Престолы, Господства - Дороти Ли Сэйерс

— И он говорит, что был где-то в другом месте, как я понимаю?

— Да, но не говорит, где.

— Ему объяснили, насколько всё это важно?

— Естественно. Он говорит, что это — вопрос чести. Я привёз его в Ярд, чтобы попытаться вызвать в нём благоговейный трепет, но с тем же успехом я мог рассчитывать вызвать его в кирпичной стене. Не хочешь попытаться?

— Попробую, Чарльз, но почему я должен преуспеть там, где не смогли вы?

— О, Питер, это больше по твоей части.

Шаппарель был обнаружен (с помощью своего повара) в «Гарике». [181] Он предложил Уимзи выпить, и они обосновались в углу курительной. Позади стула Шаппареля огромный портрет Дэвида Гаррика в маскарадном костюме затмил слегка утрированное одеяние француза: его слишком замысловатый галстук, безвкусные гвоздики, короткие гетры и обувь из змеиной кожи.

— Бесполезно просить меня, лорд Питер, — сказал он. — Не было смысла полицейскому спрашивать меня, и нет смысла вам затевать, — как вы это называете? — мужской разговор.

— Это довольно серьёзное дело, — заметил Уимзи. — У меня нет ни малейших оснований думать, что вы причастны к смерти миссис Харвелл, но если вы не скажете полиции, где вы были, они решат или обвинить вас в убийстве, или просто начнут вам везде ставить палки в колёса. В сравнении с затруднениями, которые это вызовет, признание, что вы были там, где не должны были быть…

— Затруднения для меня, если я расскажу вам, это просто une bagatelle [182] — сказал Шаппарель. — Это даже полезно для профессии. Женщины любят ту frisson, [183] которая возникает, когда их рисует известный соблазнитель. Но для леди, с которой я провёл ночь, эти затруднения не будут небольшими.

— Замужняя женщина, как я понимаю?

Шаппарель наклонил голову.

— Смотрите, старина, мы должны найти какой-то обходной путь, — сказал Уимзи. — Иначе вас вызовут в суд, вы откажетесь давать показания и можете оказаться в тюрьме за неуважение к суду.

— Я не знаю законов англичан, — сказал Шаппарель. — Но законы чести запрещают мне марать грязью имя женщины. Если я должен пойти в тюрьму, tant pis, [184] я пойду в тюрьму!

— Но если бы кто-нибудь мог в тайне попросить, чтобы эта женщина сказала, были вы с ней или нет, и если бы она сказала да, то не было бы необходимости ни в каком нарушении закона. Вопрос отпал бы.

— Вы можете представить себе, милорд, как эта леди будет скомпрометирована, если проследят визит полиции?

— Я хочу предложить вам, — сказал Питер, — доверить мне подробности вечера 27-ого и имя леди. Тогда я нашёл бы способ с предельной деликатностью попросить её подтвердить ваши слова, а инспектор Паркер поверит мне на слово, что ваше алиби подтверждено.

Шаппарель некоторое время размышлял. Затем он сказал:

— Это всё показуха — моя репутация у женщин. Если бы я рисовал женщин в Париже, ничего бы и возникнуть не могло. Француженка ожидает, что ею серьёзно восхищаются, и воспринимает это как должное. Но эти ваши несчастные холодные английские красотки… для них это — острые ощущения, бодрящие кровь, когда кто-то смотрит на них в течение двух секунд подряд. Поэтому я пристально смотрю на них, отпускаю несколько ремарок, и через некоторое время они уже говорят мне, что никто никогда не понимал их так, как я. Всё это вызывает жалость, лорд Питер. Если им холодно, этим английским женщинам, то это потому, что они заморожены пренебрежением.

— Это совершенно верно, — рефлексивно ответил Уимзи. — Английская склонность к этикету и закрытости может так же легко скрывать неприветливость и безразличие, как и страсть.

— Именно поэтому ваших соотечественников так интересно рисовать. Если нет скрытности, то где же тогда триумф раскрытия? Но я вот что хочу сказать, милорд: к тем, кого я рисую, я очень редко прикасаюсь. Моя репутация в этой области очень сильно преувеличена. Лишь иногда, когда картина закончена, наступает небольшой кризис. Мадам очень грустно, она не хочет поверить, что все эти пристальные взгляды на неё, всё это приятное внимание к её личности — просто профессионально. Таким образом, может случиться так, что я наношу небольшой прощальный визит, осторожно, как вы понимаете. Я приношу небольшой дар. Подарок за позирование.

— И вечером 27-го в прошлом месяце вы нанесли небольшой визит?

Шаппарель передал Уимзи через стол страничку из записной книжки, на которой было написано имя.

— Пожалуйста, будьте очень gentil, [185] очень осторожны, — сказал он.

— Спасибо. Я не обману ваше доверие. Должен ли я в рамках самозащиты спросить, когда будет закончен портрет моей жены? — в его голосе послышалась усмешка.

— О, но леди Питер — совершенно другой случай, — сказал художник. — Именно Ла Брюиэр, мой соотечественник, сказал: «Тот, кто влюбляется в дурнушку, влюбляется со всей силой страсти». [186] Я не стою на пути настоящих чувств, лорд Питер, как держался бы в стороне от лавины или жерла вулкана.

Миссис Хартли-Скеффингтон приняла лорда Питера в скучной, но очень модной гостиной. Его вопрос глубоко её взволновал.

— Как я могу признаться в таких вещах, лорд Питер? Мой муж разведётся со мной, — сказала она, — и для меня всё будет кончено. Никто не станет принимать разведённую женщину и общаться с нею.

— Если вы подтвердите алиби Шаппареля, — сказал лорд Питер, — тогда для полиции он больше не представляет интереса. Вот если вы его не подтвердите, ему, возможно, придётся давать показания под присягой и публично. Отказ в этой ситуации может иметь очень серьёзные последствия.

Она отвернулась в сторону. Он спокойно ждал, пока она боролась с собой. Затем она вновь повернулась к нему.

— Он был со мной тем вечером, — произнесла она шёпотом.

— Мне очень жаль причинять вам боль или неудобства, но я должен спросить вас, где и когда точно вы были с ним.

— Он приехал ко мне в пять часов или несколько минут спустя. А ушёл до рассвета, чуть раньше пяти утра.

— И где это было?

Она густо покраснела:

— Мы были в лодочном клубе. У нас с мужем есть лодка в Уэйбридже. Катер со спальными местами… Перед Пасхой там очень мало людей…

— Спасибо, — сказал лорд Питер, — вот и всё, с этим вопросом покончено.

Он встал, чтобы уйти.

— Подождите, лорд Питер. Из того, что он сказал, как бы намёком, у меня есть причина полагать, что мистер Шаппарель видел бедную миссис Харвелл незадолго до того, как приехал ко мне. Я так боюсь, лорд Питер.

— Но вы совершенно уверены, что Шаппарель был с вами в пять?

— О да. Я постоянно смотрела на часы… Прости меня, Господи! Я так его ждала!

— Тогда знайте, что он не мог иметь никакого отношения к тому, что случилось с миссис Харвелл, — после пяти часов она была жива. Шаппарель вне подозрений, и поэтому, миссис Хартли-Скеффингтон, вам тоже нечего опасаться. Не волнуйтесь.

— Вот и ладно. Мы арестуем Клода Эймери, — сказал старший инспектор Паркер, когда Питер, не называя имён, сообщил ему, что полностью удовлетворён проверкой.

— Мне бы очень не хотелось видеть, как ты делаешь глупые ошибки, Чарльз, — печально сказал лорд Питер. — Ты обнаружил серьёзные улики против Эймери?

— Что ты назвал бы серьёзными уликами?

— Его отпечатки в спальне? Нет? Я так и думал. Против Эймери нет ничего кроме его же собственной истории.

— Которую он и так уже менял под давлением и, думаю, изменит снова, когда мы найдём новые улики… О, между прочим, мы нашли собаку. Горло перерезано, а тело зарыто в компостной куче.

— Фу. Но, Чарльз, попытайся представить Эймери, проделывающего всё это.

— Это не намного тяжелее, чем вообразить то, что он нам насочинял: его ночные гуляния в окрестностях без особых причин. Мы отбросили всех, кто может быть отброшен, и что осталось, Уимзи? Эймери!

— Ну, мы можем рассмотреть другую часть улик, Чарльз. Надевай шляпу и поедем ко мне домой — я покажу тебе докладные письма от личной горничной Харриет, которая находится в Хэмптоне, играя чужую роль.

В холле Уимзи и Чарльза встретил Бантер.

— Согласно вашим инструкциям, я посетил аукцион в «Найт Фрэнк и Ратли», [187] милорд, — сказал Бантер. — Мы приобрели первое издание «Алисы в стране чудес». [188] Однако я взял на себя смелость заплатить немного свыше той суммы, которую вы называли.

— Превосходно. Не предполагал, что она доберётся до тысячи.

— Девятьсот сорок пять, милорд.

— Ты поступил совершенно правильно, Бантер. Сделай милость, не упоминай про неё её светлости — хочу сделать ей сюрприз на день рождения.

— Очень хорошо, милорд. Манго возвратилась в состоянии некоторого волнения, если мне позволено высказать своё мнение.