Король - Тиффани Райз

— Ебать, — выдохнул он.

— Конечно, но позже, — хмыкнула она и обернула ремешок вокруг его яичек и основания члена. Кольцо на член. Удовольствие и боль одновременно.

— У тебя прекрасный член, — сказала она, массируя его обеими руками. Кожа ее перчаток была стерта, и он стал быстро возбуждаться от трения швов по его самой чувствительной части тела. Она обхватила его член у основания и скользила руками вверх и вниз по длине. На кончике появилась жидкость и попала на ее перчатки.

— Не терпится, не так ли?

— Я не занимался сексом две недели, — признался он. — Не терпится — это еще мягко сказано.

— Такая впечатляющая эрекция, так не хочется терять ее до того, как я успею насладиться.

— Вы насладитесь, — пообещал он, ее пальцы скользили по краям кожаного ремешка. Кровь приливала и пульсировала в его эрекции, и он крепко зажмурился.

— Больно?

— Немного, — ответил он.

— Хорошо. — Она улыбнулась ему. — Но это всего лишь начало. А теперь стой, не двигайся. Я собираюсь раздеть тебя. До меня дошли слухи, что у Кингсли Эджа одно из лучших мужских тел в городе. Время узнать правду.

Она стянула его жакет с плеч и спустила по рукам. Покончив с ним, она подошла к креслу и аккуратно положила его на спинку. Он прекрасно понимал, что она показывает свое уважение к нему, уважительно обращаясь с его одеждой. Нет, на нем было эрекционное кольцо и болезненный стояк. Она будет раздевать его как можно медленней, растягивая процесс, пока не доведет его до исступления.

— Когда ты впервые подчинился эротической боли? — спросила она, расстегивая его жилет.

— Одиннадцать лет назад.

— Ты такой молодой, — сказала она. — Сколько тебе было, когда ты начал заниматься извращенными играми?

— Шестнадцать.

— Домина?

— Садист, — ответил он. — Мужчина.

— Шестнадцать — невероятно рано, чтобы подчиняться садисту.

— Ему было семнадцать, Maîtresse.

Госпожа Фелиция рассмеялась. — Жаль, что я не пошла в твою школу, а в свою.

— Вы бы не смогли. Это была католическая школа для мальчиков.

— Католическая, — повторила она, снимая с него рубашку. Она не поморщилась при виде его шрамов на груди. Вероятно, в своей работе она видела и похуже. — Мне стоит отправить Папе чек. Половина моих клиентов из его церкви.

Подняв ноги, чтобы позволить ей стянуть сапоги, Кинг почувствовал, что его живот прострелило болью. Он ненавидел эрекционные кольца. У него получалось удержать эрекцию и без них. Но боль делала то, что боль всегда делала с ним — очищала разум, вытаскивала из прошлого, стирала будущее. Не было ничего, кроме сейчас, в эту минуту, и боль удерживала его на месте, неспособного думать, неспособного мечтать, неспособного желать чего-либо, кроме еще большей боли.

Госпожа Фелиция стянула с него брюки, аккуратно сложила их и разложила на кресле, рядом с остальной одеждой. Он оценил, с каким почтением она обращалась с его одеждой, в отличии от Сорена, который получал извращенное удовольствие разбрасывая ее по полу и топча.

Кингсли сосредоточился на ее лице, пока она двигалась. Прелестная женщина лет тридцати с небольшим, с властным видом, гордым выражением лица и безжалостным взглядом. В этом отношении она очень напоминала ему Сорена.

— Maîtresse, когда Вы начали доминировать? — поинтересовался он, желая узнать, что еще общего было между ней и Сореном.

— Я накажу тебя за то, что заговорил без разрешения.

— Что Вы и должны сделать.

— Но отвечая на твой вопрос, — начала она, встав перед ним, — Мне было восемь, когда я начала командовать всеми соседскими мальчиками в округе, пятнадцать — когда я связала своего первого парня, и девятнадцать, когда появился первый клиент. Это был профессор по химии в колледже.

— Тогда Вы, должны быть, хорошо разбираетесь в химии?

— Я собиралась быть с тобой ласковой, — ответила Госпожа Фелиция. — Но из-за этой шутки, боюсь, теперь мне придется тебя уничтожить.

Сердце Кингсли поскакало галопом в груди. Эрекционное кольцо сделало его твердым. Угроза боли сделала еще тверже.

— Хорошо.

Госпожа Фелиция наклонилась и достала из длинной кожаной сумки два комплекта кожаных манжет.

— У тебя не было секса две недели? — переспросила она.

— Две самых длинных недели в моей жизни.

— Я оставлю на каждом дюйме твоего тела синяки, стоящие этих двух недель. Они будут так долго заживать, что у тебя будут два варианта. Или ты не сможешь заниматься сексом еще две недели, пока они не пройдут, или ты можешь приходить ко мне каждый день и удовлетворять меня, пока они будут заживать. И затем, если будешь хорошо умолять, я дам тебе больше.

Две недели в качестве собственности Госпожи Фелиции? Сейчас июнь, не так ли? Неужели Рождество наступило слишком рано?

— Я выберу второй вариант, — ответил он.

Госпожа Фелиция шагнула вперед и грубо схватила его за правое предплечье, заставляя его прижать ладонь к ее груди. Она обвернула манжет вокруг запястья и застегнула его.

Она отпустила его правую руку и надела второй манжет на левую. Из сумки она достала длинный металлический зажим. Она приказала ему поднять обе руки. Как только те оказались в воздухе, она приковала оба его запястья к верхней балке кровати. Стоя прикованным, он ничего не мог сделать, кроме как ждать, не двигаясь, и желать ее.

Госпожа Фелиция стояла теперь так близко к нему, что он мог сосчитать ее ресницы. Под правым глазом у нее была крошечная родинка. Ему очень хотелось поцеловать ее. Он жаждал поцеловать ее, ощутить вкус ее полных губ, ее кожи, ее тела внутри и снаружи.

— Хочешь поцеловать меня, не так ли? — спросила она.

— Очень, Maîtresse.

— Твой рот должен заслужить это. — Она подняла стек и сунула ему в зубы. Он закусил его и держал на месте. — Сначала я разрисую переднюю часть твоего тела. А ты должен держать стек во рту все время, и тогда я тебя поцелую.

Он кивнул и еще крепче сжал зубами стек. Какой бы садистской ни была эта задача, он оценил предупредительность. Со стеком во рту, у него не будет соблазна закричать. И меньше всего ему хотелось, чтобы кто-нибудь в доме знал, чем он сейчас занимается. Ему нужно было, чтобы этот город боялся его. Если его увидят таким — связанным, обнаженным, уязвимым, для них он навсегда останется таким.

Из своей сумки она достала трость, два фута длиной, ротанговую.

Она высоко подняла руки. Быстрым и жестким взмахом она нанесла удар по предплечью Кингсли в двух дюймах от манжеты. Она не шутила. Она намеревалась украсить все его тело синяками от запястий до лодыжек.

Она двигалась вниз по его правой руке,