Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти? - Михаил Шевченко

Правда, Герцен не всегда шел прямым путем. Он допускал колебания в сторону либерализма. В первый период подготовки реформы Герцен считал, что отмена крепостного права может произойти мирным путем, и в силу этого его требования первоначально были ограничены тем минимумом уступок, на которые, как он полагал, могут добровольно согласиться помещики. Эти требования сводились к следующему: 1. Отмена телесных наказаний; 2. Свобода слова и 3. Полное освобождение крестьян от помещичьей власти с наделением их за выкуп теми участками земли, какими они фактически пользовались. Так смотрел в то время на крестьянский вопрос и друг А.И. Герцева Н.П. Огарев. «Внутренне, – писал Огарев, – я очень согласен на безвозмездное наделение крестьян землею… Но опыт доказывает, что применение его невозможно. Большинство помещиков не согласится не только на безвозмездное наделение землею, но едва согласится на выкуп»[423].

Признавая возможность отмены крепостного права путем реформ, Герцен апеллировал к либерально-настроенным помещикам. Он надеялся на способность передовой части русского дворянства подняться выше своих классовых интересов. Большие надежды возлагал Герцен и на царя Александра II. В первой книжке «Полярной Звезды» Герцен обратился к Александру II с открытым письмом, заключавшем в себе целую программу реформ. «Государь, – писал он, – дайте свободу русскому слову. Уму нашему тесно, мысль наша отравляет нашу грудь от недостатка простора, она стонет в цензурных колодках. Дайте нам вольную речь… Нам есть что сказать миру и своим.

Дайте землю крестьянам. Она и так им принадлежит; смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите синие рубцы на спине наших братий – эти страшные следы презрения к человеку. <… >

Торопитесь! Спасите крестьянина от будущих злодейств, спасите его от крови, которую от должен будет пролить…»[424].

На рескрипт Назимову Герцен откликнулся статьей «Через три года», в которой назвал Александра II «царем-освободителем». «Имя Александра II, – писал он, – отныне принадлежит истории; если б его царствование завтра окончилось, если б он пал под ударами каких-нибудь крамольных олигархов, бунтующих защитников барщины и розог, – все равно. Начало освобождения крестьян сделано им, грядущие поколения этого не забудут»[425]. Эта апелляция к «верхам» объясняется тем, что Герцен не видел тогда в России реальной силы, способной обеспечить подлинное освобождение крестьян. Кроме того, он не понимал классовой сущности царского самодержавия. Герцен ошибочно рассматривал его как силу, стоящую над классами и способную в одинаковой мере защищать интересы всех слоев общества.

Либеральные колебания Герцена вызвали резкую критику со стороны революционно-демократического лагеря в России. 1 марта 1860 г. в № 64 «Колокола» было опубликовано «Письмо из провинции» за подписью «Русский человек». Личное авторство этого «Письма», насколько нам известно, пока не установлено, но определенно можно утверждать, что оно написано единомышленником Чернышевского и Добролюбова и отражало их точку зрения. «Вы, смущенные голосами либералов-бар, – говорилось в «Письме», – после первых номеров «Колокола» переменили тон. Вы заговорил благосклонно об августейшей фамилии… Зато с особенной яростью напали на Орловых, Паниных, Закревских. В них беда, они мешают Александру II!… Мне жаль его… Он желает России добра, но злодеи окружающие мешают ему! И вот вы, автор «С того берега» и «Писем из Италии» поете ту же песню, которая сотни лет губит Россию. Вы не должны ни минуты забывать что он самодержавный царь, что от его воли зависит прогнать всех этих господ, как он прогнал Клейнмихеля… Нет, не обманывайтесь надеждами и не вводите в заблуждение других, не отнимайте энергии, когда она многим пригодилась бы. Надежда в деле политики – золотая цепь, которую легко обратит в кандалы подающий ее… Нет, наше положение ужасно, невыносимо, и только топор может нас избавить, и ничто, кроме топора, не поможет… Вы все сделали, что МОГЛИ, чтобы содействовать мирному решению дела, перемените же тон, и пусть ваш «Колокол» благовестит не к молебну, а звонит в набат! К топору зовите Русь.

Прощайте и помните, что сотни лет уже губит Русь вера в добрые намерения царей! Не Вам ее поддерживать»[426]. В ответ на это «Письмо» Герцен в том же номере «Колокола» писал: «Но к топору, к этому ultima ratio притесненных, мы звать не будем до тех пор, пока останется хоть одна разумная надежда на развязку без топора»[427].

Герцен всегда, даже в период наибольших колебаний в сторону либерализма, оставался искренним защитником крестьянских интересов. Он боролся за победу народа над царизмом, а не за сделку либеральной буржуазии с помещичьим царем. Несмотря на некоторую боязнь «кровавых переворотов», Герцен согласен был отстаивать любые революционные средства борьбы, когда надежды на мирное удовлетворение требований народа не оправдались. Еще в статье «Через три года», написанной по поводу опубликования рескриптов, Герцен заявлял: «Что касается до нас – наш путь вперед назначен, мы идем с тем, кто освобождает и пока освобождает; в этом мы последовательны всей нашей жизни»[428].

Под влиянием происходивших в России событий надежда Герцена на Александра II все больше угасала и вместе с тем изживались либеральные иллюзии. 15 апреля 1860 г. в статье «Письма из России» Герцен писал: «Нас упрекнуть нельзя. Мы держались до последней крайности, до открытой измены, до преступного назначения Панина, до самоуправства в деле Унковского и Европеуса, до полицейского заговора, вследствие которого нахватали студентов, профессора Качановского, и мы не знаем кого еще…

Прощайте, Александр Николаевич, счастливого пути! Bon voyage!… Нам сюда»[429].

После обнародования «Положений 19 февраля» и последовавших за этим событий Герцен окончательно покончил с либеральными колебаниями и целиком перешел на позиции революционного демократизма.

Итак, подготовка реформы 1861 г. сопровождалась повсеместно самой напряженной борьбой крестьян против помещиков и царских чиновников. Эта борьба не давала ни минуты покоя всему господствующему классу дворян. Она была грозным предзнаменованием возможного краха царизма, ярким проявлением сложившейся в стране революционной ситуации. Под ее непосредственным давлением правительство Александра II вынуждено было изменить первоначальный план реформы и ускорить ее проведение.

Однако образовавшаяся на том этапе исторического развития России революционная ситуация не переросла в революцию. В стране тогда не было такого общественного класса, который мог бы сплотить все демократические слои населения и повести их за собой на штурм самодержавия и крепостного права. Именно поэтому конфликт между развивавшимися производительными силами и феодальными производственными отношениями привел в России не к революции, как это было в некоторых западноевропейских государствах, а к реформе, имел своим следствием не решительное и быстрое уничтожение крепостнических порядков, а постепенную их ликвидацию с сохранением многочисленных средневековых пережитков.

Как же встретили крестьяне реформу, подготовленную помещиками и царским правительством?

Официальные идеологи самодержавия уверяли, что крепостные люди с радостью одобрят «Положения 19 февраля». Например, историк М.П. Погодин посвятил этому вопросу специальную статью под названием «Красное яичко», опубликованную в «Северной пчеле». «Отдаю голову на отсечение, – писал он, – что вся Европа умилится перед удивительным торжественным зрелищем, которое представит ей Россия». Погодин рисовал чарующую картину того, как в прекрасный «Александров день» крестьяне оденут свои лучшие одежды и, пригладив волосы квасом, пойдут молиться богу. И это будет, восторгался Погодин, «святая минута, которой ангелы на небеси возрадуются»[430].

Однако лирико-слащавые прогнозы Погодина и других идеологов самодержавия оказались насквозь фальшивыми. «Положения 19 февраля» в корне противоречили вековым чаяниям крестьян и их представлениям о воле. Поэтому вместо праздничных торжеств они вызвали мощный взрыв крестьянского движения, разлившегося широкой рекою по необъятным просторам Российской империи. Согласно подсчетам исследователей, только за первые пять месяцев 1861 г. в стране произошло 1 370 волнений крестьян, из которых 718 были подавлены с помощью войск[431]. В. И. Ленин подчеркивал, что «падение крепостного права встряхнуло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его самого искать выхода, самого вести борьбу за полную свободу»[432].

М.Е. Найденов подразделил крестьянское движение, связанное с реализацией «Положений 19 февраля» на три этапа. Первый этап – с марта по май 1861 г., второй – с июня по сентябрь 1861 г. и третий – с октября 1861 г. по февраль 1863 г.[433]

Как нам представляется, в этойй периодизации второй этап выделен искусственно. Его исходными факторами М.Е. Найденов считает разлагающую деятельность мировых посредников и должностных лиц крестьянского «самоуправления», усиление репрессий к участникам движения со стороны царизма и распространение идеи «слушного часа», что привело к спаду крестьянских волнений. Все это так. Но ведь отмеченные факторы оставались в силе, к примеру, и в 1862 г., когда кривая крестьянского движения опять взметнулась вверх. К тому же вряд ли можно рассматривать тот или иной этап в выступлениях крестьян только как взлет или спад. Очевидно, всякому этапу присуши элементы того и другого.