Ноша - Татьяна Нелюбина

Мне кажется, я нашла. Он простой: люби ближнего своего. Это единственное, что зависит только от нас, что мы, каждый, можем сделать.

Кришан

Утром мы заехали к Ире за Ларой и отправились в Потсдам. По дороге показали Ларе Грюневальд, где я, когда был школьником, купался. Погуляли по Сан-Суси, по Голландскому кварталу, проехались по деревушкам. Ларе не верилось, что это деревушки, что это крестьянские дома:

– Да это же помещичьи усадьбы!

Прошлись по Шёнебергу, я рассказывал про своё детство. Ларе хотелось попробовать Käsekuchen, творожник, и… его нигде не было! Только в одиннадцатом кафе наконец нашли! Снова гуляли.

Мы приехали к нам, и пока женщины вели свои разговоры, я готовил «типичный», как хотелось Ларе, немецкий ужин, чтоб сосиски, квашеная капуста и сладкой горчицы побольше!

Настя

Мы с Ларой поехали на русский праздник в Машином садике. Ира попросила нас помочь.

Г аби, воспитательница, сама подобрала музыку, свою любимую: «Очи чёрные» и «Подмосковные вечера». Ира принесла «Крылатые качели» и так обо всём рассказывала:

– Мой муж от этой песни тает, вот не знала. Я заказала Ларе русские наряды – сарафаны и кокошники для меня и Маши. Я их в интернете нашла, адреса магазинов нашла, но Лара не успела съездить, поэтому я сильно напряглась, напрягла дядю Колю, он поднапрягся, всё нашёл, послал скорой почтой, и позавчера я ещё не знала, в чём мы с Машкой пойдём, но вечером получили посылку! Лара удивилась немного, она бы ни за что такие сарафаны не надела. А я и мои немецкие подружки надевали на нашем русском празднике к Тысячелетию Потсдама. Я себе тогда очень понравилась. Я про них вспомнила, представила, как мы с Машкой их наденем, и вчера мы в них вырядились. Муж был потрясён. Прямо было видно по нему, он даже сглатывал, так ему хотелось немедленно. Он у меня страстный.

Про русский праздник они с воспитательницей давно уже говорили. Турецкий праздник в садике провели, французский, итальянский, шотландский. Папа Шэнон (немец) в шотландской юбке пришёл, потому что мама Шэнон из Шотландии. Ире, тем более она председатель родительского комитета, тоже не хотелось ударить в грязь лицом. Поэтому она так рада, что мы с Ларой поможем.

Мы повесили красочные репродукции Москвы и Екатеринбурга, расставили на столиках русские расписные подносы с пряниками, сушками, бубликами и конфетами, положили деревянные ложки. Усадили детей. Ира рассказала про Россию, фотографии показала. Маша обрадовалась:

– Красная площадь и Урал!

Красной площадью Маша почему-то называет собор Василия Блаженного. Когда мы там были и всю площадь уже обошли, Маша спросила:

– А когда мы пойдём в Красную площадь? – и показала на собор.

Маша с Ирой были в потрясающих нарядах! А эти кокошники с бусинками… боже мой, какие умильные.

Дети угостились сладостями, и мы повели хоровод. Габи тоже примкнула, а другие воспитательницы стояли в дверях и хлопали. Мы поклонились. Габи завела «Очи чёрные», это был наш с Машей выход, но дети вдруг повскакивали, побежали к нам, взялись за руки и снова повели хоровод. Так он им, очевидно, понравился.

Мы провели бег в мешках, поиграли в разные задорные игры.

Праздник прошёл без сучка, без задоринки.

Нет, с задоринкой – нам было весело!

Ира запустила фотографии в «Одноклассников» и весь вечер получала восторженные отклики со всех сторон:

«Знай наших!»

«Мо-лод-цы!»

«И это – в Германии?! В такие тяжёлые для нас времена?! СПАСИБО!»

Приехал Кришан. Маша всё ему рассказала подробно и спросила про свой новый наряд, он ответил: бесподобно!

Ира и Лара настряпали чебуреков. Бруно обожает чебуреки, жалуется, что Ира его не балует – жарит только по большим праздникам, а он готов их есть каждый день.

Ира подложила ему ещё парочку:

– Потому и готов, что это редкое удовольствие.

Маша допытывалась:

– А когда мы поедем в Россию?

– Надо подумать, – Ира заглянула в календарь. – Где-то в середине июля садик закрывается на лето, полтора месяца каникулы… о боже ты мой, а через год уже школа!

Глазёнки Маши наполнились слезами.

– Не хочу в школу… Я хочу оставаться маленькая.

– Машка, ты что! Все мечтают о школе! Я… – Ира засмеялась. – Я хотела быстрей стать октябрёнком. Быстрей стать пионеркой. Там и комсомолкой. Я про это мальчишке на пляже рассказывала. Он мне предложил: давай поженимся! А я ему: ну что ты, сначала я должна стать октябрёнком, потом пионеркой, потом комсомолкой, а там… ха-ха-ха!., а там посмотрим.

На Иру такой смех напал, что и Маше весело стало. А Ира, хохоча, продолжала:

– Вы бы видели лицо моей мамы! Потому что на неё весь пляж смотрел: ну и доченьку она воспитала! Мне четыре всего было, как Машке! На маме было написано: клянусь! я ничего такого дочке не говорила!

Ира захохотала, Кришан и Бруно – тоже, хоть ни слова не понял:

– Что, что?

– Сейчас… ха-ха-ха!., переведу… ой, не могу, ха-ха-ха, мам, ты переведи!

Я перевела, и мы переместились на балкон. Бруно, вытирая глаза, свернул сигаретку, он те, что из пачки, не курит.

Ира снова залилась:

– Нет, мам, ну правда, ты бы видела своё лицо!.. А всё так и получилось: сначала учёба, работа, потом – он, поздний муж… сколько лет не хотел жениться!

– Муж? – спросил Бруно. – Что, что? Я не говорить по-русски.

– А я – не переводить!

– Ира!

– А что, мам? Хочет понимать, пусть учит. Он в гэдээровскую школу ходил, у них был русский.

Ира обратилась к Ларе:

– Мне про него при маме ничего плохого нельзя говорить, потому что он муж и потому что он отец Маши! Мама и Бруно вообще спелись! Бруно не изменил своим социалистическим убеждениям, с уважением относится к нашей России-матушке, как и к СССР, он же наш потсдамский, из нашей Гэдээрушки, и симпатизирует, это его слова, Путину!

– А я нет, – сказала Лара, – сыра нормального не стало, я сыр люблю. Я скорее симпатизирую вашей Фрау.

Мы с Ирой переглянулись и, ничего не поделаешь, захохотали.

Кришан

Мы ездили по Берлину, показывали Ларе всё, что любим, и те здания, которые были восстановлены, отремонтированы или отреставрированы моей фирмой, когда я ещё работал.

– В этой швейцарской гостинице мы стену в два этажа серебром покрывали, серебряными пластинками. А крест на той церкви мы золотили. 24 карата, чистое золото.

Лара дизайнер, ей интересно, она хотела ещё больше увидеть, но пора было в аэропорт.

Маша сказала, что ей грустно… Лара сказала, что мы в Москве скоро увидимся.

Простились.

Поехали