Тень - Виктор Александрович Шмыров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Накрыл корчажку глиняной плошкой, обвязал плотно в несколько слоев холстиной смоленой, над свечами поводил, а когда завершил, преклонил колени.
Долго молился, шевелил губами. Во дворе засмеркалось совсем, когда вышел с пеленутой корчажкой за амбары, куда возили сегодня бутовый камень да кирпич на брандмауэр. Спустился в приготовленную на завтра траншею, прошел туда, где смыкалась она со старой, дедом еще строенной стеной, вынул две нижние плиты в фундаменте ее, заранее раскачанные. За ними ниша сухая известковая — войдет туда корчажка и от чужих глаз схоронится...
Сидел потом подле каменной стены на бревнах, глядел, как проступают звезды, как срываются они порой и резво катятся вниз, сгорая и унося с собой грешные христианские души. И покой наполнил его, впервые за столько дней и ночей мир снизошел, словно ангел, мимо пролетая, невзначай крылом коснулся. А может и взначай. Как знать... Как ведь жил славно, пока с каторжанцем дорожки не схлестнулись! Ввел во искус, как сатана. А вдруг и послан был сатаной?
А коли и сатаной? Есть тогда на нем грех аль нет? Может, и не худое дело сотворил вовсе, а богоугодное? И отчего так полегчало? Что золотишко в землю обратно, откуда и взялось, положил? К диаволу? А как выроют потом? Сын-то... Опять проклятье? Не должно. Тимошкиной крови на нем нет.
«Аз воздам!»
Вот только самому удержаться, не вырыть обратно по весне да на Кутай боле не налаживаться. А может, и не сюда его, а в воду? Достать обратно да к Колве, к амбарам? Чтоб вовек искусу не было, чтоб не вводил боле во грех нечистый.
Возвращался в дом, как стемнело совсем. Благостью налилось сердце, не сосала уже, не жгла пустота в груди. Наоборот даже — легкостью необыкновенной исполнились тело и душа, не шел, летел ровно; и, чудилось, Он тоже радовался за него, и невидимые в темноте ясные глаза мудро и ласково взирали сверху с воздусей небесных...
Государственный архив
Пермской области.
Фонд 76, опись 4,
дело 45, лист 273.
(Копия)
Господину исправнику
Управы благочиния.
Имею честь донести по делу обнаружения мертваго тела купца Олина Поликарпа Филатьевича нижеследующее: оное тело было найдено, связанное вожжами, в кассе собственного дома купца Олина поутру двенадцатого августа после заутрени. Избитое и истыканное ножом тело лежало на полу в крови и рядом был кистень, который совместно с вожжами препровожден в участок. В кассе украдены все деньги и замок на сундуке, где оные хранились, сломан. Из дворни Олиных пропали неизвестно куда кучер Ленька Фроловых и работник Лазарь Калинин, кои, видимо, и совершили означенное убийство купца Олина и скрылись с похищенными деньгами. Сие обстоятельство подтверждается тем, что по рассказам тех же дворовых людей вожжи взяты из упряжи Леньки Фроловых, а кистень был Калинина.
Становой пристав А. Н. Гузнищев
Августа 13 дня, 1848 году
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТЕНЬ
1. Кологривов Виктор Миронович. 19 июля 1974 г., г. Ленинград.
Снова два дня вылетели. Так надеялся раньше закончить, хоть несколько часов по городу побродить, посмотреть, а то стыдно сказать — неделю уже здесь, а ничего и не видел, ребята засмеют. Побродишь тут, когда ничего не ясно. С утра еще подполковник с сюрпризами... Версия его была неожиданна, но заманчива. Он даже Малышеву повесткой вызвал.
Та уж сидела на диванчике перед кабинетом Куницына. Вид у нее был не такой бодрый, как при прежних встречах, лицо слегка осунулось, красивые энергичные скулы обрисовались еще резче; сидеть она старалась свободно, даже ногу на ногу забросила, натянув туго край юбки на колено, но в позе были и скованность, и напряжение, и ожидание неприятного. Увидев Кологривова, вскинула и без того большие, а тут вовсе бездонные глаза, в которых копились слезы, тревога и страх. Мгновения этого она ждала, готовилась, но застало оно ее все же внезапно, врасплох. Виктор знал, что сохранить присутствие духа здесь, в милиции, если совесть не совсем чиста, могут очень и очень немногие, как правило, весьма опытные «клиенты», за душами которых накоплено столько, что уж и сами души покрылись коркой безразличия ко всему, в том числе и к собственной судьбе; даже профессиональные актеры, он сам это наблюдал, с трудом изображали равнодушие в этих стенах.
Но Ираида Николаевна уже справилась с собой.
— О! Так вы уже подполковник! — она не встала, не шевельнулась даже, лишь голос звенел ироничностью. Она грубила ему напропалую, грубила за то, что он успел разглядеть в ней первую растерянность.
— Мы снова вынуждены беспокоить вас, Ираида Николаевна, — начал допрос лейтенант, когда Малышева уселась в кресло в кабинете подполковника, — так как вы не хотите нам помочь. Я же говорил, что нам еще придется встретиться, и, если вы по-прежнему будете молчать или уходить от ответов, то еще не раз.
— Что я должна вам сказать?
Голос Малышевой утратил звонкую иронию, звучал устало и глухо.
— Кто жил в вашем доме в деревне?
— Я уже говорила. Добавить мне нечего.
— И вас не беспокоит, что мы начнем разыскивать этого человека? Расспрашивать о нем у ваших знакомых? А мы вынуждены будем это сделать.
— А почему? По какому праву вы будете его разыскивать?! Он совершил что-то плохое, преступное? Да вы же не знаете даже, кто он такой! Или меня в чем-то подозреваете?
Малышева разгорячилась, завелась, снова ожила, словно почувствовала неизвестную Кологривову поддержку, апеллировать пыталась не столько к Виктору, безусому, в ее глазах, юнцу, а к сидевшему где-то сбоку, почти за спиной, человеку постарше, видно, самому подполковнику Куницыну, чья фамилия была обозначена в лежавшей в сумочке повестке, даже повернуться к нему попыталась, но новая поза в тяжелом, с высокими подлокотниками, кресле оказалась неудобной, и, сердито поджав губы, она развернулась обратно к Кологривову.
— Где ваш муж, Ираида Николаевна?
— В поле. В экспедиции.
— Подумайте хорошенько, чтобы не оказаться в некрасивом положении, еще раз спрашиваю: где ваш муж?
— Я же сказала — в поле! А где сейчас, не знаю.
Виктор почувствовал, как снова она напряглась. Понял это и молчавший до того Куницын и, помогая Кологривову, заговорил тихо и ровно:
— Ираида Николаевна, вам действительно надо подумать, перед тем как отвечать.
