Искупление - Анна Мистунина

— Его величество император Эриан!

Звуки резко стихли, все как по команде развернулись к дверям. Он вошел, как всегда, чуть торопливее, чем стоило бы окруженному почетом правителю. И как всегда, тут же оказался в центре вихря приветствий, обращений, поклонов и приседаний, способных вызвать головокружение у любого, кто не практиковался в них с детства. Кати незаметно отступила к большому, во всю стену, окну.

Цветные стекла не давали разглядеть неба. Плотные занавеси были расшиты золотыми на темно-синем птицами — при желании их можно было считать грифонами. Там, за окном, на крыше дворца дремала сытая Мора. Кати чувствовала ее присутствие, ее память и ожидание, чувствовала, пока не исчезло все. Все, кроме пораженного взгляда императора.

Он был бледен и смотрел широко раскрытыми глазами, как увидевший призрак смерти, и не догадывался, что смертью был он сам. Смотрел, не отрываясь, и Кати не стала отводить взгляд.

Давай, император. В этой чаше хватит яду на двоих.

Чья-то ревность, чей-то страх, чей-то гнев… Кати отметила их лишь по привычке. В ее чувствах не было ничего неожиданного, разве что сила их и сладость, абсолютная, без малейшей примеси. Пошла навстречу — юбка сбилась и запуталась бы, но понадобился лишь один шаг. Остальные сделал император. Ни слова, ни лишнего жеста, он был и оставался правителем среди подданных. Но едва ли хоть кто-то из видевших обманулся его сдержанностью.

— Сильная, — сказал он с хрипотцой.

— Император.

Он знал, разумеется, знал, что Кати видит его насквозь, и не собирался извиняться. Ужас прозрения растаял, восторг и желание императора горели теперь ярче магического огня. Наслаждение от его взгляда было невероятно чувственным, Кати вдыхала его целую минуту, пока император с легким поклоном не возвратился к своим гостям.

Снова задрожала негромкая музыка, ожили разговоры. Император принимал поклоны и пожелания, его ровный голос ничем не выдавал смятения чувств, и взгляд больше не возвращался к Кати. И она, за века изучившая науку притворства, не ловила глазами пурпура и золота, не силилась разглядеть его широких плеч за спинами обступивших императора людей. Отыскав Тагрию — опять растерянная и одинокая, похожая на тростинку в нежном платье цвета морской волны, та забилась в уголок и печально грезила о своем принце, — Кати провела с ней все время до тех пор, пока зычный голос слуги не пригласил всех в обеденную залу.

Прошедшие дни притупили было страх и интерес, но сегодня Кати вновь оказалась в перекрестье взглядов и мыслей. Как обычно, ей приготовили место между императором и Верховным жрецом, и внезапную страсть одного подчеркивала сдержанность другого. Внешне все трое являли образец светского спокойствия — игра, в которой Кати участвовала почти против воли. Пожелай император овладеть ею здесь и сейчас, не стыд и не страх перед мнением присутствующих заставили бы Сильную Кати отказаться. Только знание будущего. А дикари — всего лишь дикари, пусть смотрят, если хотят.

Застольные речи полнились хвастливыми уверениями в скорой победе и полном разгроме проклятых колдунов. Достоинства дикарских воинств и воспоминания прошлых успехов обильно поливались вином; в перерывах серебристый голос певца под бренчание струн рассказывал все о тех же сражениях, о давнем восстании, о расправах над колдунами и славе Империи, хранимой дикарским божеством и снова о сражениях. Кати улыбалась, когда при каждом упоминании колдунов к ней со всех сторон летели значительные взгляды, и чувствовала — виском, плечом, бедром — жар от пылающих мыслей мужчины, ставшего отныне ее жизнью и смертью.

Утро выдалось ясным, словно даже само небо вознамерилось разглядеть все до мельчайшей подробности. И, призналась себе Кати — на этот раз она была с небом вполне согласна. Мора плавно кружила, наслаждаясь рассветом и провожая дикарские полки долгим спокойным взглядом. Их вид привел бы в ярость любого другого грифона, но Мора, как и Ветер, ни разу не участвовала в сражениях против дикарей: в утро перед захватом Долины Кати без объяснений отослала Зиту прочь, а на следующий день та вместе с грифоницей навсегда покинула племя магов.

Теперь Море предстояло одной лететь к востоку, где ее встретит Ветер. Кати решила проделать весь путь по земле, наравне с дикарями — не потому, что присутствие грифона смущало бы людей и лошадей, хоть вслух и была названа именно эта причина. Но каждый час в неудобном седле, в пыли и заранее надоевшем звоне железа будет проведен с императором, если не вместе, так рядом. Скромная награда за неизбежное, но Кати и этого было довольно.

Пока же она оставалась наедине с Морой, небом и своими мыслями. И смотрела, против воли восхищаясь грубым величием многотысячной колонны под крылом, реющими по ветру знаменами — ярче всех, впереди всех, императорский пурпур с золотом. Жрецы, следовавшие за знаменосцами, выглядели едва ли не грозней всего остального войска. Их дремлющая мощь уступала истинной Силе, но количество покрывало этот недостаток с лихвой. Для внутреннего взора они были как шествующие по дороге уголья. За жрецами шли пешие лучники и — сплошным блеском наконечников — копьеносцы. Взгляд Сильной скользнул по блестящим рядам личных воинов императора, по ярким плащам свиты, чтобы отыскать, безошибочно, как собственное сердце, растрепанные ветром золотые кудри. Куполообразный шлем, которому положено было их скрывать, праздно висел на луке седла; распахнутый плащ приоткрывал блестящую кольчугу на груди.

Верховный жрец тоже отправился в этот поход — никто и не пытался его отговаривать. Носилки, где предназначалось сидеть неугомонному старику, оставались пустыми, а сам он, на ослепительно-белом жеребце, ехал бок о бок с императором. С другой стороны от правителя находился жрец-советник Атуан. Алые плащи развевались на ветру, как крылья.

Следом пугающей многоголовой змеей ползло конное воинство и совсем уж бесконечные ряды пеших. За ними пылили и грохотали бесчисленные повозки, телеги, брели унылые стада коров и овец, шумной толпой следовало разношерстное сопровождение — в том числе немалое количество женщин, по большей части молодых и весьма разудалых. Кати чувствовала головокружение при мысли, что все это лишь часть дикарской армии, что притихшими дорогами Империи в том же направлении тянутся другие змеи, но будущее неумолимо, и всех их в решающий день окажется недостаточно. Амон разбудил поистине великую силу.

Ко времени ночевки последние телеги едва успели миновать ворота столицы. Простившись с Морой под ажурными сводами ближней рощи, Кати пешком направилась к командным палаткам, где ее ждали ужин, отдых, ненавязчивая забота девушек-прислужниц и почти невыносимая близость златокудрого повелителя дикарей.