Боги слепнут - Роман Буревой

– Ничего подобного. Я сказал – разогнать. Разогнать этих зажравшихся аристократов, которые постоянно твердят слова «честь» и «верность». Пусть болтают о чести в Галлии или в Испании. А ещё лучше – в Виндобоне. И набрать новых ребят из провинции, которые будут служить не императору и Риму, а лично тебе. Потому что ты их возвеличил. Так поступил Септимий Север. Надо учиться у предшественников. Чтобы оправдать свой поступок, Септимий придумал сказочку о том, как преторианцы торговали императорским титулом. Якобы кто больше даст наградные, того и сделают Августом. На торге победил Дидий Юлиан. Обещал преторианцам по двадцать пять тысяч сестерциев на рыло, и потому они поддержали его. Огромную якобы сумму обещал. А между тем Марк Аврелий, став Августом, велел раздать по двадцать тысяч сестерциев без всякого подкупа и торга. Так вот и спрашивается, за что платил преторианцам Дидий Юлиан? При том, что монета с каждым годом дешевела, и двадцать тысяч сестерциев Марка Аврелия были куда весомее награды Дидия Юлиана? Современные историки считают, что эту историю выдумали позже, при Септимий Севере, чтобы оправдать разгон преторианской гвардии. Но у гуманитариев всегда неважно было с математикой, вот и просчитались ребята, сочиняя свою байку.

– Ты читаешь современных историков?

– Почему бы и нет? Мы с тобой умные ребята.

Бенит в задумчивости погладил голову. Он только что начисто побрился, и у него появилась привычка поглаживать лысый череп.

– А на каком основании я отправлю их в отставку?

– По состоянию здоровья.

– Преторианцев? По состоянию здоровья? Ты спятил, дед. Они похожи на откормленных быков. Я рядом с ними – дохлый цыплёнок.

– Что из того? Сколько из них облучилось в Месопотамии?

– Те померли.

– Померли те, кто был с императором во время взрыва. А те, кто прибыл им на смену, – служат.

– Не все. Многие заболели. Эти проходимцы теперь на пенсии и получают столько же, сколько те, что служат в гвардии. Скорее бы они все подохли.

– Ну тогда те, кто общался с этими. Они ведь тоже могли облучиться. Опять же, посещали своих товарищей в клинике.

– Ты серьёзно?

– Конечно. Нужен повод. Заявим, что их присутствие вредно для здоровья императора, и уволим. Скажем, что эти миллиединицы могут превратить императора в монстра. Большинство поверит. Все помнят ту мерзкую гадину, что пожрала старикашку Проба.

– Но император же не гений.

– В нем кровь гения.

– Да, да! – Бенит радостно потёр ладоши. – Дедуля, тебе цены нет! Мы бросим тень на императора и разделаемся с гвардией. Вот только… – Бенит запнулся. – Норма Галликан никогда не признает гвардейцев негодными к службе.

– Зачем тебе Норма Галликан?? – ухмыльнулся Крул.

– Она главный специалист в этой области.

– Ну и что? Зачем тебе какие-то специалисты? Тебе нужны продажные люди – и только. Создай комиссию из своих медиков. Неужели ты не можешь найти трех-четырех служителей Эскулапа, которые подпишут любые бумаги.

– Дедуля, ты умнее любого гения!

– Ладно, ладно, можешь не благодарить. Займись преторианцами, и поскорее.

В этот раз Большой Совет собирался в Лютеции из-за разногласий между Галлией, Испанией и Германий и Бенитовым Римом. После стольких дней и месяцев разлуки Элий наконец встретится с сыном. Неужели?! Элий не мог унять внутренней дрожи. Он встретится с сыном, которого никогда не видел. То есть видел фото в вестниках – насупленного серьёзного малыша, облечённого в пурпур. Видел фото, которое носила с собой Летиция: крошечный карапуз в пурпурных пелёнках. Малыш Постум. Малыш. Элий мысленно разговаривал с ним, объяснял причину разлуки.

Потом понял, что никаких слов не надо, надо просто обнять ребёнка, и тот все поймёт. Но тут же Элий вспомнил о Бените, и внутри все перевернулось.

Чего он боится? Все задумано очень даже неплохо: Элий встретится с маленьким императором, тот объявит о низложении Бенита. Большой Совет утвердит решение Постума.

«Но я не гражданин Рима, – вспомнил Элий. – Я даже не смогу надеть тогу».

Он предстанет перед Большим Советом не в тоге, а в серой тунике перегрина.

Да нет, не так – он вообще не может предстать перед Большим Советом. От его имени будет говорить кто-то другой. Но кто? Кто согласится рискнуть и говорить от имени бывшего Цезаря? Или все же ему позволят выступить лично? А кто может позволить такое? Только председатель Большого Совета, представитель Галлии Бренн.

Узорная решётка вентиляционного отверстия упала к ногам стоящего у дверей императорской спальни гвардейца. Авл Домиций отскочил в сторону. Меч мгновенно вылетел из ножен. Из чёрной дыры никто не показывался. Но там кто-то был. Авл это чувствовал.

– Спрячь меч, – посоветовал прятавшийся в вентиляции. – Нам надо поговорить. У меня для тебя послание, Авл.

– Ты что, почтальон? – Гвардеец опустил меч.

– Считай, что так. Видишь ли, современной почте доверять нельзя. Так что приходится пользоваться специальными каналами.

– Может быть, наконец выйдешь наружу? – предложил преторианец.

Из отверстия высунулась плоская змеиная голова. Судя по голове, тварь была немаленькая.

– А, это ты, Гет! – Авл перевёл дыхание и спрятал меч в ножны. – Что у тебя за послание? От кого?

– От Августы. Ты клялся ей служить.

– Клялся, – подтвердил Авл. И сердце его невольно заколотилось сильнее.

– Так вот, поручение таково. Завтра Бенит отправляется в Лютецию. Ты поедешь следом послезавтра. С императором. Один.

– Но Постум должен остаться в Риме.

– Император никому ничего не должен. Постум поедет в Лютецию и выступит на заседании Большого Совета. Вы прибудете прямо на заседание Большого Совета в храм Мира к четырём часам дня.

– Это похоже на похищение.

– Таков приказ императора.

– Император может мне приказать?

– Может.

– Бенитовы псы пустятся за нами в погоню.

– Уедешь на пурпурной «триере» вечером. До утра императора никто не хватится. Машину никто не посмеет остановить. Окажешься в Галлии до рассвета. К назначенному сроку будешь в Лютеции. Справишься?

– Конечно.

Что задумала Летиция? Невероятно. Неужели она хочет низложить Бенита и стать диктаторшей? Почему бы и нет? Именно, почему бы и нет? И кем будет он, Авл? Сердце его отчаянно застучало. Красавец-гвардеец рядом с одинокой красивой женщиной.

Авл на мгновение прикрыл глаза. Они снова были в саду. Летиция смотрела ему в глаза, и губы её шептали: «Не здесь». А глаза, глаза обещали…

Глава 26

Июльские игры 1976 года (продолжение)

«Завтра открывается заседание Большого Совета в Лютеции».

«Сегодня день моряков Нептуналий».

Огромная триумфальная арка Руфина в Лютеции напоминала вымершего мастодонта. Подле неё под мраморной плитой похоронен неизвестный солдат, погибший во время Третьей Северной войны. Широкая улица, названная с присущим галлам юмором Элизийскими полями, упиралась в арку Руфина.

Элий никак не мог поверить, что Руфин мёртв. Знал, что император умер, но все равно продолжал разговаривать и спорить с ним, как с живым. Руфин лично ему, Элию, не хотел никогда зла. Но божественный Руфин[68] почему-то считал Элия врагом Рима, противником, которого надо всеми силами победить и не допустить до власти. И наверное, никто в мире не сделал столько зла, сколько сделал Руфин. Даже Трион. Потому что Трион – лишь следствие. А причина всему – Руфин. Но что толку обвинять мёртвых.

Вскоре приедет Постум, и все решится. Элий бродил по улицам с самого утра.

Ноги ныли. Он выпил кофе в маленькой таверне и вновь отправился бродить. Усидеть на месте он не мог. Завтра утром к началу заседания Большого Совета в Лютецию должен приехать Постум. Тайно.

Молодой светловолосый галл с золотым торквесом[69] на шее остановил Элия на улице Кота, который ловит рыбу.

– Я – художник. На чердаке у меня мастерская. Зайди, приятель, я плачу по десять сестерциев за час позирования.

Элий поднялся по деревянной лесенке под самую крышу. Лестница был узка и темна, а мастерская огромна и затоплена светом. В потоках этого золотистого света плавали белые льдины необработанного мрамора. Холсты стояли прислонённые к стенам, являя посетителю серебристую изнанку холста. Две девицы сидели в обнимку на низком ложе, покрытом истёртым шерстяным одеялом, и курили. То ли табак, то ли травку – от пряного сиреневого дыма слегка кружилась голова. Обе девушки были золотоволосы и белокожи. Такими бывают лишь юные девушки в Галлии. Мать Элия была уроженкой Лютеции. От неё и он унаследовал необычную для римлянина бледность и серые глаза.

При виде Элия девушки вскочили и захлопали в ладоши.

– Правда, он то, что нам нужно? – спросил художник, разливая по бокалам вино. – Лицо настоящего патриция. Подлинная находка.