Дело частного обвинения (сборник) - Никита Александрович Филатов

— Каким образом они у вас появились? Подробнее. И зачем? — инспектор держался на уровне возложенной на него миссии.

— Кто-то долги ими отдавал, знаете, нам, молодым морякам, постоянно советских денег не хватало… На дни рождения и праздничные даты, опять же, дарили… Да и так просто оставляли — сами же в море, а я авось сумею распорядиться. Вот и скопилось — без особой конкретной цели, на всякий случай.

— Конкретно: кто?

— Господи, прости меня, грешного! Тут — помню, тут — нет, в который раз повторять… Но точно знаю, — голос Виноградова отвердел: — Все эти чеки были заработаны и получены моряками загранплавания пароходства — именно нашего пароходства, подчеркиваю! — и относятся к категории, подлежащей обмену согласно положению от прошлого года. Точка.

— Это невозможно проверить!

— Наверное… Но это не моя проблема.

— Давайте дальше.

— Больше года они у меня без толку валялись, а тут как раз пароходство на аренду ушло, начальник объявил об обмене чеков на СКВ по тому курсу, которым когда-то государство своих граждан обманывало — около шестидесяти копеек за доллар.

— Но это же не реально!

— Интересно… Двадцать лет вы этот курс во всех газетах видели, он вас не смущал, а теперь… Впрочем, это не ко мне вопросы, верно?

— Да. Разумеется. Но ведь обмен длится уже больше года, почему же вы их только сейчас использовали?

— Это я уже объяснял. Право на обмен чеков имеют только лица, работающие или работавшие в плавсоставе пароходства, обычно — через судовую кассу того теплохода, в команду которого они входят.

— Так строго?

— Достаточно строго. Можно было, конечно, как кое-кто не совсем порядочный, сунуть свои или скупленные чеки кому-нибудь из находящихся в зависимости моряков, чтобы без шума обменяли…

— Вы кого-то конкретно имеете в виду? — тревожно нахмурился начальник морского отдела.

— Упаси Господи! А вы считаете, это возможно?

— Что я считаю — к делу не относится. Сейчас о вас речь! — Храмов встал и отошел к окну.

— Сейчас — да-а… — грустно согласился Виноградов. — Так вот. Как всем известно, с этого лета пассажирские суда пароходства сопровождаются сотрудниками милиции — после того, как с них убрали штатных чекистов. Работали мои милиционеры, офицеры — из отдела, оперативники, санкционировало все это управление… Поэтому вполне естественно, что в конце концов наш генерал, товарищ Храмов и я решили посмотреть, как все это в натуре выглядит.

— Благое желание… — понимающе улыбнулся Николаев.

— Вы же читали документы, — засуетился подполковник. — Необходимо было решить вопросы с размещением, уточнить порядок начисления им суточных, потом — должностные инструкции, ряд других нормативных документов.

— Я понимаю… Понимаю.

— Позволите продолжить? Мы все трое были внесены в судовые роли — ну, то есть, в экипаж «Наташи Ростовой» в качестве офицеров безопасности. Паспорта моряков получили. И только потом, фактически попав в категорию лиц, имеющих это право, я в установленном порядке написал заявление… Оно у вас есть.

— Да, есть. Вы, как офицер безопасности такого-то судна, просите в установленном порядке обменять заработанные вами чеки…

— Не надо! Не «заработанные», а «имеющиеся у меня», сверь с текстом!

— Допустим. И вам, как работнику контролирующей организации, главбух, конечно, отказать не смог…

— Пожалуйста, отметьте: уважаемый главный бухгалтер пароходства не находился и не находится в какой-либо должностной зависимости от меня, скромного маленького начальника милиции на одном из маленьких структурных подразделений в сфере пассажирских перевозок.

— Ну, о взятке или злоупотреблении служебным положением никто не говорит. Тут, скорее, речь идет о нарушении этических норм. Итак, документы на обмен вам подписали. Чеки сдали, и в ходе рейса в судовой кассе капитан Виноградов получает валюту. Сколько всего?

— У вас проблемы с памятью? Посчитайте. Примерно шесть тысяч долларов или около того.

— Своим спутникам вы об этом говорили? — не стесняясь Храмова, спросил инспектор.

— Нет. Это вопрос не служебный, сугубо личный… Не только не говорил, но и, еще раз повторю, ничего из этой суммы я ни начальнику морского отдела, ни генералу не передал!

— Я об этом не спрашивал! — повысил голос Николаев.

— Как же? Вчера этот вопрос вас очень интересовал, помните, что вы мне предложили?

— Прекратите!

— Действительно, Владимир Александрович… — не зная, как себя вести, вмешался подполковник.

— Где сейчас находится полученная вами валюта? На что вы ее потратили?

— Если вам больше нечего спрашивать — может, закончим на сегодня? Отвечал ведь уже…

— Да ладно, Владимир Александрович… — инспектор по особым поручениям вдруг превратился в обычного не очень здорового человека.

— Собственно, проверка уже закончена, завтра уезжаю в Москву и через недельку получите заключение. Ограничимся, видимо, мерами дисциплинарными…

— Тем более что уголовное дело возбудить не получилось, — не удержавшись, перебил Виноградов. — Вас ведь в трех прокуратурах послали, так?

— Действительно, признаков состава преступления в действиях не усмотрено, хотя… Нарушение служебной этики, использование служебного положения — нет, не злоупотребление, а использование, я в этих нюансах разбираюсь… Может быть, вы уволитесь?

— Ничего себе!

В этот момент в дверь постучали.

— Товарищ подполковник! На минуточку, пожалуйста…

— Не возражаете? — И, дождавшись небрежного кивка инспектора, Храмов вышел вслед за секретаршей.

— Знаете, Виноградов, — доверительно придвинулся в Владимиру Александровичу москвич, — по-человечески я вас понимаю. Сейчас все поднимаются на чем могут, в основном — криминалом, а кто поумнее — используя ситуацию.

Он мечтательно и завистливо прищурился:

— Повезло тебе… Много всяких условий совпало: и происхождение чеков худо-бедно объяснить можешь, и в рейс тебя законно включили, и при всех нюансах нигде букву закона не нарушил, это же надо всю пароходскую систему насквозь знать… Но тут большая игра, надо тебя сожрать, вот и жрем! Я ж понимаю, чеки тебе начальник с генералом дали, подставили, а на троих — сумма не такая уж страшная получилась. Вот молчишь про них, а за тебя слова никто не скажет, не надейся…

— А я и не надеюсь.

Кофе был крепкий, но, на вкус Виноградова, Михаил Анатольевич положил слишком много сахара.

— Значит, можно поздравить… Я, в общем, рассчитывал на худшее.

— Я, признаться, тоже.

— Неполное служебное… Бред, конечно! — Кабинеты во временном помещении, которое занимали сотрудники Управления налоговых расследований, были такими крохотными и холодными, что напоминали карцеры заштатной гарнизонной гауптвахты. Михаил Анатольевич постоянно ходил простуженным, ломило поясницу — очевидно, и возраст сказывался.

— Предложили по-тихому уволиться — я уперся. Тогда на шефа надавили… Ну и генералу, конечно, эта головная боль ни к чему, он при моей фамилии вздрагивает, хотя мужик и неплохой, много чего в жизни повидал.

— Его понять можно.

— Конечно… В общем, предложено искать место. Обидно до слез — я ж вокзал из