Чертов нахал - Пенелопа Уорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попав в спальню, я не удержался и открыл раздвижные дверцы платяного шкафа. Одна из дверей вышла из паза и чуть не упала прямо мне на голову. Все ясно – принцессин хахаль ни черта не делает по дому. Одно радовало – в шкафу не обнаружилось мужской одежды, что явилось своего рода компенсацией после переживаний по поводу противозачаточных таблеток, найденных в шкафчике в ванной.
На туалетном столике стояли несколько фотографий, изображавших, видимо, Обри с отцом на вручении дипломов юридического факультета. Она смотрела на отца, а он с гордым видом смотрел в объектив. Я вспомнил, что он тоже был юристом. Там стояло еще несколько фотографий. На одной была Обри с подружкой в подростковом возрасте. На другой – Обри в компании пожилой женщины. Они были на удивление похожи – скорее всего, это была ее бабушка. При виде последней фотографии у меня перехватило дыхание: на ней были Обри и Дик, а между ними стоял Пикси. Ну, Каракуль, ты и предатель! Несмотря на то, что мне было больно смотреть на эту идиллию, я целых пять минут смотрел на нее, не отрываясь. На лице Обри сияла улыбка во весь рот. Обри выглядела… счастливой. На месте Дика должен был быть я.
Не в силах вынести это зрелище, я собирался уже покинуть спальню, как вдруг резко остановился перед ящичками туалетного столика. Мой взгляд упал на верхний квадратный ящик – в таких обычно хранят нижнее белье. Оправдывая себя тем, что в тот день я уже достаточно нагрешил, я осторожно выдвинул его. Ящик был полон воздушных кружевных вещиц, а сверху лежала записка:
«Нахал, так как тебе больше нечем заняться, не мог бы ты починить дверь шкафа?»
Я хохотал без остановки целых пять минут. Мы знали друг друга как облупленных. Насмеявшись вдоволь, я починил злосчастную дверь.
От Обри со вчерашнего утра не было никаких вестей. Я надеялся, что завтра она пришлет сообщение, и невозможно описать мою радость, когда на экране телефона около девяти вечера высветилось ее имя.
Обри: Спасибо за то, что починил двери, извращенец.
Чэнс: Для тебя – все, что угодно.
Прошло несколько минут. Я испытывал сомнения по поводу того, стоит ли извиняться перед ней за то, что столь бесцеремонно обшаривал ее дом.
Обри: Надеюсь, ты не дошел до того, чтобы примерять мои трусики?
Чэнс: Я не трансвестит и люблю только нюхать трусики. К тому же, мне больше нравится твоя попка в кружевах, чем моя.
Обри: Не смешно.
Чэнс: Я вовсе не шучу насчет того, что тащусь от твоей попки в кружевах.
Телефон замолчал. Очевидно, ее смутило то, что наша перепалка приняла вовсе не дружеский характер. Я подумал, а почему бы не испытать удачу и не продвинуться в отношениях несколько дальше.
Чэнс: Скучаю по тебе. Когда смогу увидеть тебя снова?
Обри: Как насчет того, чтобы прогуляться с собаками завтра после обеда? Я закончу работу с последним клиентом около четырех.
Чэнс: Встретимся в приюте в 16:30.
Обри: ОК.
Чэнс: Приятного вечера, принцесса.
Обри: И тебе того же, Чэнс.
На следующий день после обеда мы встретились в приюте для животных. Обри пришла позже меня и выглядела как всегда прекрасно в своем элегантном костюме. Но когда она удалилась в ванную и вышла в джинсах, белой майке, резиновых шлепанцах и с конским хвостом, я просто рот открыл, настолько она была великолепна. Я не мог оторвать от нее глаз, когда мы направились в парк, ведя по две собаки на поводках.
– В чем дело? Ты смотришь на меня так, словно со мной что-то не в порядке.
– Просто любуюсь тобой. Не знаю, как такое возможно, но с каждым разом ты становишься все красивее и красивее.
Она молчала, когда мы входили в парк. Некоторое время мы прогуливались, а затем уселись на скамейку.
– Можно у тебя кое-что спросить?
– Спрашивай, отвечу на любой вопрос.
– Каково это? Я имею в виду, сидеть в тюрьме?
Было логично с ее стороны интересоваться, чем я занимался эти два года. Я понимал, почему она проявляет любопытство: она просто наверстывала упущенное.
– Это довольно… унизительный опыт. Тюрьма была битком набита заключенными, но мы в каком-то смысле проявляли солидарность.
– Тебя там кто-нибудь навещал?
– Адель приходила дважды в месяц.
– А как же твоя мама? Она все еще ухаживает за больной бабушкой?
– Нет. Она умерла.
Обри посмотрела на меня с грустью.
– Прости. Это был неуместный вопрос. Твоя бабушка была больна, и я могла бы догадаться…
– Ты не могла этого знать. – Я откашлялся. – На самом деле они обе умерли. Мама скончалась от аневризмы в первый же год моего пребывания в тюрьме.
– О Боже, Чэнс. Мне так жаль…
– Спасибо за сочувствие.
Я открыл бутылку с водой и напоил дворняжек, которые, высунув языки, тяжело дышали от жажды. Обри все еще смотрела на меня, когда я закончил поить собак. Я переключил внимание на нее и приготовился выслушать, что она думала по этому поводу.
Когда она заговорила, по ее щекам текли слезы.
– Так много потерь…
Я смахнул слезинки и взял ее за подбородок. Она подалась ко мне. Я еле дышал, вспоминая, что потерял за это время.
– Да, ты права.
Я закрыл глаза на пару секунд, чтобы прийти в себя. Когда я их открыл, Обри все еще смотрела на меня.
– Иногда надо потерять все, что имеешь, чтобы осознать, чем ты действительно дорожишь.
Она переплела свои пальцы с моими и легонько сжала их. Так мы и сидели на скамейке еще целый час, пока четыре пса, которых мы выгуливали, не решили, что пора отправляться домой. Я рассказал ей о клинике для футболистов, которую организовал во время пребывания в тюрьме. Она поведала о своей деятельности по организации и содержанию приюта для животных.
