернуть порядок, который был удобен им.