По закону военного времени... - Владимир Мельник

Я уже и забыл о существовании отца Сергия. Как вдруг меня окликнули, и поп подошел ко мне в сопровождении бойца.

- Слышь, батюшка, ты чего не уехал? Я ж вроде говорил сюда не возвращаться.

- Нас осталось пять человек. Дай нам оружие. Это наш долг отстаивать наш храм.

- Хм, а ты умеешь хоть с автоматом управляться? — с сомнением в голосе спросил я.

- Я ж не всю жизнь был священником. Я лейтенант запаса, Псковская дивизия ВДВ. А братья мои — тоже кое-что умеют. Так дашь оружие?

- Ну что ж, люди мне не помешают. Что-нибудь придумаем.

Солдаты лениво и, не особо торопясь, ковыряли скалистую землю Херсонеса. Солнце жарило немилосердно. Воды не было, поэтому каждая капля была на счету. То и дело над головами солдат лениво барражировали самолеты американцев, но казалось, будто они игнорируют их. В конечном итоге мы перестали на них обращать внимание. Священники копали землю наравне с солдатами. Часам к 2 по полудни уже вырисовался рубеж обороны. Который протянулся от яхт-клуба к античному театру и несколько мелких опорных пунктов в развалинах Херсонеса до берега моря. Сзади нас была святыня всех православных христиан — Владимирский собор. В этом соборе князь Владимир Великий принял христианство, а потом и крестил Русь. Нападение ожидали по улице Древней, точнее по тому участку дороги, что так раньше называлась. И со стороны пляжа 'Солнечный'. В городе шла непрерывная перестрелка и канонада. Над городом кружили вертолеты американцев и проносились штурмовики американской авиации морской пехоты.

Ко мне подошел отец Стефаний. Это был плотный мужчина с черной как смоль бородой и волосами, а также пронзительным взглядом.

- Лейтенант, ты не против, если перед боем молебен отслужим? Негоже так идти в бой без молитвы и благословения.

- Ну если найдете себе зрителей — я не против.

Стефаний отошел от меня и направился к остальным священнослужителям. Недолго посовещавшись, двое из них отправились в собор. У них появилось человек пять помощников из солдат, которые подготовили площадку, возле окопа для БМП. Минут через двадцать вернулись двое ушедших священников. Заунывными голосами они начали службу. Оставив надзор за окрестностями на пикеты — я встал на службу вместе со всеми, кто пожелал из солдат. Не особо вслушиваясь в то, что распевают священники, думал о своем. Я молился. Никогда раньше мне не приходила мысль об этом. Но, тем не менее… 'Господи! Дай сил и разумения, чтобы сохранить как можно больше солдат. Дай мне сил и умения утихомирить врага. Дай успокоение и Царствие Твое усопшей жене моей Оксане. Дай мне сил умения самому выжить… На глазах выступили слезы. Опустил голову, чтобы никто не видел этого. Благо поднялся ветер с моря поднял пыль и частички земли с брустверов — есть на что сослаться, типа песчинка в глаз попала. Оглянулся, у большинства солдат, оставшихся на молебен, катились слезы из глаз, оставляя неровные борозды на грязных лицах. Каждый просил о чем-то своем у Бога. Видимо, не совсем еще зачерствели души у морпехов, раз способны еще и о спасении души задуматься, и слезу уронить. Говорят, что тех людей, кто воевал, три года к таинству причастия не допускают. Этот срок необходим для того, чтобы человек отошел душой от всей скверны пролитой крови и увиденных страданий. После службы, подошел к Сергию. Остальные попы исповедовали желающих.

— Спасибо тебе, святой отец. Воодушевил ты моих парней. — сказал ему я, затягиваясь 'кэпэдэхой'.

— Ты Бога благодари, за то, что дал тебе возможность перед боем молебен отслужить.

— Да не в молебне дело, Сергий. А в том, что матросы мои еще не совсем зверьем стали. Вот что важно!

— На все воля Божья. А сам-то ты чего не идешь исповедываться?

— Да не верю я во все это. На мой взгляд, Бог должен быть в душе и сердце человека.

— Правильно говоришь, лейтенант. Но храм есть Дом Божий.

— Слушай, Сергий, давай ты не будешь меня грузить библейской мутотенью. Скажу тебе так: Мне для общения с Богом посредники не нужны!

— Эх, гордыня в тебе сильна. Ну да ничего, тебе все искупится — святое дело делаешь. Родимую землю от врага боронишь. Даже если ты не ходишь в церковь, Бог все видит в твоей душе. Вижу по тебе, что пришлось хлебнуть. Однако, знай, что создатель не пошлет тебе больше того, что ты можешь утащить. А уж если заберет к себе, на то Его воля.

— Вот слушаю тебя, святой отец, и думаю, ты ж лейтеха в прошлом. Наверное, так же как и все офицеры жил: командовал 'затылками', обмывал звезды, трахал баб, ругал начальство. Что тебя подтолкнуло поменять погоны на рясу?

— А вот после бойни на высоте семь-семь-шесть в Аргунском ущелье в двухтысячном году и решил уйти. Нас шестеро тогда осталось из девяти десятков.

— Как же тебя в миру звать?

— А какая теперь разница? Но тебе помогу. Вижу ты уже не в первый раз остаешься без людей. Эх, страшная у вас война. Дай-ка автомат что ли, лейтенант. Где-то мои хлопцы, со 104-го парашютно-десатного воюют, псковчане.

— Спасибо тебе, отец Сергий. Уж извинияй, если что не так сказал.

— Бог простит. Ну, давай дело вершить.

Раздался взрыв за пятьдесят метров от наших позиций. Все вскочили и побежали на свои позиции. Не без моих пинков и затрещин, чтоб шевелились быстрее. На противоположном берегу круглой бухты появились три БМП турецкой мотопехоты. А со стороны улицы Древней двигался танк, а за ним по обе стороны дороги двигались солдаты. Рядом зататакал АГС, которому начал вторить 'Утес'. Пащенко — молодец! Положил очередь из АГСа аккуратно по скоплению пехоты. Танку 'Пламя' не смог принести существенного вреда. На другом берегу Круглой бухты, где виднелась броня турков — начали вырастать взрывы. Наши минометчики заработали. Тем не менее миномет не самое эффективное оружие против бронетехники. Но, как говорится, чем богаты… Начался интенсивый артналет по нашим позициям. Появились раненные и убитые. Народ в роте был в основном уже бывалый, без приказа рассредоточились.

Когда взрывы утихли — мы приготовились к отражению атаки пехоты и брони турков. Они долго себя ждать не заставили — пошли.

Бой продолжался до вечера. Мы отразили шестнадцать атак. По рации получили приказ на отход. Остатки роты из десяти человек со мной и еще одним уцелевшим священником — отцом Сергием, погрузили на последнюю оставшуюся целой БМП раненых и отступили в район СВМИ. Где закопался по ноздри в землю девятый отдельный сводный батальон морской пехоты Северного флота РФ.

17

Начался сентябрь 2005 года. Жара не спадала, нещадно выжигая все и вся на истерзанной Третьей обороной севастопольской земле. Из-за нехватки воды и антисанитарии развивались всякие заболевания, которые выводили из строя уже столько же народу в день, сколько погибало или получало ранения во время боев. Нас перекинули под Казачье. 7-ю горнострелковую морпеховскую бригаду окрестили „смертниками“, потому что мы должны будем прикрывать отход наших частей с последующей эвакуацией. В городе еще шли бои за каждый дом. На мысе Фиолент в скалах еще прятались наши солдаты, матросы и пробивались к еще не окруженным частям. Началось формирование партизанских групп из числа добровольцев. В общем, к 10-му сентября 2005 года все, не успевшие эвакуироваться войска сосредоточились на крошечном полуострове, на западе которого венчает мыс Херсонес.

Сентябрь у меня всегда ассоциировался со школой. Бегущие и смеющиеся девочки с большими белыми бантиками в белых фартуках и мальчики в белых рубашках с ранцами или рюкзаками, и обязательно с большими букетами цветов. Месяц, в котором ты каждый год себе давал слово, что в этом году ты будешь учиться лучше, будешь больше сидеть за уроками, чем за телевизором или компьютером. Но все же год проходил также как и остальные. Или месяц в том году, когда ты уже лихорадочно начинаешь думать о том, как сдавать выпускные экзамены и куда лучше поступать. Сейчас для меня это уже как будто из другой жизни. Все это казалось каким-то сном из очень далекого прошлого, можно даже сказать из какой-то параллельной реальности. Помню себя в школе — середнячок. Особых хлопот ни родителям, ни учителям не доставлял. Но в десятом классе очень увлекся химией и уже подумывал поступать на химика, но, как говорится, взыграла кровь — решил стать военным. В квартире у меня частенько что-нибудь взрывалось или воспламенялось. Но родители стоически терпели мои опыты. Они считали, что уж лучше пусть я дома взрываю и химичу, чем буду шастать по подвалам и наркоманить. В одиннадцатом классе и сразу после школы я понял, почувствовал, каково это — быть никому не нужным. Особенно когда не поступил в военное училище. Я тогда мечтал стать офицером. Ну что же, моя мечта сбылась. Только какой ценой?! Хотя Оксана тут ни причем. Если бы не война, то фигушки бы стал офицером. Если бы не война, не женился бы на Оксане, но если бы не война — я бы ее не потерял. За все в жизни нужно платить.