Его лучшая любовница - Трейси Энн Уоррен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, оставайся в постели. Мне будет приятно за тобой поухаживать. По-моему, это хорошая мысль, чтобы ты поела в постели.
Она решила, что разумнее ничего на это не отвечать. Сев, она положила подушки горкой себе за спину и прикрыла простыней грудь.
Он отходил к столику дважды один раз, чтобы принести две чашки чаю, которые он поставил на столик у кровати, а второй, чтобы захватить большую тарелку, на которой красовался богатый выбор выпечки, сыров и фруктов (в том числе ароматных золотистых персиков, запах которых она почуяла при пробуждении). И, если глаза ее не обманули, там был еще и большой кусок шоколадного торта!
Она потянулась за чашкой на блюдце, которую он ей подавал, и при этом простыня соскользнула ей на талию, открыв нагую грудь. Она тихо ойкнула и нерешительно замерла, не зная, то ли прикрываться, то ли брать протянутую чашку. Но заметив, как он жадно вперил взгляд в ее грудь, она усомнилась в том, стоит ли ей стесняться. Бог свидетель Тони вчера видел все это и не только видел.
— Ради меня закрываться не надо, — проговорил он с улыбкой, которую иначе чем нахальной назвать было нельзя. — Мне эта картина очень нравится.
Решив, что теперь демонстрировать смущение было бы нелепо, она оставила простыню лежать там, куда она сползла, и, взяв у мужа чашку, осторожно поднесла к губам.
Прервав затянувшееся молчание, он, наконец, перевел взгляд на ее лицо и спросил.
— Так что мы будем делать сегодня?
Она доела рогалик, а потом отправила в рот кусочек торта.
— Я бы предложил тебе остаться в постели, — продолжил он, разрезая персик пополам, — но я просто не смогу удержаться, чтобы снова тебя не любить. — Он надкусил сочный фрукт, прожевал и проглотил. — Можно съездить в Суофхэм. Там есть красивая старинная Церковь, которую тебе будет интересно осмотреть.
— Звучит неплохо, но, кажется, в этот город на лето часто приезжает знать?
— Совершенно верно. И мне сейчас не слишком хочется делиться твоим обществом с другими.
Задумавшись, он сделал глоток чаю.
— Мы могли бы пойти удить рыбу, предложила она, если поблизости есть пруд или речка. Ты любишь рыбную ловлю?
Он удивленно застыл.
— Очень. Я просто не думал, что это может нравиться тебе. Хотя, если подумать, наверное, кто-то из твоих друзей-актеров научил тебя нырять и вытаскивать рыбу из воды руками.
Она скорчила обиженную гримаску и рассмеялась.
— Нет, я училась ловить рыбу, как обычно, на удочку с крючком и леской. — Она немного помолчала. — На самом деле меня учил мой… мой отец. Рыбалка была одним из тех занятий, за которым мы с удовольствием проводили время вместе. — Когда он ничего на это не ответил, она отставила свою чашку на столик. — Извини. Мне не следовало о нем упоминать.
Тони поставил свою чашку рядом и приподнял Габриэле подбородок пальцем, заставив посмотреть ему прямо в глаза.
— Не смущайся. Каким бы он ни был он все равно твой отец и часть твоей жизни. Ты можешь спокойно говорить о нем, когда только пожелаешь. Вспоминай только хорошее ведь к плохому ты не имела никакого отношения!
У Габриэлы сладко сжалось сердце она почувствовала прилив любви к нему. Признание уже рвалось с ее языка, и ее захлестнула мощная волна желания. Но она не успела сказать ему о своих чувствах, потому что он прижался к ее губам.
Спустя несколько долгих и сладких мгновений он отпустил ее и отстранился. У обоих дыхание заметно участилось.
— Ну что ж — оденемся и пойдем ловить рыбу? — спросил он. — Потому что мне просто нельзя дольше оставаться рядом с тобой на этой постели!
Она рассмеялась.
— Пожалуй, ты прав. Мне что-то захотелось форели.
— Вот как? — поддразнил он ее. — Могу тебе обещать, что к этой ночи тебе захочется чего-то совсем другого!
Тони перевернулся на спину. Его страсть была полностью удовлетворена, и он старался восстановить дыхание. Насытившаяся Габриэла тоже все еще задыхалась, прижавшись к его боку. Поглаживая ее мягкие волосы, он дал ей заснуть, глядя, как утренняя заря постепенно наполняет светом их спальню.
За последние семь недель он видел немало таких рассветов острое желание, с которым он не в состоянии был справляться, заставляло его просыпаться, требовало, чтобы он снова овладел ею, хотя с того момента, когда он утолял его, успели пройти только считанные часы.
Он определенно выполнял данное себе обещание насладиться ею сполна и давал волю своей страсти всякий раз, когда у него возникала такая потребность. А как он успел обнаружить, возникала она очень часто, порой он становился настолько ненасытным, что любил ее до тех пор, пока они оба не растягивались на постели, совершенно обессилев.
И их любовные утехи не были ограничены одной только спальней с первого дня они стали довольно далеко уходить от дома. Хотя их первая вылазка на реку была именно рыбалкой, уже вторая оказалась чем-то большим. После нескольких безрезультатных поклевок он отшвырнул удочку, уложил Габриэлу под раскидистым деревом и ласкал до тех пор, пока ее крики экстаза не огласили теплый летний воздух. Спустя две недели, после прогулки по Суофхэму (где, к счастью, они не встретили никого из знакомых), он овладел ею в карете по пути домой, поцелуями заглушая стоны наслаждения, чтобы их не услышали кучер и лакей. Он даже как-то утром взял ее на кухне, куда они пришли вскипятить воду для чая, усадив на длинный деревянный кухонный стол и не обращая внимания на клубы пара, наполняющие помещение.
Однако он ясно видел, что его страсть была отнюдь не односторонней Габриэле их частая и жаркая близость была нужна так же, как и ему самому. Теперь ничто не мешало ей познавать эту сторону своей жизни ее чувственность проснулась, ее женственность расцвела под его умелыми прикосновениями, а уверенность в себе стала расти с каждым новым днем и долгой страстной ночью. Она с энтузиазмом принимала все, что приходило ему в голову, и следовала его примеру, радуясь возможности дарить и получать удовольствие. Временами ей даже удавалось его удивить, например, в ту ночь, когда он проснулся и обнаружил, что она прикосновениями и поцелуями уже пробудила в нем желание, не скрывая того, как ей это нравится.
В ней было все то, чего он мог пожелать в любовнице, — гораздо больше того, что он надеялся найти, несмотря на несомненную страсть, которую она ему внушала до их женитьбы. Больше того она оказалась приятной спутницей, чье общество не приедалось ему ни в постели, ни вне ее. Она заставляла его смеяться и размышлять, требовала, чтобы он смотрел на вещи и события с такой точки зрения, какая ему прежде и в голову не приходила.