Ангел в петле - Дмитрий Агалаков

— Если хочешь, я могу тебе рассказать о тех странах, где была за это время. Но только зачем? Ты сам был там когда-то.

— Мы были, — поправил он ее.

— Теперь уже — ты.

Он усмехнулся:

— В аду я побывал, в чистилище потоптался, а вот до рая не дотянулся. Вот что страшно, Рита… Наверное, мне лучше уйти?

И только спросив это, он увидел в ее глазах все прежнее: чувства, теплоту, боль. Но это было только эхом, едва слышным отголоском; мгновенно растаявшим, пропавшим. Ответом ему, нежданно-негаданно встретившемуся, на вопрос: помнит ли она все? и не забудет ли?

— Делай, как хочешь, — сказала она, — мне все равно. — Нет, — Рита отрицательно покачала головой, — не все равно. Знаешь, Дима, я не хочу житьтам, где живешь ты, — в ее голосе, против воли, зазвучала досада, словно они повздорили только вчера. — Я на одной планете с тобой боюсь жить. Не хочу. Это правда. Я бы хотела отказаться от нашего прошлого. Забыть о нем навсегда. Вычеркнуть из жизни. Только не могу этого сделать. — Она покачала головой. — Вот я и сказала тебе все то, что хотела сказать эти несколько лет — там… А теперь, Дима, уходи. Так будет лучше для меня и тебя.

Савинов, точно очнувшись от забытья, посмотрел на ее руки. Не хотелось ему соглашаться, уходить тем паче. Рита молчала, и тогда он кивнул, поднялся и пошел прочь.

Не оглянулся. А зачем? Она была искренней.

Шагая, Савинов вспомнил давно прошедшее лето. Кафе «Ласточка». У окна сидит девушка. Короткое белое платье в красный горошек. Незатейливое, оно мягко облегает бедра. Темные, чуть вьющиеся волосы свободно лежат на открытых загорелых плечах. Девушка сидит, точно в библиотеке, подперев голову кулачком. Это было прекрасно и трогательно одновременно. Остатки мороженого растаяли. Она просто зачиталась. «Зачем нам жизнь, коль порознь идти? И в каждом новом дне я не увижу смысла…».

Кажется, так.

Рита не простила ему ни Инокова, ни себя. Но почему? Ведь это так просто — простить! Или нет? И надо было думать раньше, что делаешь и как? Он полюбил ее другой — нежной, как весенний цветок, и светлой, как первый солнечный луч наступающего дня. И как он воспользовался этим цветком, лучом, данным ему Богом?

Она даже не спросила о Жар-птице, которую он сторожил все эти годы.

Не поинтересовалась, жива ли она…

3

Все чаще он стал видеть одного человека. По крайней мере ему так казалось. Иногда Савинов думал, что это галлюцинации, но все же ошалело бросался к телевизору, застывал у экрана и ловил каждый кадр, каждый звук, исходящий из динамика. Жаль, он видел его не на улице, иначе бы он догнал, ухватил бы за шиворот, повалил бы на землю и удавил, если бы хватило сил, на виду у всех! Или выследил бы в темной подворотне. Савинов видел его на телеэкране в политических сводках и светских хрониках. Лицо человека возникало рядом с лицами известных политиков, за их спинами, мельком. И он улыбался так же язвительно, тем же пронзительным льдом были наполнены его глаза.

4

Савинов вошел в хорошо знакомый ему ресторан, днем работавший как столовая, куда заходил частенько пообедать, и обнаружил, что его столик занят. Мешать он не захотел, сел за соседний и, дожидаясь заказа, стал рассматривать обедавшего напротив него человека. И чем дальше, тем с большим интересом. И не то, чтобы этот человек странно был одет или примечательно ел. Вовсе нет. Лицо мужчины было знакомо Савинову, и не просто — оно взволновало его. И когда девушка в фартуке поставила перед ним рассольник, он вспомнил. Сразу! Это было как удар молнии… Перед ним сидел тот, кого однажды он с легкостью лишил всего: состояния, удачи, перспектив. К кому он заходил сразу после института, решив посмеяться над беднягой. И у кого, спустя годы, перед самым носом стащил папку с работами Ильи Инокова.

— Мы знакомы? — спросил сидевший напротив человек, которому надоело быть внимательно изучаемым объектом. — Кстати, ваше лицо мне тоже кажется знакомым…

— Вот я и пытаюсь вспомнить, — кивнул Савинов, — где вас видел…

Перед ним, с ложкой наперевес, облысевший, немного печальный, с вопросительным выражением на лице сидел Федор Иванович Игнатьев…

— У вас какой-то бизнес, да? — спросил Игнатьев. — Простите за вопрос…

— Мой бизнес — реклама, — откликнулся Савинов.

— А я занимаюсь строительством. Компания «Акрополь». Замдиректора. Мы с рекламщиками дружим. Может быть, тут наши пути и пересекались?

— Возможно. Я редактирую газету «Городская ярмарка». Знаете, наверное?

— Конечно. Город хоть и на полтора миллиона, а, в сущности, тесный… Федор Иванович Игнатьев.

— Дмитрий Павлович Савинов.

— Очень приятно. Подсядете? У вас пока одно первое, а мне уже и второе доставили…

Савинов пожал плечами:

— Почему бы и нет? — Он пересел с тарелкой к собеседнику. — А что, по соточке за знакомство не желаете? Я угощаю.

— Можно, — усмехнулся Игнатьев. — У меня сегодня забот немного. Все распоряжения уже отданы.

Для России такой поворот — самый обыкновенный. Заказ был сделан. Принесли графин. Налив по первой рюмке, Савинов улыбнулся:

— Казино «Шашка атамана» посещаете?

Кто-то говорил ему, что в этом заведении частенько гуляют «акропольцы», как называли строителей из компании, засадившей кирпично-каменной эклектикой весь город.

— Конечно! — просиял Игнатьев. — Значит, и вы туда заглядываете?

— Бывает… Надеюсь, мы денег друг у друга не натаскали?

Игнатьев рассмеялся:

— Ну, знаете, игра есть игра… А вы азартный человек?

— Знаете, не очень.

— А вот я — азартный.

Они подняли рюмки, пожелали друг другу здоровья, опрокинули. Савинову принесли второе. Другой графинчик заказал Игнатьев.

— Я очень азартный, — закурив, продолжал он начатую им тему. — И не только в смысле карт, бильярда или рулетки. Знаете, Дмитрий Павлович, я иногда думаю: черт возьми, для другого рожден! Абсолютно. Не то чтобы мне не хватало на жизнь. У меня роскошная квартира, хорошая иномарка. Вроде бы все есть. Но жить как-то неинтересно. Как будто что-то упустил. Главное. Будто бы отняли у меня мою жизнь, которая изначально мне полагалась… Смешно?

— Да нет, скорее грустно. Если вы действительно так чувствуете.

— А чувствую я именно так.

Савинов смотрел через дым на лицо уже немолодого человека, на его морщины, сверкавшую в лучах падавшего из окна света лысину. Он испытывал почти садистское удовольствие выслушивать Игнатьева, которого так легко, точно сдунул пылинку с рукава, однажды разорил. Пусть говорит, пусть. Ах, как он понимает его! Федор Иванович, не умолкайте! Ведь мы с вами братья по несчастью! Да нет, мне-то куда хуже. Вы пойдете в казино, потреплете себе нервы, вот вам и хорошо. Как наркотик. А я точно знаю, что потерял. И мою боль вам испытать никогда не придется!.. Хотя, если бы вас вывести на тему… Савинов даже просиял. Ой, как интересно!

— Вам нравятся авантюры? — спросил он.

— Честные авантюры, сказал бы я.

— Это как же?

— Ну, скажем, я завидую шоуменам, которые раскручивают поп-звезд, даже тех, кто выеденного яйца-то не стоит. Все равно здорово! Ведь это же искусство! А если открыть настоящую звезду, представляете? (Савинову казалось забавным: откуда в этом небольшом лысом человечке с прозаической профессией столько прыти, энергии?) Мир искусства очень притягивает меня, — заключил он, — почему, не знаю.

Савинов постукивал пальцами по краю стола: уже горячее…

— Кстати, об искусстве, — многозначительно кивнул он. — Ведь можно раскручивать не только поп-звезд, но писателей и художников…

— Да, художников! Именно! — Игнатьев не на шутку оживился. — Вы помните, в нашем городе был такой художник, как же его… Иноков! Да, Иноков. Блестящий художник! Необыкновенный! Я был на всех его вернисажах. У меня есть несколько его работ. Часами могу на них смотреть. А потом он погиб при каких-то обстоятельствах. Так вот, я очень завидовал тому банкиру, который раскручивал его. Да, умнейший был дядька, молодой, удачливый, жена — красавица. Не повезло ему, такое невезение от Бога или от дьявола, по-другому не скажешь…

И вдруг Игнатьев осекся. Он внимательно посмотрел в глаза собеседника, в тарелку со вторым, опять в глаза собеседнику. А потом твердо уставился в тарелку, точно там было такое, отчего, как после короткого шока, можно было уверенно кричать: «SOS!». Савинов тоже весь подобрался, как ему показалось, даже перестав дышать. Наконец Игнатьев поднял на собеседника глаза:

— Я узнал вас, Дмитрий Павлович. Господи, ну и болтун же я… Так вы не погибли?

Савинов усмехнулся:

— Как видите, Федор Иванович.

— А говорили про вас другое…

— Мало ли чего говорят.

— Это верно. Но тут такое дело… Невероятно…