Сладкий роман - Людмила Бояджиева

— Фрау требуется помощь?

— Нет-нет! Все в порядке. Спасибо, — улыбнулась я и потянула упирающегося Майкла в строну.

— Что вы такое здесь орали? Это же общественное место, полно детей!

— Я не орал, а продекламировал. Это значит: «пахнет дерьмом». В любом суде меня бы оправдали. В тех кустах побывали собаки! Кроме того, знаете, почему я ушел из Оперы? Признаюсь: мне хотелось вырваться на сцену и допеть это… — Встав в позу, он исполнил финал арии Альфреда. Несколько хуже, чем Пласидо Доминго.

— У вас противный голос, — не удержалась я.

— Неправда, посмотрите, все оборачиваются! — Майкл раскланялся прохожим.

— О Боже, Майкл! Нас могут арестовать… Послушайте, дайте честное слово бойскаута или кто там у вас — коммуниста, что будете вести себя прилично. С вами дама в вечернем платье! Задумайтесь, Микки!

— Анита Экберг у Феллини в вечернем платье купалась в фонтане!

— Далась она вам! Это заслуга режиссера, сумевшего использовать индивидуальность актрисы настолько удачно, что люди из-за железного занавеса спустя тридцать лет постоянно упоминают её имя!

— Гениальный режиссер. Волшебная женщина. Чудесный фонтан! Ах, как студент Артемьев мечтал, до злых ночных слез, прогуляться у Треви, посмотреть «Сладкую жизнь» целиком, а не отрывки в разных телепрограммах! Я бы отдал все, чтобы вытащить мокрую Аниту из-под струй и катать её по ночному Риму… Вам не понять, Дикси. У дикарей свои причуды…

— Перестаньте злиться. Я не внучка Клары Цеткин и понимаю, что мать нашей Клавдии Бережковской, то есть баронессы, неспроста сбежала от большевиков.

— Это потом, — махнул он рукой.

— Для бесед у камина? Тогда скажите сразу — она была достойной русской буржуйкой или легкомысленной шансонеткой?

— Клавдия Бережковская была хорошей певицей. И абсолютно аполитичной, синеглазой барышней.

…Мы обходили парк, рассматривая аттракционы и выбирая подходящий, с учетом возраста, экипировки и личных пристрастий. Меня влекла вода, совсем как Аниту Экберг. Но признаваться в этом теперь не хотелось. Майкла тянуло в воздух — ко всяким летучим парашютикам и каруселям. И мы оба «запали» на «крутые виражи». Желающих, кроме нас, не было. Парень, обслуживающий аттракцион, взял у нас билетики и с сомнением оглядел «прикид». Но ничего не сказал. Конструкция из металлических рельсов и труб высотой с трехэтажный дом, напоминала экспонат выставки модернистов 30-х годов крученый металл, а в нем, в лабиринте извивающихся рельсов маленькие санки на двоих. Мы с трудом втиснулись в «авто» — Майкл у руля, я за его спиной, и пристегнулись ремнями. Парень отошел к стенду и нажал кнопку. Мы понеслись с грохотом и лязгом вагоноремонтного цеха. Я зажмурилась и вцепилась в плечи кузена.

— Держитесь лучше за поручни, я могу вылететь, — гаркнул он сквозь лязг.

И тут мы действительно рухнули. Чертовы шутники! Оказывается, закрученная дорожка имела неожиданный провал, в который наша посудина загремела с шумом металлолома, сбрасываемого экскаватором на свалку. Я лязгнула зубами, чуть не прикусив язык, и сильно ударила колено о спинку переднего кресла.

Мы выгрузились под насмешливым взглядом парня, радостно улыбаясь, нырнули в кусты, и только тут зло посмотрели друг на друга. Майкл согнулся в три погибели, потирая зад. Я занялась коленями. Мы ныли и охали, как побитые собаки, изнемогая от желания подраться.

— Это вас, дорогой друг и товарищ, потянуло продемонстрировать мужскую доблесть!

— Я только сопровождал даму, рвущуюся к острым ощущениям.

— Уж слишком острым, — на моем колене, под рваной дырой тончайших колготок, алела ссадина. Я жалобно ойкнула, вытянув ногу.

— Колготки оплачивать не стану. Вы уже здесь, наверно, не в первый раз раскалываете таким образом своих кавалеров, — буркнул Майкл. — И вон, глядите-ка — подол платья оторвался! Это не от Версачи ли? Ах, очень сожалею… Но вы уже в Оперу явились в рваном… Бедный мой, хрупкий, нежный копчик!

— Я в рваном? — раненым коленом я пнула кузена под больной зад.

Он взвыл, но, ловко извернувшись, ухватил мою ногу. И крепко держа за щиколотку, серьезно предупредил:

— Следующую пытку выбираю я. В конце концов, я гость, и оплачиваю билеты!

Но смотрел Майкл как-то так, что ногу я не выдернула, а лишь слабо покачнулась, теряя равновесие. Он опустился в траву, склонясь над моим ранением и вдруг прильнул к нему губами:

— Это всего лишь антисептическая предосторожность. Надо слизнуть грязь. Вы разве не катались на велосипеде и не имеете опыта падений?

Я не ответила. Может, это ему, а не мне Сол дал указания поухаживать? Во всяком случае, давненько никто не лизал мне поцарапанные коленки в темных кустах парка аттракционов.

Майкл тоже приумолк и посерьезнел. Не глядя друг на друга, мы вышли на запах гамбургеров и с удовольствием съели по одному, запивая пивом. Порция мороженого взбодрила меня окончательно.

— Ну что, вы завершили ужин? Нам пора, — поднялся Майкл.

— Как? А обещанные качели? — огорчилась я.

— Не качели. Я присмотрел для вас нечто подходящее. Чуть хуже, чем Федерико для Экберг.

Вокруг «Ниагары» собралась толпа и даже выстроилась очередь за билетами. Но Майкл протолкнулся вперед и тут же вынырнул с жетонами.

— Вы показали им советский паспорт?

— Нет, я сказал, что сопровождаю голливудскую звезду, а нас снимают скрытой камерой. Вы знаете, что это за штука?

— Понаслышке. Только, чур, я сяду впереди!

Большая надувная лодка вначале раскачивалась на бурной порожистой реке под фонограмму бьющихся волн и завывание ветра, а потом, подкатив к самому краю водопада, обрушивалась вниз с водяным потоком. Зрители восторженно визжали под каскадом брызг. Несколько секунд покачиваний в спокойном озерке — и вы снова на суше, ловко подхваченные из лодки ассистентами аттракциона в мокрых тельняшках.

Я села впереди, сжав руль и сложив на коленях свой платок. Майкл устроился сзади, и наша лодка начала покачивания на «порогах». Со всех сторон путешественников старательно обдавали водяными струями, так что в миг я поняла, что промокла до трусиков. Вдобавок Майклу удалось выхватить гребень из моей прически и теперь мокрая грива металась из стороны в сторону. Момент падения с водяной кручи, куда более мягкий, чем на железках, все же вызвал замирание в животе, и я вдруг подумала, что все эти игрушки — наивные заменители секса. Или дополнители? Что, например, станут делать вон те подростки в передней лодке, визжащие в обнимку от водяного массажа — пойдут прижиматься в машину? Или, может быть, что-то происходит у них уже сейчас?..