Безумство (ЛП) - Харт Калли

— Ты в порядке?

— В порядке.

— Тогда... что же это за тайное проникновение? И что это за странное выражение у тебя на лице? — Он действительно выглядит странно, как будто держит во рту рой пчел, и они постоянно жалят его, но он не может их выпустить.

— Я думал, может быть, ты спишь. Не хотел тебя будить.

— Сейчас половина десятого, а ты обещал мне китайскую еду. Какого черта я буду спать? Алекс? Эй, что происходит? Что? Что ты мне не договариваешь?

Выражение его лица действительно начинает выводить меня из себя. Он улыбался, когда выходил из квартиры, но сейчас у него такой вид, будто весь мир перевернулся. Мои нервы просто разрываются на части, когда он протягивает руку и ведет меня в спальню.

— Алекс?

— Садись, Argento.

— Зачем? Боже, просто скажи это. У меня вот-вот случится чертов нервный срыв.

— Просто присядь на секунду. Мне нужно подумать.

Он выглядит так, словно у него сдали нервы. Расхаживая взад и вперед по спальне, он грызет ноготь большого пальца, тяжело дыша. Я сажусь на кровать, убирая ноги с ковра, с его пути, подтягивая колени под подбородок. Ожидание чертовски убивает меня, но торопить его — это не вариант.

Я провожаю его взглядом из одного конца комнаты в другой, и мой разум лихорадочно работает. Что-то случилось. Нечто ужасное. Но я не могу понять, что именно. К сожалению, самое худшее, что могло случиться с Алексом, уже произошло недавно. Его брат умер. Он не может пытаться придумать способ порвать со мной, он только четыре часа назад сделал мне предложение. Надеюсь, что ему понадобится гораздо больше времени, чтобы переболеть мной. А это значит, что речь не может идти о нем. Так что это значит…

О.

Должно быть, дело во мне.

За правым глазом начинает пульсировать острая боль — предвестие грандиозной головной боли. Чтобы Алекс был так взвинчен, что бы это ни было, это должно быть плохо.

— Это из-за папы? — тихо спрашиваю я. — Ты был с ним. Он ранен или что-то еще? Заболел?

Алекс качает головой, на мгновение встречаясь со мной взглядом, прежде чем снова отвернуться.

— Нет. Нет, с Кэмом все в порядке. Ну... он очень взвинчен, но...

— Насчет нас? По поводу женитьбы?

— Нет. Христос. — Алекс резко останавливается и опускается на корточки передо мной в конце кровати. Его руки, словно ледышки, когда он тянется ко мне и переплетает свои пальцы с моими. У него такой взгляд, какой бывает у людей, когда они знают, что вот-вот скажут что-то такое, что разобьет чей-то мир на куски. — Кэм расстроен, потому что... он отвез меня в школу. Ему хотелось поговорить. Когда мы закончили, то поняли, что на ступеньках снаружи стоят люди.

— Окей. Иногда они проводят обучение для учителей после того, как ученики уходят, верно? Или это могла быть бригада уборщиков…

— Это был Дархауэр, — вмешивается Алекс. — Этот ублюдок из УБН был с ним. И там был... — он тяжело выдыхает.

— Если ты не скажешь, я закричу. Серьезно. Я больше не могу этого выносить.

— Джейкоб. — Его голос срывается на этом имени. — С ними был Джейкоб.

Я моргаю, а потом снова моргаю. Алекс не в фокусе. Мое зрение колеблется и искажается, как будто кто-то только что накачал меня наркотой.

— Прости. Ты только что сказал, что Джейкоб был у школы? Джейкоб Уивинг?

Алекс кивает, беспокойство волнами пульсирует в нем.

— Мне пришлось силой затащить твоего отца обратно в машину и отвезти домой. Вот почему меня так долго не было.

— Папа вышел из машины?

— Да. Думаю, что он попытался бы убить его, если бы я не перехватил.

Все вокруг так приглушенно, словно комки ваты закрывают мне слуховые проходы. Я кажется… не совсем... понимаю…

Нахмурившись, я прищуриваюсь и смотрю на Алекса.

— Но это же невозможно. Джейкоб в тюрьме. Они забрали его. У них много доказательств. Наши свидетельские показания. Фотографии Зен. Все обвинения, которые они ему предъявили за то, что он помогал отцу. Это не мог быть он. Должно быть, это был кто-то другой.

Алекс вздрагивает.

— Кэм сделал пару звонков, пока я отвозил его к тебе домой. Шериф Хейнсворт сказал, что не может обсуждать этот вопрос, но через пару минут ему перезвонил один из его помощников. Она услышала шерифа и сказала, что это неправильно, что происходит, и что мы... что ты заслуживаешь знать, что происходит. Очевидно... — Алекс смотрит куда-то влево, его рот слегка приоткрыт, как будто он действительно не знает, как продолжить. — Очевидно, УБН снимает обвинения с Джейка. Его отец заключил сделку с этим ублюдком Лоуэллом и сказал, что даст им имена пяти крупных наркоконтрабандистов, если они смягчат ему наказание. Джейк не будет нести ответственности за все, что он сделал, работая на Калеба. Обвинение в изнасиловании все еще остается в силе, но его выпустили под залог до слушания дела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Невольно моя рука движется к основанию шеи. Черт, веревка все еще там, сжимается вокруг моего горла, перекрывая доступ воздуха.

— А как насчет обвинения в покушении на убийство?

Алекс издает жесткий, язвительный звук.

— Сняты. Вместо этого они заменили его обвинением в нападении, что является абсолютным гребаным дерьмом. Твой отец думает, что они снизили это обвинение как часть сделки Калеба с УБН.

Я обхватываю колени еще крепче, уставившись в пол.

— Значит... вот как. Они просто выпустили его?

Алекс пыхтит, низко опустив голову.

— Да.

— И... если он был в школе, то что это значит? Они просто позволят ему вернуться? Как будто ничего, бл*дь, не случилось?

— Я не знаю. Дархауэр кричал через всю парковку, но у меня не было возможности остановиться и поговорить с ним. Я был слишком занят, пытаясь заставить твоего отца успокоиться.

— Я не могу себе представить, как ты пытаешься его успокоить, — тупо говорю я. — Я бы подумала, что все будет наоборот.

— Поверь мне, Argento. Мне захотелось оторвать чертовому ублюдку голову, как только я его увидел. Однако Дархауэр и Лоуэлл были там. Если бы я даже плюнул в их сторону, для меня это был бы билет в тюрьму в один конец. Но они не могут присматривать за ним двадцать четыре часа в сутки. В какой-то момент он останется один, и когда он это сделает, я буду готов и, черт возьми, буду ждать его.

Это плохо, очень-очень плохо. Ярость Алекса не имеет себе равных. Он кипит от этого — ему не потребуется много времени, чтобы выплеснуть все наружу. Мы это уже проходили. Если он причинит вред Джейку, это будет конец его жизни. И на этот раз он не просто причинит ему боль. Он его убьет. А что потом? Я смогу видеться с ним только пару часов в неделю? На ближайшие тридцать гребаных лет? К тому времени, как его выпустят из тюрьмы, ему будет уже пятьдесят, и лучшие годы нашей совместной жизни уйдут в прошлое. Джейкоб все равно победит, черт возьми.

Но я не настолько глупа, чтобы сказать Алексу, чтобы он не охотился за ним. Это было бы пустой тратой времени. Он видел, как я висела на стропилах с веревкой на шее, и я видела страх и боль на его лице, когда он думал, что потеряет меня. Джейкоб должен заплатить за то, что он сделал, и Алекс не успокоится, пока не увидит, как это происходит. Но должен быть и другой способ.

Медленно поднимаясь на ноги, я шмыгаю носом и с удивлением обнаруживаю, что плачу.

— Сильвер? — шепчет Алекс.

Я обхожу его и поднимаю свою сумку с пола у двери его спальни. Внутри отыскиваю маленькую карточку, все еще засунутую во внутренний карман на молнии. Она немного помята и потрепана на одном углу, но номер все равно отлично читается. Я отдаю его Алексу, зная, что отдаю вместе с ним частичку своей души — частичку, которой я с радостью пожертвую, если это будет означать, что Джейк, наконец, получит по заслугам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Алекс быстро просматривает карточку оценивающим взглядом.

— И что это?

— Доктор, которая лечила меня... думаю, что ее парень может быть из тех, кому платят за то, чтобы люди исчезали. — Эти слова не кажутся мне настоящими, когда я их произношу. Они звучат так, как будто кто-то другой сказал бы, читая сценарий в каком-то фильме. Такие вещи не обсуждаются в реальной гребаной жизни. Я вообще почти не чувствую никакой связи с этим заявлением. Вместо этого безумный смех пузырится в глубине моего горла, вырываясь из меня порывами, как безумная икота.