Полная история христианской церкви - Александра Бахметьева

Как только гонение утихло, Киприан поспешил вернуться в Карфаген. Его присутствие там было необходимо. В последнее время вся Церковь была сильно взволнована как вопросом о падших, так и беспорядками, которые вызвали два человека, недовольные Киприа-ном: Фелициссимус и Фортунат. Они давно были враждебно настроены к Киприану и с этой целью составили общество, которое именовалось «горней церковью». Оно собиралось на горе близ Карфагена для совершения богослужения с какими-то особенными обрядами, привлекая в свою партию всех, кто считал, что Киприан слишком строг к падшим, стараясь противодействовать всем его распоряжениям и угрожая всем его приверженцам. К ним присоединился, между прочим, один пресвитер, по имени Новат, человек самой развратной жизни, который за воровство и другие преступления давно подлежал суду; но гонение остановило следствие над ним. Боясь возвращения Киприана, он старался восстановить всех против него. Киприан, узнав об этом, отлучил от общения с верующими горных (как они именовались) и писал, что вскоре по возвращении созовет Собор. Новат убоялся суда и поспешно отправился в Рим.

В Риме происходили такие же смуты, как и в Карфагене. Когда гонение несколько утихло, то римские христиане, остававшиеся так долго без пастыря, решились избрать себе епископа. В Рим прибыло до шестидесяти епископов. Вся Римская Церковь, очень многочисленная в ту пору, приняла участие в избрании, и общий выбор пал на человека, всеми уважаемого, Корнелия. Но против этого избрания восстал римский пресвитер по имени Новациан, который сам желал быть и надеялся стать епископом. Он был человеком строгих правил, и в споре о падших придерживался того мнения, что падшие навсегда должны быть отлучены от Церкви и что их не следует принимать в общение, каким бы искренним ни было их раскаяние. Этого мнения не разделяла большая часть христиан, которые, следуя духу учения Христа, считали, что милосердие Божие может покрыть всякий грех. Новациан, недовольный тем, что его не выбрали в епископы, теперь еще упорнее стал держаться своего мнения и набрал себе последователей, которые провозгласили его епископом и не признали Корнелия. К Новациану пристал и Новат из Карфагена. Там он выступал против Киприана за его строгость, а в Риме он пристал к партии, которая проповедовала чрезмерную строгость. Но Новат желал только смут и беспорядков, до самих убеждений ему было мало дела. Новациан набрал себе довольно много последователей, распространял клевету на Корнелия. За обедней, когда совершал Святые Таины, заставлял причастников клясться в верности себе. Последователи его стали называться новацианами. Сущностью их учения была крайняя строгость к согрешившим. Они считали, что если кто-то после крещения совершил тяжкий грех, тот уже умер для Церкви и потому уже никогда не может быть ею принят. Они мечтали составить Церковь только из людей совершенных, и, ослепленные гордостью, одних себя считали таковыми. В знак своей душевной чистоты они носили белые одеяния. Раскол Новациана существовал очень долго и много волновал Церковь. Мы говорим «раскол», потому что ересью называется лжеучение, которое извращает самые догматы веры. Раскол же — это то, что отделяется от Церкви по вопросу, касающемуся церковного благочиния, сохраняя догматы. Монтани-сты и новациане были не еретиками, а раскольниками.

Для обсуждения учения Новациана были созваны Соборы в Риме, Карфагене и Антиохии. Все они осудили лжеучение и постановили принимать падших после покаяния. Срок покаяния соразмерялся со степенью преступления. Соборы постановили различать падших, совершивших жертвоприношение (sacrificati), и тех, которые по понуждению бросили фимиам на идольский жертвенник (thurificati), а также тех, которые покупали ложные свидетельства о совершении обряда (libellatici), и, наконец, тех, которые объявили имена христиан и указывали язычникам места, где хранились священные книги (traditores). Падшему из церковнослужителей дозволялось, по совершении покаяния, общение с верующими, но уже никогда не давалось церковной степени. Святой Дионисий во время гонения с любовью принимал кающихся по ходатайству мучеников, негодовал на раскол Новациана и писал ему, что лучше умереть, чем согласиться раздирать единство Церкви.

Это происходило уже после смерти Декия, который в 251 году был убит на войне. Как бы в наказание за его жестокость против христиан кончина императора была ужасной. Тело его осталось без погребения на поле битвы и сделалось пищей для птиц и диких зверей. Ему наследовал Галл со своим сыном Волузианом. Но гонение продолжалось еще некоторое время, хотя и с меньшей силой, чем при Декии. В Риме епископ Корнелий, только недавно избранный, был осужден на заточение и изгнание, и еще несколько христиан скончались мученической смертью. В Карфагене тоже стали ожидать прежних мер строгости. Киприан твердо решился на этот раз не оставлять города, старался поучениями и увещаниями готовить паству к предстоящим опасностям. «Бдение, пост, молитва, — говорил он, — вот наш меч и наша крепость. Будем помнить друг друга в молитвах своих; будем единодушны и дружны. Станем помогать друг другу взаимной любовью; и если кто из нас отыдет отселе, то да не прекратится и тогда взаимная любовь наша во Христа, и да не перестает он молить Отца Небесного за братьев и сестер». «Неужели христианин побоится мучений, когда Господь наш пострадал первый? Ужели мы не захотим пострадать за собственные грехи, когда Он, будучи безгрешен, пострадал за нас? Сын Божий пострадал, чтобы сделать нас чадами Бога; ужели же сыны человеческие не захотят пострадать, чтобы остаться детьми Божиими?»

Однако же, вопреки ожиданиям, гонение не достигло Африки. Но другое тяжкое испытание было ей послано Богом. Появилась страшная язва, которая в продолжение почти десяти лет свирепствовала в разных областях Римской империи. Болезнь была так заразна, что в сердцах язычников страх заглушил все чувства приязни и любви. Они удалялись от друзей и родных, когда их постигала болезнь, больных оставляли без ухода, умерших без погребения. Тела мертвых выбрасывались на улицу, и это, заражая воздух, еще больше усиливало язву. Во всех городах одни только христиане ходили за больными, хоронили тела усопших. Язычники с исступлением требовали их казни, как виновников бедствия, а они, не боясь ни заразы, ни воплей толпы, совершали неутомимо дела милосердия и любви и для спасения врагов подвергали собственную жизнь ежедневной опасности.

Как только язва появилась в Карфагене, Киприан собрал христиан, напомнил им христианскую заповедь о любви к врагам и увещевал их платить добром за зло, подражая Христу, Который прощал врагам и на Кресте молил за них. «Не смотрите на лица страждущих, — говорил он, — они все ваши братья, дети одного Отца Небесного, и пусть язычники видят, что самая смерть не может угасить в христианине любви к врагам».

Одушевленные словом и примером епископа, христиане приняли на себя попечение о больных и умерших. Всякий трудился по силам и средствам: кто ходил за больными, кто принимал их к себе в дом, кто давал деньги для доставления им всего необходимого. Киприан разделял эти труды и не переставал ободрять паству молитвой и поучениями, направлять мысли христиан на будущую, вечную жизнь.

«Царствие Божие приближается, братья мои, — писал он в эту пору в книге о смертности. — Награда жизни, вечная радость спасения, непреходящее веселие, утраченный рай! — вот что делается нашим достоянием, когда минует жизнь земная. Небесная, вечная слава заменяет суетные земные радости! время ли унывать и опасаться? Наш прочный мир, наш истинный покой, наша безопасность — будущая жизнь! В здешней жизни мы в постоянной борьбе с духовными врагами; лишь победили мы одно искушение, возникает другое… Среди таких тревог как не радоваться надежде отойти к Господу? Не говорит ли вам Сам Христос: вы восплачете и возрыдаете… вы будете скорбны, но скорбь ваша превратится в радость? — Кому не хочется освободиться от скорби? Кто не желает радости? Если же мы знаем, что видеть Христа есть радость и что никакая радость наша не может быть совершенна, пока не увидим Его, то не безумие ли любить скорби и тесноту мира сего и не желать поскорее насладиться тою радостью, которой не будет конца?»

«Пусть тот страшится смерти, — писал он также, — кому предстоит смерть вторая, кто не возрожден водою и духом, кто не участник в Кресте и страданиях Христа и кому предстоит вечное огненное мучение. Таковому, конечно, жизнь дорога, потому что она отдаляет его осуждение… Великая польза в наступлении поры усиленной смертности. Она пробуждает ленивого, возвращает отступника, обращает язычника. Даруя покой многим заслуженным рабам Христовым, она набирает новых, свежих воинов для предстоящих битв».

Действительно, высокие подвиги христиан не могли оставаться без влияния на язычников. Видя, что те самые, которые претерпели от них ругательства, оскорбления, жертвуют всем из любви к ним, они познавали, что одна вера христианская может внушить такое незлобие и такую силу; и многие обращались к Христу. Страшное бедствие служило новым средством распространения христианской веры, ибо являло изумленным язычникам и высокие добродетели христиан, и необычайную помощь, которую оказывал им Господь Бог.