Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

Лора выпрямилась, глаза ее были сухими. Она с нежностью взглянула на Эрмину.

— Я не сержусь на Киону, доченька. Я даже корю себя за то, что считала ее опасным врагом. Спасибо, что ты пришла ко мне! Но где же Жосс?

Молодая женщина пустилась в очередные объяснения. Она очень хотела восстановить в семье гармонию, невзирая на хаос, царящий в ее собственном сердце.

— Какой странный ребенок! — подвела итог Лора, узнав, что произошло. — Только бы с ней ничего не случилось возле водопада! Это убьет твоего отца.

Они с задумчивым видом взялись за руки. Эрмина вспомнила себя в пятнадцатилетнем возрасте, когда она сама была готова броситься в бурлящую пропасть Уиатшуана: незнакомые ей бабушка и дедушка без обиняков сообщили в письме, что ее мать, Лора, таинственная дама в черном из замка Роберваля, с которой она наконец вновь встретилась после долгих лет разлуки, занималась проституцией…

— Господь этого не допустит, мама, — заверила она.

Киона уселась как можно ближе к водопаду. Она слушала его пение, суровое, мощное, вечное. Гигантские потоки воды разбивались о крупные черные камни, блестящие от воды. Брызги долетали до девочки, и она протягивала руки к шальным каплям, похожим на серебристые жемчужины.

— Спасибо, Уиатшуан! — каждый раз кричала она. — Ты мой друг, спасибо!

Невидимый свидетель вряд ли смог бы понять, от чего было мокрым лицо девочки — от слез или от прозрачной воды, — но он наверняка бы различил в ее золотистых глазах глубокую печаль. Освобожденный от уздечки, пони бродил по склону, пощипывая сухие листья и пучки травы.

— Он идет, — тихо сказала себе Киона. — Мой отец идет. У меня еще есть время убежать. Он наверняка накажет меня за то, что я рассказала все ребятам. А Лора давно об этом знала, поэтому и ненавидела меня.

Головокружительная бездна, куда устремлялась река, притягивала ее к себе так же, как еловые леса на вершине холмов. Она вскочила на ноги и подошла к самому краю, где был небольшой выступ.

— Я должна изгнать страх из своего сердца. Мама, помоги мне! Тала-волчица, помоги мне!

Раскинув руки в стороны и прикрыв глаза, Киона принялась читать молитву, которой ее научила мать, когда она уже могла понять смысл. Ее тонкий голос был словно легкий вздох среди гула водопада:

О Великий Дух,Голос которого я различаю в ветреИ дыхание которого дает жизнь всему сущему!Услышь меня, маленькую и слабую.Дай мне силы и мудрости.

Жослин увидел ее, такую хрупкую в своем светлом платье, стоящую на краю бурлящей пропасти, и начал звать ее, боясь, что не успеет вовремя и не помешает ей прыгнуть.

— Нет, Киона, нет! Не делай этого! — закричал он, взбираясь еще быстрее по крутому неровному склону. — Моя дорогая доченька, не делай этого! Твоя жизнь слишком драгоценна! Если ты бросишься вниз, я последую за тобой! Я умру вместе с тобой! Ты слышишь? Я умру вместе с тобой!

Он действительно решил, что она хочет броситься в Уиатшуан, бурное течение которого разбило бы ее и унесло, словно невесомую соломинку. Обезумев от ужаса, он кричал это изо всех сил. Несмотря на оглушающий шум, Киона поняла смысл его слов.

«Я умру вместе с тобой!» — повторила она про себя. Эти слова отдались радостным эхом в ее сердце.

Она продолжала неподвижно стоять на месте. Вне себя от тревоги, Жослин подбежал к ней и схватил за талию. С неожиданной силой он поднял девочку и отнес на безопасное расстояние от пропасти.

— Спасибо, Господи! Спасибо! — простонал он. — Доченька моя любимая, почему? Почему тебе причинили столько боли? Прости, прости меня тоже, твоего отца, я обидел тебя!

Он упал на землю, не выпуская Киону из рук. Она не вырывалась, но он не заметил этого сразу, будучи оглушенным и испытывая облегчение от того, что успел предотвратить самую ужасную трагедию в своей жизни. Прижимая ее к себе изо всех сил, он целовал ее щеки, лоб.

— Не нужно умирать, малышка, нет! Тебя ждет долгая и счастливая жизнь, а я, твой отец, буду с тобой, чтобы защищать тебя. Больше никто не посмеет тебя тронуть, обидеть. Я пообещал Тале заботиться о тебе, и даже без обещания я сделал бы это, потому что люблю тебя, моя доченька. Господи, если бы я тебя потерял, то, поверь мне, не смог бы жить без тебя!

От сухого рыдания у него перехватило горло. Наконец он добавил:

— Славу Богу, я успел вовремя!

— Но я вовсе не хотела умирать, — удивленно ответила девочка. — Я молилась Великому Духу, как мама. Я просила его сделать меня сильной и мудрой, каковой не являюсь. Я не смогла защититься от сестер в пансионе, и мне все время хочется делать глупости. Иногда я ненавижу здесь всех, и меня это пугает. Скажи, ты правда меня любишь?

— Люблю ли я тебя? — воскликнул он. — О да! Я не смог тебе этого доказать, но я люблю тебя всем сердцем. Так ты действительно не собиралась прыгать вниз?

— Конечно нет, — подтвердила Киона. — Я должна стать взрослой, это я знаю.

Они осмелились посмотреть друг другу в глаза, немного отстранившись, что вынудило Жослина ослабить объятия. И тогда он заметил, что его дочь продолжает обнимать его за шею. От этого проявления доверия, почти нежности, на его глазах выступили слезы.

— Что ты себе напридумывала, малышка? — тихо спросил он. — Представляю, какие глупости! Ты думала, что я отвергаю тебя, потому что в тебе течет индейская кровь? Ты решила, что я тебя стыжусь. Но я знаю, почему ты ошиблась на мой счет. Не так давно ты узнала, что я твой отец, и судила меня по прошлому. Однако я столько раз пытался доставить тебе радость! Когда Тала привозила тебя в Роберваль, мне хотелось баловать тебя, покупать тебе одежду, сладости, и это был мой способ доказать тебе свою любовь. Я пообещал Лоре и Тале открыть тебе правду только тогда, когда ты станешь взрослой. Эта ситуация была деликатной, очень запутанной, поскольку твоя мать тоже хотела сохранить все в тайне.

Этой главной детали Киона не знала. Она пристально вгляделась в темные глаза отца, чтобы убедиться, что он не лжет.

— Мама говорила мне, что мой отец умер, — вздохнула она. — Я просила Великого Духа показать мне во сне моего отца. Однако я никогда тебя не видела.

Она с любопытством разглядывала Жослина, а потом улыбнулась, сначала робко. Вскоре ее лицо осветилось безграничной радостью. Он тоже не сводил с нее глаз, очарованный необычным блеском ее янтарного взгляда. Она казалась ему очаровательной, со своим бритым черепом совершенной формы, на котором уже переливались немного отросшие очень тонкие золотистые волосы, со своим задорным носиком и кожей цвета меда.

— Доченька моя, — повторил он. — Моя маленькая доченька! Ты моя гордость и радость! Я столько лет был лишен моей нежной Эрмины. Я не видел, как она росла, и до сих пор страдаю от этого. Я бы так хотел видеть тебя рядом каждый день!

— Больше не надо плакать, — возразила она. — Ты обрел Мину и меня, я очень хочу, чтобы ты был моим отцом.

— Я тебе хоть немного нравлюсь? — попытался пошутить он. — Я уже не так молод, у меня седые волосы и морщины, но я буду стараться изо всех сил, чтобы увидеть, как ты станешь красивой молодой женщиной.

— О! Ты это увидишь, — сказала Киона, словно это было признанным фактом.

Взволнованному Жослину хотелось целовать свою обретенную дочку вновь и вновь, но он сдерживал себя, боясь отпугнуть ее. Она спокойно сидела у него на коленях — это уже было маленьким чудом.

— Я бы так хотел сделать тебя счастливой, облегчить твое горе, а главное — стереть из твоей памяти все, что ты пережила в пансионе, — убежденно сказал он. — Ты должна мне столько всего объяснить, Киона! Как ты узнала правду? Когда ты рассказала об этом Мукки, Луи и девочкам? Ты также можешь мне сказать, что с тобой сделал брат Марселлен. Я отправлю его в тюрьму, все равно каким способом. И расскажи мне, почему ты сбежала вместе с пони.

Погрузившись в свои мысли, Киона опустила голову и секунду помолчала.

— В полдень, во время обеда, я увидела, что происходит у тебя дома. Луи нарушил клятву. Я испугалась наказания, особенно от Лоры. Поэтому решила вернуться в лес, к моей бабушке Одине и тете Аранк. Но меня позвал Уиатшуан. Он пел для меня, и я пришла его послушать. И здесь я уже не знала, нужно ли мне ехать дальше. Я позвала тебя, потому что уверена, что в глубине души ты совсем не злой. Ты не кричишь так громко, как Лора. И если бы я нашла бабушку Одину, возможно, она попросила бы шамана сделать мне другие амулеты. Главная монахиня, та, что остригла мне волосы, сорвала с меня ожерелье, и ко мне вернулись видения. Как только я задремала, я сразу увидела, что творилось в карцере, и это было ужасно. Там убивали детей моего народа. У меня больше нет моих волшебных амулетов. Они защищали меня от страшных картинок, которые приходят ко мне в любое время.