Путь Короля. Том 1 - Гарри Гаррисон

— Но они же шли сзади! — завопил Шеф. — С утра их в помине не было… Они прорвались через западные ворота, потому что мы ударили с севера!

— Прорвались в пустую дырку!!! — зарычал чей-то свирепый голос. — Их же сюда спокойно пропустили! Вот, глядите…

Из ворот Минстера, с обычным для него невозмутимым видом и по-прежнему выряженный в алый и ярко-зеленый цвета, прошествовал им навстречу Ивар. Рядом же с ним шел человек в одеянии, не виданном Шефом с тех пор, как он присутствовал на казни Рагнара: человек этот облачен был во что-то багряное с белым, на голове красовалась престранная высокая шапка, а рука сжимала посох из слоновой кости. Повинуясь силе привычки, он едва не поднял другую руку для благословения собравшейся толпы. Перед викингами стоял глава архиепископской епархии Юфорвича, высокопреосвященный Вульфир собственной персоной.

— Мы обо всем договорились, — сообщил Ивар. — Жрецы Христа предложили нам помочь войти в город при условии, что мы не тронем Минстер. Я дал свое слово. Зато все остальное в нашем распоряжении — город, королевство, королевское имущество. Заберем все, что пожелаем. Кроме Минстера и собственности Церкви. Ну а жрецы Христа — отныне наши друзья. Они нам покажут, что и где можно выкачать из Нортумбрии.

— Но ведь ты — ярл нашей армии!!! — взревел Бранд. — У тебя нет никакого права заключать сделки за нашими спинами!

С деланой осторожностью Ивар приподнял плечо и покрутил им, изобразив на лице мучительную гримасу.

— Вижу, что рука у тебя выздоровела, Бранд. Вот когда и я войду в строй, тогда мы с тобой потолкуем накоротке… Но сейчас — всем выйти за веревку! И проследи, чтобы твои люди поменьше болтали. А то для них это плохо кончится.

— И для детишек тоже, — добавил он, бросив взгляд на Шефа.

Тем временем из-за Минстера во двор хлынула толпа воинов: то были личные дружины Рагнарссонов, насчитывающие сотни человек. Вооруженные не хуже своих потрепанных в бою товарищей, свежие и спокойные, они разглядывали их безо всякого радушия. Вперед выступил Змеиный Глаз с братьями. Хальвдан был мрачнее тучи, а Убби, едва не залившись краской, поспешно опустил глаза и начал говорить:

— Вы показали себя молодцами… Жаль, конечно, что вы ни о чем не знали… Но вам все подробно объяснят на общем сходе. Но Ивар прав. Веревку не переступайте. В Минстер вам заходить нельзя. А в остальном — делайте что хотите, все добро — ваше…

— Как же, будет оно наше, — раздался чей-то голос. — Разве есть тут такое золото, к которому эти жрецы свои грабли не протянули?

Змеиный Глаз по-прежнему не вымолвил ни слова. Ивар же повернулся и дал отмашку. За спинами Рагнарссонов устремился в небо высокий шест. Мощные руки прочно установили его в земле перед дверьми Минстера. Дернулась веревка, и полетело ввысь, вытянулось, заколыхалось на сыром ветру знаменитое полотнище, личный флаг Рагнарссонов. Расправив крылья, летело за добычей воронье.

Мало-помалу спаянные в горниле сражения товарищи, одолевшие сообща крепостную стену, проложившие себе мечом путь через город, начинали разбиваться на мелкие группки, переговариваться меж собой вполголоса. Сплоченный отряд прекратил существование.

— Что ж, пусть Минстер нам не достанется, — пробормотал себе под нос Шеф. — Зато машины заполучить еще успеть можно… Бранд! — крикнул он. — Бранд! Теперь-то ты дашь мне двадцать человек?

Глава 5

В маленькой рощице, через обнаженные кроны которой сочился на землю тусклый зимний свет, рядом друг с дружкой расположилось несколько человек. Веревки тянулись от одного копья к другому, заключая людей в круг, расцвеченный алыми гроздьями рябины. Сюда на тайный Совет пожаловали все жрецы Пути в Асгард, что сопровожали в этом походе армию Рагнарссонов: Торвин, жрец Тора, Ингульф, поклонявшийся Идуне, а также и другие — мореход Вестмунд, наносящий на карту звезды, жрец Ньерда, морского бога, Гейрульф, летописец, человек Тюра, и Скальдфинн, переводчик, находящийся под покровительством Хеймдалля. Самым же почитаемым — за свои видения и путешествия в мир иной — был Фарман, служивший Фрейру.

Внутри круга было воткнуто серебряное копье Одина; рядом был разведен священный костер Локи. При этом не было в армии жреца, дерзнувшего бы взять себе копье Одина. Не было жреца и у Локи. Впрочем, о существовании обоих никто не забывал ни на минуту.

Также в пределах круга, но чуть поодаль от остальных и не смевшие заговорить здесь без разрешения, сидели двое мирян: ратоборец Бранд и Ханд, ученик Ингульфа. Они приглашены были затем, чтобы огласить свидетельство и, если понадобится, дать совет.

Первым, оглядев товарищей, взял слово Фарман:

— Настало время решить, что нам делать дальше.

Молча закивали головы. Эти люди без необходимости рта не раскрывали.

— Всем нам известно, что история мира, heimsins kringla — круг земной, — не является заранее предустановленной. Но многие из нас уже много лет лицезреют мир, который живет так, словно история его предначертана… Мир, в котором правят жрецы Христа. Где уже тысячу лет человек принадлежит ему одному и его жрецам. Затем же, по окончании этой тысячи лет — голод и дым пожарищ. И все эти тысячи лет — попытка держать человека в узде, убедить его позабыть этот мир и размышлять только о мире грядущем. Словно бы исход Рагнарёк — битвы богов и людей с гигантами — уже предрешен. Словно бы люди могут быть уверены в победе… — С неподвижным, почти окаменелым лицом он не спускал с жрецов пытливого взгляда. — Именно против такого мира боремся мы со всей страстностью; такого будущего хотим избежать… Вы помните, как чудесным образом мне удалось в лондонской таверне подслушать историю о смерти Рагнара Волосатой Штанины. Затем в одном из снов я получил откровение, что наступил миг, когда история может изменить свой ход. И тогда я призвал к себе Бранда, — он простер руку в направлении человека-горы, сидевшего на корточках в отдалении, — и просил его принести весть о смерти отца сыновьям Рагнара; передать же ее следовало так, чтобы те не смогли бы отмахнуться от этого вызова… Не знаю, есть ли на свете люди, которые вообще сумели бы вернуться живыми после такой миссии. И однако Бранду это удалось. Он сослужил нам великую службу, сделав это во имя того, кто придет с Севера. Придет же он, как все мы верим, для того, чтобы наставить этот мир на путь, ведущий к истине.

Собравшиеся почтительно протянули руки к своим пекторалям.

— Изначально я полагал, что сыны Рагнара, — продолжал Фарман, — нагрянув в христианские королевства Англии, смогут увековечить здесь свою власть, что станет оплотом для нас, людей Пути. Увы, я показал себя глупцом, ибо надеялся разгадать помыслы богов. И дважды глупцом, ожидая, что через зло, творимое Рагнарссонами, может истекать в мир добро… Они — не христиане, но дела их лишь укрепляют христианскую веру. Они пытают и мучают людей. Они насильничают. Оставляют после себя хеймнары.

Ингульф, наставник Ханда, решил добавить от себя:

— Ивар — это выкормыш Локи, посланный для истязания людей Земли. Но нам известна его оборотная сторона, — где нет ничего человеческого. Такое существо не может служить целям добра.

— Что же происходит? — подхватил Фарман. — Власть Церкви нисколько не уменьшается; более того, он заключает с ней союз! Для своего, конечно, блага — ибо только этот недотепа архиепископ способен довериться Ивару! И все же на какой-то период и те и другие стали сильнее…

— А мы — беднее! — не выдержав, рявкнул со своего места Бранд.

— Но не ясно, стал ли богаче сам Ивар, — произнес Вестмунд. — Не пойму, как братья сумели нагреть руки на этой сделке за нашими спинами. Разве что получили доступ в Йорк…

— А я тебе объясню, — вступил в разговор Торвин. — Я хорошенько поломал над этим голову. Помните, мы все обратили внимание, какие здесь никудышные монеты? Серебра немного, а все больше свинца да меди. Куда же девалось все серебро? Англичане сами никак этого не поймут. А я вам скажу куда: его прибрала к рукам Церковь… Нам даже не вообразить себе — да и Ивар не отдает себе в том отчета, — каковы богатства Церкви. Воцарившись здесь двести лет назад, она все это время принимала подношения и серебром, и златом, и землею… А в земле они находят серебряные копи! Впрочем, из земли, которой сами они не владеют, они также качают серебро в свои кладовые: берут за то, что обрызгали водой младенца, за то, что, объявив свадьбу церковным таинством, венчают жениха и невесту; даже за то, чтобы опустить их после смерти в землю и отвести угрозу вечного страдания — не за совершенные в жизни грехи, но за недоплаченные подати…

— Что же они делают со своим серебром? — спросил Фарман.

— Украшения для своего бога. Оно сейчас пылится без дела в Минстере, и проку от него столь же мало, как и тогда, когда оно лежало в земле. Серебро и золото переплавляют они в дарохранительницы, в распятия, купели, в подсвечники для своих алтарей, в ящики, куда складывают тела своих святых… А на чеканку серебра не хватает. Поэтому чем богаче становится Церковь, тем скуднее монетный двор… — От отвращения он даже передернул плечами. — Церковь по доброй воле из своих рук ничего не выпустит, а Ивару надо лишь протянуть руку, но он об этом не догадывается… Жрецы заверили его, что соберут все монеты, имеющие хождение в этом королевстве, и переплавят их: удалят весь основной металл и передадут ему серебро, из которого отныне будет чеканиться новая монета: монета Ивара Победоносного, короля Йоркского. И Дублинского в придачу. Так что несметных богатств на этой земле Рагнарссоны, быть может, и не стяжают. Но станут еще могущественнее.