Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси - Нил Гейман

Последний раз Тень смотрел «Шоу Дика Ван Дайка» много лет назад, но в этом черно-белом мирке образца 1965 года было что-то умиротворяющее, поэтому он положил пульт на пол рядом с кроватью и выключил ночник. Он смотрел на экран слипающимися глазами и понимал, что с этим шоу что-то не так. Он, конечно, не мог вспомнить эту конкретную серию, и тут не было ничего удивительного: он вообще пропустил много серий. Странной ему казалась сама атмосфера на экране.

Главные действующие лица были озабочены запоями Роба. Он не появлялся на работе уже несколько дней. Они пришли к нему домой, а он заперся в спальне, и его еле уговорили оттуда выйти. Он напился так, что едва стоял на ногах, но даже и в таком состоянии был уморительно смешон. Его друзья, которых играли Мори Амстердам и Роз Мари, откололи пару гэгов и ушли. Потом его пришла утихомиривать жена, а он со всей дури врезал ей по лицу. Она села на пол и заплакала, и это был не знаменитый плач Мэри Тайлер Мур, а короткие безудержные всхлипы: она обхватила себя руками за плечи и шептала: «Не бей меня, пожалуйста, я все что хочешь, сделаю, только не бей меня больше, прошу тебя».

— Что за херня? — вслух сказал Тень.

Изображение растворилось в точечном фосфорном свечении. Когда экран загорелся снова, «Шоу Дика Ван Дайка» необъяснимым образом превратилось в «Я люблю Люси». Люси пыталась уговорить Рики выкинуть старый холодильник и купить новый. А когда Рики ушел, она направилась к дивану, уселась, закинув ногу на ногу, сложила руки на коленях и стала сквозь годы смотреть на Тень пристальным черно-белым взглядом.

— Тень, — сказала она, — нам надо поговорить.

Тень не ответил. Она открыла сумочку, достала сигарету, прикурила от дорогой серебряной зажигалки и отложила зажигалку в сторону.

— Я к тебе, между прочим, обращаюсь, — сказала она.

— Бред какой-то, — пробормотал Тень.

— Да что вы говорите! А вся твоя остальная жизнь образец нормальности, что ли?

— Ну не знаю. Но разговаривать с Люсилль Болл из телевизора уж точно на несколько порядков бредовее, чем все, что случилось со мной до сих пор, — сказал Тень.

— Я не Люсилль Болл. Я Люси Риккардо. Хотя вообще-то я даже не Люси Риккардо. Просто в данных обстоятельствах мне удобнее прикинуться именно ею. Вот и все.

Она неловко заерзала на диване.

— И кто же ты?

— Я? — переспросила она. — Хороший вопрос. Я телевизор. Ящик для идиотов. Я всевидящее око и мир катодного излучения. Я дебилятор. Святыня, на которую молится вся семья.

— Телевидение, что ли? Или кто-то конкретный из телевизора?

— Телевизор теперь — вместо алтаря. И люди на нем приносят мне жертвы.

— Какие жертвы? — спросил Тень.

— По большей части свое время, — сказала Люси. — Иногда друг друга. — Она подняла два пальца и сдула дым с воображаемого дула. А потом подмигнула — старый добрый жест из «Я люблю Люси».

— Ты тоже — божество? — спросил Тень.

Люси скорчила улыбку, по-женски манерно затянулась сигаретой.

— Можно и так сказать, — ответила она.

— Сэм передает тебе привет, — сказал Тень.

— Что? Сэм? Это кто? Ты о чем?

Тень посмотрел на часы. Было двадцать пять минут первого.

— Да неважно, — сказал он. — Ну, Люси-из-телика, о чем нам нужно поговорить? Слишком много народу в последнее время хочет со мной поговорить. И обычно это заканчивается тем, что я получаю в морду.

Камера наехала, взяв крупный план: вид у Люси был встревоженный, губы поджаты.

— Не нравится мне, что эти люди сделали тебе больно, Тень. Очень не нравится. Я бы никогда так с тобой не поступила, милый. Я хочу предложить тебе работу.

— И что я должен буду делать?

— Работать на меня. Я слышала, как обошлись с тобой эти гориллы; и то, как ты с ними расправился, произвело на меня впечатление. Эффектно, эффективно и со знанием дела. Кто бы мог подумать, что ты на такое способен. Они реально в штаны наложили.

— Да ладно!

— Они тебя недооценили, мой дорогой. Но я такой ошибки не допущу. Предлагаю тебе переметнуться в мой лагерь. — Она встала и подошла к камере. — Сам подумай, Тень: за нами будущее. За нами торговые комплексы, а твои дружки — все равно что дешевые аттракционы у дороги. Да у нас, черт возьми, интернет-магазины, а твои дружки сидят на обочине автострады и торгуют всякой доморощенной дрянью прямо с тележки. Хоть бы фруктами торговали, так нет же! Лужу, паяю, примуса починяю. Каждая четвертая подкова даром. За нами будущее и настоящее. А их срок годности истек еще позавчера.

Это была до боли знакомая речь.

— Ты знаешь жирного парня, который ездит на лимузине? — спросил Тень.

Она раскинула руки и смешно закатила глаза — забавная Люси Риккардо умывает руки, и пусть весь мир катится в пропасть.

— Тенхномальчика? Ты видел техномальчика? Он славный парнишка. Он тоже из наших. Просто он бывает не слишком вежлив с незнакомыми людьми. Будешь на нас работать, увидишь, какой он замечательный.

— А что если я не захочу на вас работать, Я-люблю-Люси?

В дверь к Люси постучали, за кадром раздался голос Рики, он интересовался, чем это его Лююси так дооолго там занимааается, ведь в следующей сцене они должны быть в клубе; тень раздражения пробежала по неестественному — будто из комикса — личику Люси.

— Черт, — сказала она. — Короче, сколько бы стариканы тебе ни платили, я плачу вдвое, втрое больше. Множь сразу на сто. Что бы они ни предлагали, я дам тебе гораздо больше. — Она улыбнулась: идеальная, озорная улыбка Люси Риккардо. — Все что пожелаешь, милый. Скажи, чего ты хочешь? — Она начала расстегивать блузку. — Ты разве никогда не хотел увидеть сиськи Люси?

Экран потух. Сработала функция «сон», и телевизор выключился. Тень посмотрел на часы: половина первого.

— Вот ведь, блин… — сказал Тень.

Он повернулся на бок и закрыл глаза. Ему пришло в голову, что его симпатии склоняются на сторону Среды, мистера Нанси и всей этой компании, а не на сторону их противников по одной простой и незатейливой причине: пусть они грязь и дешевка, и жрачка у них дерьмовая на вкус, но они по крайней мере не говорят штампами.

А торговому центру он в любом случае предпочтет аттракцион у обочины, даже самый дешевый, жалкий и мошеннический.

Утро застало Тень в дороге: он ехал по слегка всхолмленной, бурой местности, кругом только жухлая зимняя трава и облетевшие деревья. Снега как не бывало. В одном городишке, на родине серебряных призеров штата в забеге на триста метров среди девушек младше шестнадцати лет, он залил в говнотачку бензина и, надеясь, что не одна только засохшая грязь не дает его колымаге развалиться на части, там же, на заправке, прогнал машину через мойку. И с удивлением обнаружил, что мытая тачка — вопреки здравому смыслу — оказалась белого цвета и проржавела далеко не насквозь. Он поехал дальше.