Короли пепла - Ричард Нелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты клянешься подчиняться мне во всем? – осведомился после долгой паузы Ло.
Кикай шагнула вперед и чуть не топнула ногой.
– Учитель, пожалуйста, это…
– Не женского ума дело, – огрызнулся Ло. – Так ты клянешься?
– Я клянусь.
– Тогда я принимаю тебя. Снимай одежду и ложись на спину.
Рока едва не фыркнул. Он ждал боли, а возможно, задания настолько самоубийственного, что ему пришлось бы отказаться. Но унижение имело смысл. Это было оружие слабых.
Он подчинился и осторожно, чтоб не задеть поврежденное ухо, снял тканевую рубашку, сложив ее в углу вместе с шортами. Он порадовался, что его брат еще спит.
Все островитяне уставились на него, и он вспомнил то чувство, когда впервые стал «Букаягом» – нежеланным объектом взглядов горожан после того, как годами одиноко прятался в холмах.
– Ты будешь лежать, пока я не велю тебе иного, и отныне будешь звать меня «мастер».
– Да, мастер, – немедленно ответил Рока, высекая каждую новую руну на камне в своей Роще, а взгляд его скользил по потолку.
Затем Ло сообщил принцессе, что «дикарь» останется здесь, покуда монахи не скажут иначе, и что король может забрать его, когда он потерпит неудачу или сдастся, и не раньше. Кикай возмущенно тыкала пальцем, хотя Рока предположил, что она наверняка в восторге.
А затем все ушли. Рока лежал почти голый на прохладном пыльном полу и таращился на чуждые символы – древние и заморские, но его собственный народ использовал их для обозначения слов.
Почему, думал он, почему, почему, почему и как, и когда и неужели мы пришли из рая, или они пришли из пепла? Мы были врагами? Друзьями? Когда-то одним целым? Ваш мир прогнал нас прочь, или это мы прогнали вас сюда?
Он увидел свою мать мертвой и замерзшей, оттаявшей и сгнившей с приходом весны, обглоданную до костей червями и волками. Он увидел сломленный, голодающий народ, очерствевший и ожесточившийся от стужи.
А затем, наконец – вопрос, который действительно был важен. Вопрос, который он задавал сотнями способов сотни раз, но так и не получил ответа. Вопрос, вертевшийся у него на языке даже раньше, чем он научился говорить, а может, и на языке любого из его сородичей.
Кто во всем виноват?
* * *
Жрецы зашили Роке ухо и кожу головы, после чего оставили морить голодом в какой-то комнатенке с одним зарешеченным окном. Два дня он пролежал на полу рядом с крохотной кроватью, слишком маленькой, чтобы он мог на ней поместиться. Когда внутрь попробовал прокрасться Ло, Букаяг встал и воззрился на него.
Старик встретился с ним взглядом. Он пытался это скрыть, и вероятно, дело было в осознании того, что теперь они стояли вдвоем в очень маленькой комнате, но Рока увидел его страх.
– Почему ты здесь? – вопросил тот, оставаясь в дверях.
Рока, сдерживая братнину злобу, подумал: Я мог бы спросить всех вас о том же.
– Я здесь, чтобы учиться.
Казалось, Ло какое-то время обдумывал это, затем нахмурился.
– Что ты умеешь делать?
– Все, что умеют делать люди, мастер.
Старик показал свою беззубую пасть – возможно, то была улыбка.
– Ты высокомерен и груб и, разумеется, неправ.
Рока пожал плечами, так как предположил, что, может быть, это и правда. Не сказав больше ни слова, старик развернулся и заковылял прочь, а Рока вздохнул и вновь уложил свое тело отдыхать, пока он будет работать в своей Роще.
С момента, когда Рока впервые увидел крепость Пью, которую люди называли «дворцом», он принялся за собственный великий проект. Мертвецы уже начали складывать стены из блоков, вырубленных у себя в каменоломне, поднимая их веревками и перекатывая на стволах деревьев – так же, как строители Пью.
Другие артели мертвецов расчищали лес или копали почву, чтобы освободить место для подземных этажей. Рока поначалу считал ров чем-то декоративным, пустой тратой усилий, но прочитал, что большинство осад заканчивались, когда захватчики рыли под землей туннели, и подумал, что глубокий ров затруднит это. Следующим излюбленным оружием были голод и болезни, поэтому он использует реку, выкопает колодцы и наполнит припасами сотню подвалов. Мертвые, конечно, не болели и не ели, но это будет хорошая практика для реальности.
А еще он стал создавать скульптуры в стиле Пью – начав с изваяний своей матери, Эгиля и Айдэна. Он намеревался однажды сделать статуи всех своих людей, особенно тех, кто погиб из-за него, но не был убит непосредственно им. Казалось, это будет хоть какой-то способ их почтить.
Он также построит дамбу, увеличит свой арсенал, соорудит новые кузницы и конюшни, стекольный и кирпичный заводы. Грандиозность задачи вызвала у него бесстрашную улыбку, хотя ему никогда не хватало ни времени, ни рабочих рук, а его планы всегда превосходили его средства.
Букаяг воспротивился их позыву ко сну. Они не говорили о монахах в зале, хотя Рока чувствовал порыв своего брата их убить, даже если это означало пробраться в их комнаты с холодным оружием.
Он бы никогда не допустил такого и питал только презрение к этой мысли. Он уважал храбрость монахов, их победу и мастерство. Арун спас братьев от Трунга и его бойцовых ям, и хотя, возможно, мотивы его были шкурными, сам поступок значил много.
– Мы должны приносить больше из нашей Рощи в мир, – проворчал Букаяг. – Мы должны выходить за пределы и увеличивать нашу мощь, а не зря тратить время в этой дыре.
Рока улыбнулся при мысли, что теперь, когда его брат снова в деле, он стал жутко словоохотливым.
Всему свое время и место, брат. Нам еще многому предстоит научиться.
– Мне надоело учиться. У нас есть всё, что нам нужно. Давай вернемся и завоюем Аском.
Услышав эти слова, Рока моргнул, возможно, удивленный тем, как они произносятся вслух. По правде, он уже обдумывал это.
Да, теперь у него есть знание и мощь, благодаря которым наверняка можно вооружить огромную орду изгоев и ничтожеств изделиями кузниц мертвых. Он мог бы принести весть об этом новом мире, привлекая великих людей на свою сторону для нового похода. У него есть больше, чем когда-либо мог представить себе Имлер, а Орден уже ослабел.
У меня есть всё, подумал он, закрывая глаза. Всё, кроме повода.
* * *
– Хватит разлеживаться, идем. – Ло снова явился, когда взошло солнце, и жестом велел следовать за ним.
Рока сморгнул забытую было усталость и со стоном