Долгая ночь Примы Центавра - Питер Дэвид

Я хотел обернуться и сказать что-нибудь еще… Несколько слов, которые можно было бы сказать сейчас и невозможно будет сказать потом… но ничего не смог поделать, потому что вновь почувствовал легкое шевеление, мягкое напоминание, словно безмолвный приказ: «Соблюдай дистанцию. Ты выполнил поручение, искупил свою вину, теперь уходи. Просто уходи».

И я поспешил сказать Шеридану и Деленн последние, до ужаса честные слова:

- Я бы хотел, чтобы вы знали, поняли и всегда хранили в памяти в грядущие годы одну вещь. Я хочу, чтобы вы знали, что вы мои друзья, что вы всегда будете моими друзьями, что бы ни случилось в грядущем. Я хочу чтобы вы знали, что этот день, проведенный в вашей компании, значит для меня больше, чем вы можете представить.

А затем я почувствовал их присутствие. Гвардейцев Дурлы, двоих наиболее доверенных его сподвижников. Очевидно, Дурла каким-то образом предчувствовал, сколько времени я проведу с Шериданом и Деленн, и я могу лишь догадываться, кто и как обеспечивает его знаниями, происхождение которых он и сам не мог бы объяснить. Но, как бы то ни было, Дурла сообщил гвардейцам об отпущенном мне лимите времени, и они пришли за мной точно в срок. Их появление было ненавязчивым, но жестким напоминанием о том, кто за кем следит.

В мозгу у меня прозвучал приказ «иди», я даже не стал утруждать себя, чтобы бросить взгляд в сторону гвардейцев, поскольку точно знал, что это сказали не они.

- Как видите, мне пора.

- Я знаю, - сказал Шеридан. Но, в действительности, он не знал. Он думал, что знает, думал, что владеет ситуацией, но, на самом деле, не понимал ничего. И, скорее всего, никогда не поймет.

Отсутствие понимания с его стороны лучше всего подчеркнули его прощальные слова, которые он сказал мне на Минбаре. Поскольку я знаю, что, если нам суждено будет встретиться снова, это, скорее всего, встреча эта произойдет на поле межзвездной битвы, и мы, как два хищника, будем рычать друг на друга с экранов связи. А еще возможно, чисто теоретически, что мы встретимся, как тюремщик и узник, если удача отвернется от Шеридана, и он окажется пленником на Приме Центавра. Конечно, применительно к моей собственной ситуации, понятия стража и пленника очень относительны, я постоянно ловлю себя на мысли о том, что занимаю оба положения одновременно. Я и тот, кто вершит судьбами миллионов, и, в то же время, тот, чью собственную судьбу держат в своих руках другие стражи.

И еще я знаю, что обратной ситуации быть не может. Я никогда не предстану перед Шериданом, как пленник, потому что, если бы дело дошло до такого, я был бы мертв прежде, чем свидание состоялось. Они, несомненно, позаботились бы об этом.

Итак, Шеридан произнес свои прощальные слова, сам не понимая, насколько сардонически они прозвучали:

- Мы всегда будем рады видеть тебя на Минбаре, Лондо.

- Более чем рады, - эхом откликнулась Деленн.

Они хорошие люди, это точно. Они заслуживают лучшей участи, чем та, что им уготована, - чем та, что я для них уготовил. Впрочем… того же заслуживал и я. Разница в том, что себе я устроил ад своими руками, а их будущий ад… тоже моими руками. Ну и найдется ли после этого во Вселенной более запачканная и запятнанная душа, чем моя?

Я не так и не смог найти ответных слов, и просто пробормотал:

- Спасибо… Всего хорошего…

А затем ушел, и с обеих сторон от меня шли гвардейцы, сопровождавшие меня на корабль. Мне показалось, я расслышал, как Шеридан и Деленн обсуждают Ленньера, и пожалел, что ушел уже слишком далеко, чтобы услышать больше. Он был хороший парень, этот Ленньер. Мне довелось общаться с ним какое-то время. В ретроспективе он, возможно, был единственным, кто проводил со мной время, и не оказался после этого испорченным. Какая хорошая и чистая у него душа. Я ему завидую. (25)

Через иллюминатор моего крейсера я наблюдал, как отдаляется Минбар, а затем услышал давно ожидаемый голос. Этот голос сказал: «Ты…».»

- Ты?! Ты! Что ты делаешь!?

Сенна отшатнулась, до смерти напуганная, её рука дернулась и сбила книжку на пол. Проснувшийся Лондо смотрел на нее полным боли взглядом, но постепенно в его налитых кровью глазах вскипал гнев.

- Что ты делаешь! Сколько ты успела прочесть? Что ты успела прочесть!?

Сенна открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Лондо был уже на ногах. Он вскочил с такой яростью, что с грохотом опрокинул столик. Это был уже не просто гнев, это было нечто большее.

В голосе Лондо сквозил ужас.

- Я… я… - наконец, сумела выдавить Сенна.

Лондо схватил книжку и захлопнул её.

- Это мой личный дневник! Ты не имеешь права! Не имеешь права!!

- Я… я думала…

- Ты не думала! Ни одной минуты! Что ты здесь прочла! Отвечай мне! Я почувствую, если ты будешь лгать! Отвечай мне!

Сенна припомнила, как еще совсем недавно думала, что никогда не будет бояться императора. Теперь от этой уверенности не осталось и следа.

- Я прочитала: о вас, и Шеридане, и Деленн. Вы подарили им урну.

- А потом? - Лондо схватил девушку за плечи и потряс, и в глазах у него было такое душевное смятение… Сенна вспомнила, как в раннем детстве она смотрела на небо, сидя на руках у отца, лорда Рефы, а на них накатывал грозовой фронт. Эти клубящиеся черные облака были самым страшным, что она видела в жизни: до того момента, как она сейчас взглянула в глаза Лондо Моллари.

- А что потом?!

- А потом вы убрались оттуда, чтобы никогда больше не возвращаться, и я тоже убираюсь отсюда, прямо сейчас, вы довольны?! - крикнула Сенна. Всхлипывая, она вырвалась из рук Лондо, и подумала, что, наверно, заболеет. Слезы так сильно душили ее, что трудно было дышать. А потом она бросилась бежать, и бежала изо всех сил, прочь из комнаты, и едва не налетела на Дурлу. Глаза министра округлились, когда он заметил паническое состояние Сенны, разгром в комнате, и ярость императора.

- Это вы виноваты, это все вы виноваты! - бросила она в лицо Дурле.

- Юная леди… - начал Дурла, но не смог продолжить, поскольку рука девушки взлетела, двигаясь словно по собственному усмотрению, и влепила министру смачную пощечину, оставив на его лице ярко-красный след. Дурла покачнулся от боли и неожиданности, но Сенна, не дожидаясь результатов своего поступка, бросилась дальше. Она мчалась по коридору, размахивая руками и тяжело дыша.

Прибежав в свою комнату, она разорвала надетое на ней великолепное платье. Это было красивое платье, расшитое позолотой, сверкавшее на свету, и оно издавало очень приятный звук, когда Сенна рвала его на клочки. Оставшись нагишом, она наугад похватала какие-то носильные вещи, увязала их в узелок, набросила себе на плечи пальто.