Воссоединенные - Элли Каунди

Я гляжу на Кая, у которого нет метки на теле, здоровье которого под угрозой, и понимаю всю правдивость слов Лоцмана. Мы не имеем права проиграть.

— Либо вы помогаете нам найти лекарство, — повторяет Лоцман, — либо препятствуете нашим усилиям.

— Мы хотим помочь вам, — говорит Ксандер. — Именно поэтому вы везете нас в горы, не так ли?

— Да, я везу вас в горы. Но что делать с вами по прибытии туда, я еще не решил.

Кай смеется. — Если вы тратите драгоценное время, решая, что делать с нами тремя, когда неизлечимый вирус атакует провинции, вы либо глупец, либо совсем отчаянный человек.

— Ситуация, — отвечает Лоцман, — зашла гораздо дальше пределов отчаянности.

— Так каких же действий вы ожидаете от нас? — интересуется Кай.

— Вы поможете, так или иначе. — Корабль делает небольшой вираж, и я гадаю, где именно в воздушном пространстве мы сейчас находимся.

— Я могу доверять лишь немногим, — продолжает Лоцман. — Поэтому, когда двое из них говорят мне противоречащие друг другу вещи, я беспокоюсь. Один из моих партнеров настаивает, что вы трое — предатели, которых нужно посадить под замок подальше от провинций, где вы не сможете подстрекать народ. А другой полагает, что в ваших силах помочь мне найти лекарство.

Первый человек — это глава архивистов, думаю я. Но кто другой?

— Когда глава архивистов обратила мое внимание на эту посылку, — продолжает Лоцман, — я заинтересовался, как она и предполагала, и владельцем микрокарты, и посланием, зашифрованным в письме. Твой отец не сотрудничал с Восстанием. Так что же такого сделала ты, чего он не осмеливался сделать? Ты углядела положение вещей на шаг вперед и нанесла удар по Восстанию? А затем, немного покопавшись, я нашел кое-что другое, достойное внимания.

Он начинает цитировать мне названия растений. Сначала я думаю, что он сошел с ума, а потом начинаю понимать, что он говорит:

Чайная роза, плетистая роза, кружевная морковь.

— Ты написала это и раздала людям, — говорит Лоцман. — Что означает этот шифр?

Это не шифр. Это просто слова моей мамы, сложенные в стих. Где он нашел его? Кто передал ему? Я хотела поделиться этим стихом с людьми, но совсем не таким способом.

— На холме и под деревом ветер резвится. Никому не заметен, далеко за границей, где же это место?

Когда он задает этот вопрос, я ничего не могу понять, это какая-то загадка. Эти слова могут звучать понятно лишь в песне.

— С кем ты встречалась там? — голос Лоцмана четкий и ровный. Кай прав. Лоцман в отчаянии. Когда он говорит, то не слышно ни малейшего признака страха; но его вопросы и трата на нас драгоценного времени — вот это заставляет меня холодеть от страха. Если даже Лоцман не знает, как спасти нас от новой чумы, то кто тогда знает?

— Ни с кем, — отвечаю я. — Это стих. Он не предполагает буквального смысла.

— Но стихи часто это предполагают, — говорит Лоцман. — Тебе это хорошо известно.

Он прав. Я подумала о стихе, где упоминался Лоцман, может, именно этот стих дедушка желал, чтобы я нашла. Он подарил мне медальон, он рассказывал мне истории про походы на Холм, про свою маму, которая пела для него запретные песни. Что же я должна была сделать, по мнению дедушки? Мне всегда было это интересно.

— Зачем ты собирала людей в Галерее? — спрашивает Лоцман.

— Они приносили туда то, что сделали своими руками.

— О чем вы там говорили?

— О поэзии. О песнях.

— И все? — уточняет Лоцман.

Его голос может быть таким же холодным или таким же теплым, как камень, осознаю я. Иногда он звучит великодушно и доброжелательно, и похож на песчаник, нагретый солнцем, а в других случаях он суров и холоден, как  мраморные плиты Сити-Холла.

У меня тоже есть один вопрос к нему. — Почему мое имя заинтересовало вас именно сейчас? — спрашиваю я. — Повстанцы должны были замечать его и раньше. Оно ничего не значило для них.

— Кое-что случились с тех пор, как вы присоединились к Восстанию несколько месяцев назад, — отвечает Лоцман. — Отравленные озера. Таинственные шифры. Галерея, в которой люди могли собираться и обмениваться своими поделками. Очевидно, что на твое имя стоило обратить более пристальное внимание. И мы, действительно, обнаружили интересные подробности. — Вот сейчас его голос просто ледяной.

— Кассия не сражается против Восстания, — возражает Ксандер. — Она на вашей стороне. Я могу ручаться за нее.

— И я, — подтверждает Кай.

— Это могло бы что-то значить для меня, — продолжает Лоцман, — если бы вокруг вас троих не вертелось столько информации. И ее достаточно, чтобы назвать подозреваемыми всех вас.

— Что вы имеете в виду? — интересуюсь я. — Мы делали все, что Восстание требовало от нас. Я переехала жить в Центр. Кай управлял вашими кораблями. Ксандер спасал жизни пациентов.

— Ваше послушание служило лишь маскировкой для тех членов Восстания, у кого было меньше власти и информации, — наседает Лоцман. — У них с самого начала не было причин сообщать о вас. Но после того как вы привлекли мое внимание, я увидел истинное положение вещей и сделал соответствующие выводы, недоступные остальным. По праву Лоцмана, у меня есть доступ ко многим данным. Когда я пригляделся, то обнаружил правду. Люди умирали, куда бы вы ни шли. Приманки в том лагере, например, большинство из которых были Отклоненными.

— Мы не убивали тех приманок, — возражает Кай. — Это сделали вы. Когда Общество отправило людей на смерть, вы бездельничали и наблюдали.

Лоцман остается непреклонен. — Река, протекающая у Каньона, была отравлена, когда вы находились неподалеку. Вы активировали взрывчатку в ущелье, разрушив при этом часть деревни, принадлежащей Аномалиям. Вы уничтожили пробирки в хранилище, которое принадлежало Восстанию. Вы сговорились получать и переносить синие таблетки. Вы даже убили мальчика с их помощью. Мы нашли его тело.

— Это неправда, — протестую я, но, в каком-то смысле, так оно и есть. Давая ему таблетку, я не предполагала, что убью его, но это случилось. А затем до меня доходит, почему архивист расспрашивала меня о местах, в которых могли храниться образцы тканей. — Это же вы хотели знать, как много мне известно о пробирках, — говорю я. — Вы и вправду торгуете ими?

— Вы торгуете пробирками? — удивляется Кай.

— Разумеется, — говорит Лоцман. — Я использую все, что потребуется, чтобы обеспечить лояльность и накопить средства, необходимые для поиска лекарства. Образцы — это валюта, которая срабатывает в тех случаях, когда не помогает ничто другое.