КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио - Константин Преображенский

Затем Вдовин потребовал, чтобы каждый из участников собрания встал и рассказал, что именно он, лично, сделал для того, чтобы подорвать японо-китайский союз. На языке советской бюрократии такое требование называется «партийной принципиальностью».

Первым выскочил, конечно, Алексей, очень дороживший отношениями с Вдовиным и усиленно изображавший тесную дружбу с ним. Бодрым тоном он поведал о том, что специально приглашал на ужин в ресторан «Гиндза Астор», одного из руководителей Киодо Цусин, в беседе с которым аргументированно показал лживость китайских руководителей и дал понять, что сближение Японии с этой ужасной страной может привести к войне с СССР.

Самое удивительное состояло в том, что и Вдовин, и Алексей поносили буржуазную японскую жизнь только на партийных собраниях, в действительности же восхищались ею. Каждый из них очень дорожил возможностью жить в Японии, наслаждаясь ее высокой бытовой культурой, прекрасным сервисом, здоровой и вкусной едой. Невероятно высокая японская зарплата давала им возможность содержать даже семьи своих старших детей, находившиеся в Москве и вынужденные существовать на скудный советский заработок. Служба ложной коммунистической идее с молодости исковеркала души обоих, приучив жить в обстановке раздвоенности, говорить дома одно, а на работе другое, писать статьи, политические оценки которых они сами же и не разделяли. Необходимость вести двойную жизнь делала их самих похожими на шпионов.

Корреспондент «Труда», профсоюзной газеты, встал и мрачным голосом сообщил, что недавно на беседе в СОХИО[6] агитировал японцев не развивать профсоюзных контактов с Китаем, потому что свободных профсоюзов там нет и все они находятся под пятой коммунистической партии и государственного аппарата.

«Чего же ты о нас не упомянул, ведь в СССР то же самое!» — мысленно усмехнулся я.

Так один за другим поднимались с мягких кресел советские корреспонденты и мямлили что-то невразумительное о том, как они навредили Китаю. Шпионское чутье подсказало мне, что почти все они врут…

Наконец очередь дошла и до меня. Вдовин и все остальные устремили на меня вопросительно-строгие взгляды.

Что я мог рассказать им? Что я-то как раз подрываю Китай на деле, с утра до ночи насаждая в нем агентуру советской разведки? Именно этого говорить было нельзя, и поэтому я, придав своему лицу партийно-строгое выражение, заявил, что хотел бы выступить на тему «Советский корреспондент и его долг перед родиной». Все насторожились, особенно Алексей, почувствовав в названии темы какой-то подвох.

Осторожно выбирая слова, прибегая ко всякого рода иносказательным выражениям, я дал понять, что перед советскими корреспондентами стоят не только задачи подготовки статей или подрыва японо-китайских отношений, но и некоторые другие, под которыми я подразумевал конечно же разведку, и все тотчас поняли это. Этими «другими» задачами также руководит ЦК КПСС, и поэтому начальники советских журналистских коллективов должны всемерно помогать такой работе, ибо она тоже партийная, или хотя бы не мешать…

При этих словах все с удивлением воззрились на Алексея, сразу сообразив, что между нами произошел какой-то конфликт на шпионской почве.

Алексей нахмурился, опустив голову. Он знал, что час назад у нас проходило собрание в резидентуре, и, видимо, не сомневался, что я там нажаловался на него, а потому решил, что резидент поручил мне сделать на партсобрании такое суровое, хотя и иносказательное, заявление. И хотя все было, к сожалению, совсем не так, Алексей почувствовал себя весьма неуютно. Он понимал, что от КГБ можно ждать любого подвоха или удара в спину. Я же торжествовал маленькую победу.

Через несколько минут я уже мчался по хайвэю через вечерний Токио. Вокруг насколько хватало глаз расстилалось море огней. На вершинах небоскребов Синдзюку методично вспыхивали алые лампы.

Заканчивался мой очередной день в Японии, трудовой день шпиона. Как и все остальные, он был полон лицемерия и страха, притворства и лжи, бессмысленной советской работы. Он ничего не дал ни уму, ни сердцу. Единственным его приятным эпизодом было знакомство со студентами из самодеятельною оркестра в университете Мэйдзи, однако на то, чтобы с ними поговорить, не было времени.

Но ведь все это происходило в Японии, ставшей мне бесконечно родной и близкой. Эта прекрасная, тихая и добрая страна радовала меня то отрывком народной песни, то непривычно вкусным суси, то необычным сочетанием давно известных японских слов. И уже одно это делало меня счастливым.

Глава 8

Холодная голова чекиста

Основатель КГБ Феликс Дзержинский говорил, что у чекиста должны быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова. Не будем сейчас вдаваться в смысл этого весьма спорного высказывания. Коснемся лишь головы.

Увы, очень у многих в разведке она совсем не холодная. Попробуйте-ка, как разведчик, годами жить с ощущением слежки. Или, как контрразведчик, подозревать всех подряд в измене, включая друзей, когда к тому же эти подозрения то и дело оправдываются!

Людей тонких и впечатлительных разведка не терпит. А у невпечатлительных плоховато с фантазией. Хотя, бывает, даже они повреждаются в уме.

Ничто так не переворачивает житейскую логику, как профессия шпиона. Судите сами: разве может нормальный человек поверить в то, что десятки людей следят за ним днем и ночью? Нет, такому лучше обратиться к врачу. А между тем каждый разведчик долгие годы живет с ощущением слежки.

Прибыв к месту вожделенной заграничной службы, в одно из российских посольств или торговых представительств, он старается снять квартиру подальше от посольства, хотя ему это неудобно. Ведь в посольстве, а точнее говоря, резидентуре разведки, притаившейся на одном из его верхних этажей, под самой крышей, нашему герою предстоит бывать каждый день, проводя долгие часы за написанием скучных служебных отчетов буквально о каждом своем шаге. Но жить он предпочитает в другом месте, хотя по должности вполне миг бы занять неплохую квартиру в ведомственном доме посольства.

Причина в том, что посольство со всех сторон обложено контрразведкой. За ним следят и люди в полицейской форме, стоящие у ворот, и технические работники в штатском, прячущиеся за шторами окон домов, чьи фасады обращены во внутренний посольский двор. Но главную опасность представляют все-таки не они, а легковые машины скромных марок, прячущиеся в переулках вокруг посольства. Стоит разведчику выехать из его ворот, как эти машины тотчас за ним увязываются. Да, рано или поздно он обнаружит слежку, но назначенная на вечер встреча с агентом из числа местных граждан будет сорвана, а за это можно получить нагоняй от начальства. Нет, лучше в день ответственной операции вообще не показываться в посольстве!

Но и дома, в каком бы отдаленном квартале ни жил разведчик, наблюдение за ним продолжается Ведь выявить нашего разведчика очень легко Все они на протяжении десятков лет занимают одни и те же должности в наших официальных представительствах Пусть одного из них выдворили из страны, другого газеты объявили шпионом, и бедняге пришлось уехать — на их место все шлют и шлют новых чекистов как ни в чем не бывало. И даже автомобили передают по наследству, потому что все они числятся на балансе разведки, а покупать каждому разведчику новую машину — слишком дорогое удовольствие.

Поэтому в квартирах разведчиков установлена подслушивающая аппаратура. Иногда она нарочито обнаруживает себя Например, жена одного дипломата-разведчика сказала однажды мужу в сердцах:

— Японцы берут за квартиру такие большие деньги, а не могут постелить коврик в ванной комнате!..

Через час в квартиру позвонил привратник и торжественно вручил хозяевам коврик для ванной…

Микрофоны, установленные местной контрразведкой, считаются неотъемлемой принадлежностью квартиры, об этом будущий чекист узнает в разведшколе, а его жена — во время собеседований с начальником отдела в Москве. Помнить об этой аппаратуре необходимо постоянно, ибо любое неосторожное слово может стоить карьеры. Первыми сдаются женщины, например упрекая мужа за то, что «посольство» ему так мало платит. А нехватка денег — первая причина для вербовочного подхода местной контрразведки с предложением крупных сумм в обмен на сотрудничество.

— Тише, дура! — шепчет одними губами муж, но высоко чувствительные магнитофоны записывают и это. А супружеская размолвка в семье — еще лучший повод для провокации: очень скоро с мужем познакомится очаровательная француженка или англичанка, скрывающая синие погоны офицера контрразведки под шелковой бретелькой подчеркнуто открытого платья.

Да и дети порой ставят отца в неудобное положение. Голоса у них звонкие, слышны особенно хорошо.